Анна Белкина - G.O.G.R.
— Замучили… — простонал он, бессильно свесив руки вдоль туловища.
Пётр Иванович заметил, что краснянский начальник похудел: милицейская форма свисала с него пузырями.
— Добрый день! — выпалил Ежонков, не дав никому больше раскрыть рот. — СБУ! — он придвинул к курносому носу Соболева своё удостоверение агента.
Соболев в ответ икнул: видимо, у него кроме СБУ поднакопилось энное количество других серьёзных проблем.
— У нас к вам дело! — деловито продолжал Ежонков, довольный реакцией Соболева на своё удостоверение. — Скажите, знаете ли вы что-нибудь про банду из деревни Верхние Лягуши?
Ежонков сразу же задал Соболеву вопрос в лоб, и Соболев растерялся, потому что о том, что делается в Верхних Лягушах он знал очень смутно. Соболев предпочитал вообще не соваться в эти Лягуши, потому что там очень плохие дороги, а у него — новая машина…
— Я сегодня не принимаю! — Соболев попытался натянуть грозную маску и выпроводить из своего кабинета всех гостей. — И вообще, в Верхних Лягушах есть участковый — к нему и идите! Его обязанность знать всё, что твориться в Верхних Лягушах, а не моя!
— Да? — удивился Ежонков, обладая устаревшей информацией о том, что Верхние Лягуши перебиваются без милиции годами. — Мы были в Верхних Лягушах в прошлом месяце и не нашли там и следа участкового. Чего вы врёте?
— Да назначил я участкового! — плаксиво проныл Соболев, уткнувшись носом в свою столешницу. — Чего вы все от меня хотите?? Другие кофе пьют, а я тут с уфологами проклятыми воюю! У меня уже вот такая голова!
Надо же, и у этого голова «вот такая»! В чём-то раскисший Соболев смахивает на Недобежкина… Такой же издёрганный, скорее всего, замучился со «звериной порчей», которая внезапно поразила обитателей его изолятора. Кстати, о птичках… надо бы применить к этим голубчикам гипноз Ежонкова…
— Повыкидал я их всех! — проворчал Соболев, когда Пётр Иванович пожелал посетить изолятор. — Алкашня. Допились уже, совсем скозлились! Я им — слово, они мне — «БЕ!», я им — слово, они мне — «МЕ»! Чёрт, чёрт бы их подрал! Корми бесплатно, чёрт!
Да, Соболев окончательно развинтился, и в кабинете у него стоит душная жара. Хоть бы вентилятор какой подключил, а то пот с него бежит водопадами… Или хотя бы пусть снимет пиджак…
Когда же Пётр Иванович поинтересовался Переглуховыми — Соболев буркнул, что он — не учасковый — и отправил всех к лейтенанту Матвею. Серёгин был не против того, чтобы идти к лейтенанту Матвею. У Соболева, кажется, истерика, может быть, Матвей поспокойней будет? Но Ежонкова пришлось оттаскивать за уши — так уж вознамерился он применить гипноз. Соболев глазел на этого Ежонкова, как тот упирается и не хочет идти к лейтенанту Матвею, и с новой силой грыз свои бедные ногти.
Да, лейтенант Матвей, несмотря на то, что сам побывал в «чёртовых» катакомбах, был куда спокойнее начальника. Он что-то писал, сидя у себя за столом, и про Переглуховых охотно рассказал следующую историю.
Переглуховы были небедны. Они обитали в глубине села, на центральной улице в коттедже, который, как и Краснянское РОВД, был двухэтажен. Кем работал Переглухов-старший — лейтенант Матвей не вникал, опасаясь за собственное здоровье. Пётр Иванович прекрасно понимал его: порой связываться с некоторыми «деятелями науки и культуры» бывает хлопотно и очень больно. Лучше не подходить к ним вообще — целее будешь.
Госпожа Переглухова являлась домохозяйкой, и выходила из апартаментов только к гаражу, чтобы поехать в Донецк в гипермаркет. Старший сын Переглуховых давно проживал в Киеве и имел непыльную должность где-то в управлении юстиции, а вот младший… На Искандере природа отдохнула. Во-первых, он не вышел ростом — в восемнадцать лет всего метр пятьдесят семь. Во-вторых, мозгов ему тоже было отпущено не шибко: школу едва закончил, папины финансы спасли его от провала на выпускных экзаменах. В университет ДонНТУ так же попал, въехав в приёмную комиссию на родительской крупной купюре. Первый курс перебивался на взятках за зачёты, на сессии выплыл, благо Переглухов-старший подарил ДонНТУ компьютерный класс… Кроме того, Искандер был склонен к алкоголизму, частенько нализывался до веников и чёртиков, и тогда начинал буйно дебоширить, драться и портить урны и скамейки. В драках ему перепадало в глаз и в челюсть, так как бычьей силы он не имел, за искалеченные скамейки платил папа, а вот за ларёк и кражу шоколадок он получил условный срок и попал в милицейскую базу. Родство с Зайцевым у Переглуховых было весьма зыбкое: господин Переглухов приходился сводным братом матери Сергея Петровича.
Серёгин даже не знал, как ему быть. С одной стороны, обеспеченные, со связями в Управлении юстиции Переглуховы могли бы послужить отличной крышей «чёртовой банде». С другой стороны — обеспеченные Переглуховы могли просто высокомерно не общаться со сводными родственниками. А с третьей стороны — обеспеченные Переглуховы могли просто не пойти на контакт и спустить на докучливого Петра Ивановича прожорливую цепную собаку. Что делать? Сидоров настаивал на том, что нужно обязательно поехать к ним и «подпушить Ежонковым», лейтенант Матвей — опасливо предостерегал о некой скрытой угрозе и советовал к Переглуховым не соваться. Пётр Иванович был дотошен, как истинный следователь. Взвесив все «за» и «против», он постановил, что Переглуховых всё-таки, надо навестить. А осторожного Матвея мысленно отнёс к «робкому десятку» — слишком уж он осторожен, перестраховщик какой-то.
Покинув лейтенанта Матвея, Пётр Иванович Серёгин и его отряд отправились прямиком на «резиденцию» Переглуховых.
«Резиденцию» Переглуховых увидели задолго до того, как подъехали к ней. Над россыпью частных домиков собором Парижской Богоматери возвышалась двухэтажная, покрытая всевозможными надстроечками, спутниковыми антеннами и кондиционерами вилла, на крыше которой возились рабочие, пристраивая третий этаж. Обилие островерхих башенок и два мезонина, увенчанных флюгерами, придавали ей сходство с известным замком Бран, где в пятнадцатом веке гнездился кровожадный Влад Дракула. Сидоров смотрел на этот «замок» и невольно опасался, что и тут тоже гнездится кто-либо, подобный Дракуле, например, Верхнелягушинский Чёрт. К слову сказать, Переглухова-старшего зовут Владислав…
Наконец, серебристая милицейская «Деу» приблизилась к массивному кирпичному забору, что отделял «замок» Переглуховых от внешнего мира. Пётр Иванович затормозил у монолитных железных ворот, которые стеною высились метра на два с половиной и имели сверху толстую пружину из колючей проволоки. Даже ворота Сумчатого, пожалуй, уступят этим в непроницаемости… вот это родственнички у Зайцева! Возможно, они и подсуетились, подкинув последнему диплом из Киево-Могилянской академии…
Рабочие на крыше были загорелые до африканской черноты. Намотав на свои головы рубашки в виде тюрбана, они деловито укладывали кирпичи, создавая «замку» третий этаж. Всё, больше из-за забора никто ничего увидеть не мог, только, то тут, то там торчали зелёные макушки садовых деревьев с поспевающими плодами. Да, солидно, очень солидно… Подходя к задраенным воротам, Пётр Иванович подбадривал себя и убеждал в том, что Переглухов-старший, в конце концов не лев и не сожрёт… хотя, кто знает?
«Жареное солнце» нещадно палило и поджаривало макушку, а ветерок, который то и дело налетал порывами — знойный, будто бы летел из раскочегаренной духовки. В летний полдень лучше всего сидеть дома, или, на худой конец — в продутом кондиционерами офисе, а не шататься по солнцепёку, однако следствие требует жертв и они, кажется, скоро будут. Ежонков, например, едва выпростался из салона, истекая потом и обтираясь влажной салфеткой. Гипнотизёр ныл о мороженом и даже просился в бассейн, и Пётр Иванович подумал о том, как хорошо, что Недобежкин остался в РОВД, иначе Ежонков был бы уже бит и даже, чего доброго, выброшен из машины в ближайший водоём.
Серёгин обнаружил у закрытой калитки домофон и несколько раз надавил на кнопку вызова. Он ожидал услышать в ответ королевский напыщенный бас, который его прогонит, и приготовился возразить, отрекомендовавшись милицейским следователем.
— Кто там? — динамик выплюнул какой-то писклявенький взвизг жиденьким голоском и множество технических хрипов.
Пётр Иванович таки отрекомендовался милицейским следователем, и жиденький голосок стал ещё жиже, что натолкнуло на мысль о том, что Переглухов сильно испугался за нечестные доходы.
— А-ы, чем могу помочь? — совсем уж по-мышиному пропищал он где-то в глубине своего замка.
Сидоров сбоку от Серёгина даже хихикнул, развенчав миф о «Дракуле Переглухове». Вот бы ещё и «верхнелягушинского чёрта» так же развенчать — совсем хорошо будет, а то Сидоров до сих пор боится его, этого обитателя преисподней, имеющего Горящие Глаза.
