Майкл Коннелли - Поэт
Вероятно, таким мог быть и Бледшоу. Он сел за стол, покрытый черным пластиком. Мебель явно куплена по случаю, в состоянии «бывшая в употреблении». На поверхности стола я заметил наслоения из застарелой грязи. Сев против Бледшоу, я занял последний из предметов мебели, предназначенный для посетителей. Хозяин помещения внимательно следил за моей реакцией.
— Здесь размещалась частная клиника. Парня вышибли за аборты на поздних сроках беременности. Что касается помещения, то я просто выкупил его, и плевать на грязь или внешний вид. Работой я занимаюсь по телефону, продаю копам страховые полисы. Когда случается вести расследование, то тем более отправляюсь к клиенту сам. Сюда никто не приходит. Разве что иногда у входа появляются цветы. Полагаю, чьи-то. Наверное, так срабатывает старая телефонная книга. Почему вы не расскажете о цели визита?
Я выложил ему все, начиная с истории брата и кончая Джоном Бруксом и моей поездкой в Чикаго. Наблюдая за его полным скепсиса лицом, я понял, что могу и вылететь отсюда — секунд через десять, и прямиком сквозь дверь.
— Что за дела? Кто вас прислал?
— Никто. Только есть мнение, мое личное, что следом за мной приедут люди из ФБР, и, вероятно, уже завтра. Мне показалось, что нам лучше переговорить до этого момента. Знаете, я хорошо вас понимаю. Мой брат — это фактически я сам. Мы ведь с ним близнецы. Всегда считал, что напарники после долгой совместной службы тоже становятся как братья. Как близнецы.
На несколько секунд я замолчал. Пока лучше придержать моего козырного туза, чтобы дождаться правильного момента. Казалось, Бледшоу несколько поостыл. А возможно, его злость скоро сменится смущением.
— И что нужно от меня?
— Текст посмертной записки. Мне нужно знать, что именно Маккэффри написал в своем послании.
— Не было никакой записки. И я этого не говорил.
— А жена говорила, что записка была.
— Вот с ней и общайтесь.
— Ну нет, я предпочту разговаривать с вами. Позвольте рассказать еще кое-что. Тот, кто все это совершил, заставил каждую из своих жертв оставить записку в одну или две строки. Как именно и почему они соглашались, нам неизвестно. Но он это сделал. Всякий раз строки оказывались взятыми из стихов. Все стихотворения принадлежат одному автору: Эдгару Аллану По.
Достав из сумки компьютер, я отщелкнул замок на крышке, затем вынул книгу со стихами По и положил ее на стол так, чтобы он мог видеть название.
— Я предполагаю, вашего напарника убили. Вы вошли в комнату и сразу поняли: он застрелился. Как раз потому, что сцена выглядела именно так, чтобы поверили все, и с первого момента. В той записке должна быть строка из стихотворения. Стихи в этой книге. Готов поставить на всю пенсию вашего напарника.
Бледшоу переводил взгляд с меня на книгу, а потом опять на меня.
— Скажите, вы впрямь считали, что обязаны рискнуть положением просто для того, чтобы помочь вдове материально?
— Да уж, ты попал в самую точку. И вот куда меня занесло теперь. Дерьмоьый офис с дерьмовой лицензией на стене. И я в комнате, где тела детей вырезали из их собственных матерей. Ситуация не для благородных.
— Бросьте, всем понятно, что вашим поступком двигало настоящее благородство. В прошлый раз вы сделали то, что должны. Теперь же дело пора довести до конца.
Бледшоу отвернулся и посмотрел на стену с фотографиями. На одной из них снялись двое, он и еще один мужчина. Так они и стояли — рядом, обхватив одной рукой шею товарища. Оба улыбались. Наверное, их сфотографировали в каком-нибудь баре еще в те старые добрые времена.
— И порвана связь с горячкой, что жизнью недавно звалась, — произнес он, продолжая смотреть на снимок.
Я положил руку на лежавшую рядом книгу. Слова резанули по сердцу нам обоим.
— Вот оно. — И я раскрыл книгу.
Стихи, из которых убийца заимствовал цитаты, были отмечены закладками. Найдя страницу со стихотворением «К Анни», я отыскал то, о чем уже знал заранее, и, положив книгу обратно на стол, повернул ее к Бледшоу.
— Первая строфа.
Бледшоу начал читать, перегнувшись ко мне через стол.
О счастье! Не мучусь
Я больше, томясь,
Упорной болезнью,
И порвана связь
С горячкой, что жизнью
Недавно звалась[5].
Глава 19
Ровно в четыре часа, спеша по коридорам «Хилтона», я мысленно представлял себе, как Грег Гленн степенно идет от своего кабинета в сторону конференц-зала, чтобы поучаствовать в обсуждении очередного номера. Я знал, что если его не отловлю, то он застрянет на обсуждении, которое может затянуться и затем перейти в совещание по поводу воскресного выпуска.
Подойдя к лифту, я обратил внимание на женщину, уже ступившую внутрь одной из кабин, и быстро последовал за ней. Кнопка двенадцатого этажа оказалась нажатой. Я притулился в углу кабины и еще раз взглянул на часы. Кажется, успеваю. Совещания редакторов никогда не начинаются вовремя.
Женщина переместилась к правой стенке лифта, и между нами установилось неловкое молчание — обычный спутник двух незнакомых людей в тесной кабине лифта. Я видел неясное отражение ее лица в полированной двери. Женщина наблюдала за мигавшими по мере нашего подъема лампочками.
Она казалась очень привлекательной, и я вдруг обнаружил, что не могу отвести глаз от отражения, невзирая на опасение, что она перехватит этот нескромный взгляд. Тут же возникла обычная иллюзия, будто мой взгляд можно почувствовать. Всегда считал, что красивая женщина знает и заранее предполагает, что на нее смотрят.
Лифт остановился на двенадцатом этаже, и я немного задержался с выходом, пропуская ее вперед. Свернув налево, она направилась к холлу. Я повернул направо и пошел в сторону своего номера, силясь не обернуться, чтобы еще раз окинуть взглядом ее фигуру.
Уже подойдя к самой двери и доставая из кармана карточку ключа, я вдруг услышал легкие, приглушенные ковром звуки шагов. Обернувшись, я снова увидел ее. Женщина улыбнулась и сказала, обращаясь ко мне:
— Как обычно, свернула не туда.
— Да-а, настоящий лабиринт, — заметил я невпопад.
Подумав, как глупо прозвучали мои слова, я открыл дверь, а она прошла мимо за моей спиной.
Внезапно, уже оказавшись в дверях, я почувствовал, как кто-то ухватился за воротник пиджака и резко втолкнул меня внутрь. Сразу же другая рука залезла под пиджак, вцепившись в ремень, и я мгновенно оказался воткнутым лицом в кровать.
Сумку с компьютером я так и не бросил, опасаясь разбить прибор стоимостью две тысячи долларов. Впрочем, ее грубо вырвали из рук.
— ФБР! Вы арестованы! Не двигаться!
Одна рука продолжала держать меня за шею, а вторая нахально шарила по телу.
— Что за фигня?
Я попытался протестовать, но голос почти не пробивался через матрас.
Руки вдруг отпустили так же внезапно, как и схватили.
— Так, вставай. Продолжим.
Я перевернулся, медленно сел на кровати и посмотрел вверх. Женщина из лифта. Моя челюсть от удивления слегка отвисла. Меня взяла баба, в одиночку, да еще так легко... Оскорбленный до глубины души, я покраснел от злости.
— Не переживай. Я справлялась и не с такими жлобами, как ты.
— Лучше предъявите жетон, иначе будете иметь дело с адвокатом.
Вытащив из кармана бумажник, она раскрыла его перед моим носом.
— Тебе самому срочно нужен адвокат. Теперь возьми стул, поставь его в углу и сиди там, пока я осмотрю твою комнату. Это не займет много времени.
Ее документы здорово походили на настоящие: обычный жетон ФБР и идентификатор личности. Специальный агент Рейчел Уэллинг. Прочитав, я подумал, что ее имя напоминает нечто знакомое.
— Давай-давай, топай уже. В угол, я сказала.
— Разрешите ознакомиться с ордером на обыск.
— У тебя есть выбор? — цинично спросила она. — Топай в угол, или запру в ванной и прицеплю браслетами к сливу под раковиной. Считаю до трех.
Я встал, поволок стул в угол и сел.
— Все же, будьте любезны, разрешите взглянуть на ваш греба-ный ордер.
— Известно ли вам, что попытка использовать нецензурный лексикон есть жалкое утверждение вашего мнимого мужского приоритета?
— Ни хрена себе. Вы просто не представляете, с кем связываетесь. Где ордер?
— Мне не нужен ордер. Вы сами пригласили меня войти и позволили осмотреть комнату. А я арестую вас после того, как найду похищенную собственность.
Она отступила по направлению к двери и притворила ее, не отрывая от меня взгляда.
— В любом случае я вас не приглашал. Только попробуйте влезть в это дерьмо, и сгорите дотла, как есть. Что, действительно считаете, найдется судья, который поверит, будто я сам позволил обыскать мое жилище, зная о чьей-то похищенной собственности?
Она только рассмеялась, взглянув в мою сторону.
— Мистер Макэвой, мой рост пять футов с половиной, а вешу я сто пятнадцать фунтов. Это вместе с табельным оружием. Неужели вы полагаете, что судья поверит в вашу версию? И неужели вы предпочтете обнародовать в суде то, что я с вами сделала?
