Хайд - Расселл Крейг

Хайд уже помыл посуду после завтрака, когда у входной двери залился паническим звоном колокольчик. Часы показывали семь пятнадцать – было слишком рано для Маккинли, констебля-кучера, да и не стал бы он звонить, ибо всегда дожидался Хайда у края тротуара перед домом.

Капитан поспешил в холл, распахнул уличную дверь – за порогом стояли Питер Маккендлесс и Уилли Демпстер.

– В чем дело? – спросил Хайд.

– Вам нужно проехать с нами, сэр. Приказ главного констебля Ринтула, – сказал Маккендлесс.

За Хайдом прислали не карету, а «Черную Марию» – тяжелый фургон, запряженный четверкой лошадей, в котором обычно перевозили арестантов. Внезапный вызов от начальства и неспособность – или нежелание – подчиненных объяснить, что происходит, изрядно испортили утреннее безоблачное настроение Хайда. Оно окончательно переменилось к худшему, когда через маленькое зарешеченное окошко фургона капитан увидел, куда они прибыли – к внушительному георгианскому особняку, выходящему фасадом на сады улицы Королевы.

Этот особняк был слишком хорошо знаком Хайду.

Когда они вошли, в холле, откуда наверх вели три лестничных пролета, под стеклянным куполом обнаружились целая толпа констеблей и трое слуг. Всех троих Хайд знал в лицо.

– О, капитан Хайд! – миссис Уилсон, домработница, очевидно пребывающая в ужасе и растерянности, всплеснула руками. – Кто же мог сотворить такое злодейство? Да еще с таким добрейшим, милейшим джентльменом…

Хайд озадаченно нахмурился, но лишь пробормотал в ответ что-то успокаивающее.

– Сюда, сэр, – сказал Маккендлесс и повел его во флигель через внутреннюю дверь.

Первым, кого увидел Хайд, был его друг, оказавшийся в центре всеобщего внимания. Сэмюэл Портеус в неуклюжей позе лежал навзничь на своем рабочем столе. Сорочка под расстегнутым шелковым смокингом была разорвана, грудь обнажена, смятая ткань одежды пропиталась темной кровью. Кто-то холодным оружием вскрыл Портеусу грудную клетку и живот, края обширной раны разверзлись синевато-багровым провалом. Грубая пеньковая веревка была туго обмотана вокруг его шеи, отчего изо рта уродливо вывалился распухший язык. Красивое мальчишеское лицо Портеуса было обезображено – на месте необыкновенных изумрудно-зеленых глаз зияли черно-алые дыры. Струйки крови, словно красные слезы, поблескивали на висках.

Одни и те же чудовищные увечья были нанесены в этой комнате дважды: тот, кто забрал глаза Портеуса, вырезал их и на портрете над камином. Живописная копия хозяина теперь слепо взирала с высоты на то, что творилось в его кабинете.

При виде мертвого, изувеченного друга у Хайда защемило в груди, и он невольно охнул.

Здесь его уже ждали главный констебль Ринтул и полицейский врач, доктор Аберкромби. Последний держался со своей обычной профессиональной невозмутимостью, но вот Ринтул, не привыкший бывать на местах преступлений, выглядел бледным и явно боролся с приступами тошноты.

Аберкромби кивнул капитану в знак приветствия.

– Еще одно странное убийство, Хайд, – констатировал он. – Как можно видеть невооруженным взглядом, жертву задушили, зарезали и заодно лишили глаз.

– Тройственная смерть, – пробормотал Хайд.

– Что? – переспросил Ринтул.

– Тройственная смерть, – повторил капитан. – Его убили трижды, так же, как неизвестного, повешенного над рекой Лейт.

– Увы, на сей раз жертва принадлежит к цеху Гиппократа. Он один из наших. Такое изуверство и тот факт, что он был психиатром… Как бы то ни было, надеюсь, вы не позволите зверюге, которая это сотворила, улизнуть от петли палача, сославшись на невменяемость.

– Вы думаете, его убил пациент? – уточнил Ринтул. Перед тем как задать этот вопрос полицейскому врачу, он многозначительно покосился на Хайда.

– Не в моей компетенции делать такие выводы, а в вашей, но мне представляется вполне очевидным, что это убийство совершено психически больным человеком, а доктор Портеус работал именно с такими людьми. – Аберкромби пожал плечами. – В любом случае тело нужно отправить в морг для вскрытия, и я попрошу доктора Белла заняться этим лично. Думаю, здесь нужна предельно внимательная экспертиза.

– Тут мы с вами согласны, – сказал Ринтул и кивком указал в угол комнаты.

Хайд вслед за ним перевел взгляд на стоявший там шкаф из красного дерева с выдвижными ящиками, произведение искусства в стиле эстетизма [45]. Несмотря на то что капитан видел его множество раз во время визитов к Портеусу, сейчас этот шкаф вдруг показался ему громоздким, чуждым и уродливым. Но еще больше его поразило другое – дверцы шкафа стояли распахнутыми, и взорам была явлена его тайна: чугунный сейф, стоявший внутри. Дверца сейфа тоже была открыта, и Хайд видел, что в нем ничего нет.

– Ограбление? – спросил Ринтул.

– Что?.. – Хайд воззрился на начальника с недоумением. – Ограбление? Но если это банальная кража, зачем тогда… – Он кивнул в сторону изувеченного трупа на столе. – Если из сейфа что-то забрали, то лишь для того, чтобы нас запутать или уничтожить улики, которые могли бы выдать нам личность преступника. Что бы ни привело убийцу к Сэмюэлу, это не было желание его обокрасть.

– Я так и думал, – мрачно пробормотал Ринтул и повернулся к остальным полицейским: – Джентльмены, я бы хотел поговорить с капитаном Хайдом наедине.

Аберкромби к тому времени уже ушел, а Маккендлесс и Демпстер кивнули главному констеблю и покинули кабинет Портеуса, сделав знак стоявшему у двери сержанту в униформе следовать за ними в холл.

– Сэр? – вопросительно взглянул на начальника Хайд, когда они остались одни, если не считать безмолвного присутствия мертвого доктора.

– Я понятия не имею, что делать, – начал Ринтул. – Вы ведь знали этого человека, верно?

Хайд со вздохом кивнул:

– Знал.

– Будет ли с моей стороны преувеличением сказать, что он не был для вас просто знакомым? – Ринтул взял в руки дневник в переплете из красной кожи. – Вы знаете, что это?

Хайд покачал головой.

– Детектив-сержант Маккендлесс сегодня был на утреннем дежурстве и прибыл сюда, как только поступил вызов, – снова заговорил главный констебль. – Осматривая место преступления, он нашел этот дневник и, прочитав в нем то, что можно было прочитать, счел благоразумным обратиться напрямую ко мне, хотя в ином случае первым делом ему надлежало поставить в известность вас. – Ринтул опустил взгляд на красный переплет. – Судя по всему, это был приватный дневник доктора Портеуса. Но поверялись этим страницам вовсе не размышления о личном. Доктор Портеус вел подробные записи об одном особом пациенте и о своем научно-исследовательском прожекте, которым занимался втайне от всех. Полагаю, дневник он хранил в сейфе. – Начальник полиции протянул дневник Хайду.

Тот внимательно изучил красную книжицу. Большинство страниц были вырваны, но не в спешке, а очень аккуратно, так, чтобы не осталось ни единого клочка с текстом. От изначального бумажного блока между крышками переплета сохранилось не более трети листов. Бегло просмотрев уцелевшие записи, Хайд не раз наткнулся взглядом на собственное имя – оно упоминалось там многократно. Сердце у капитана будто заледенело.

– Вырванные листы не нашли? – спросил он.

– Думаю, их вырвал и забрал с собой убийца, возможно, вместе с остальным содержимым сейфа. – Ринтул протянул руку за дневником, и Хайд его отдал. – Я успел лишь поверхностно ознакомиться с записями, – продолжил начальник полиции. – Но похоже, оставленные страницы посвящены вам и вашему лечению, которое проводил Портеус. И теперь мне нужно, чтобы вы четко и ясно изложили суть ваших взаимоотношений с покойным, а также рассказали о той проблеме, которая вас к нему привела.

– Понимаю, – кивнул Хайд. Он снова посмотрел на своего мертвого друга и врача; холод в груди не собирался исчезать. – Я обратился к Сэмюэлу из-за провалов в памяти. Порой мне не удавалось вспомнить о том, что я делал и где находился в течение кратких – иногда даже очень кратких – промежутков времени. Помимо этого, мне снились сны, которые подчас становились причиной сильного нервного напряжения – как умственного, так и физического. Я страдал от этих симптомов в отрочестве и в ранней молодости, затем они надолго исчезли, но в последние несколько лет вернулись. Сэмюэл диагностировал у меня эпилепсию и назначил курс лечения. Это все.