Урс Маннхарт - Рысь
— Только не сноуборд! Лучше помоги мне перетащить вещи из багажника.
— Из багажника? — удивился Вакернагель. — С каких это пор ты обзавелся машиной?
— С давних, — ответил Марк. — «Опель корса». Хоть и без техосмотра, зато очень клевый. Придется на него еще немного потратиться — свечи, может, поменять.
Такие подробности Вакернагеля, похоже, не интересовали.
Марк глянул в сторону скрытой за елями парковки.
— Может, мама еще сегодня с отцом переговорит, — задумчиво произнес он. — Не знаю.
Самому Марку в это не верилось, однако ему хотелось намекнуть Вакернагелю, что он тут, возможно, и ненадолго.
— Насколько мне известно, разговоры с твоим отцом — вещь нелегкая.
Райнер Вакернагель снова склонился над планами ландшафтного дизайнера и задумался.
— А не хочешь ли у меня поработать? В моем природном парке.
— В природном парке? — переспросил Марк.
Райнер Вакернагель ковал, пока горячо.
— Я тебе про него при случае расскажу, но, если у нас все сложится, и ты согласишься, можешь взамен рассчитывать на стол и кров. Хотя мне еще надо подумать. Ты пока переноси вещи из «опеля».
Не зная, бояться ему грядущей работы или радоваться, Марк поблагодарил Вакернагеля за доверие.
Когда он проносил мимо Вакернагеля первую сумку, тот жестом остановил его.
— И когда будет время, расскажешь мне, что ты там с театром задумал.
— Что задумал? — спросил Марк, поставив сумку на соседний столик. — Играть, — нерешительно добавил он. — Хочу быть другим, а не оставаться все время самим собой.
Райнер Вакернагель пристально взглянул на него.
— Ты мне об этом потом расскажешь, не сейчас. Относи вещи к Соне в комнату и… — Вакернагель снова склонился над планами.
— Потом, — тихо повторил он. — Когда придумаешь ответ получше.
22
Левой рукой Альфред Хуггенбергер держал руль, правой — рычаг переключения передач. И не сводил глаз с машины с антенной на крыше, что ехала в ста метрах перед ним.
Хуггенбергер ухмылялся. Если Глуцу действительно удалось подстрелить рысь у Низена, о чем общинный секретарь Таннер рассказал ему в «Тунгельхорне», значит, пора двигаться дальше, переходить к радикальным мерам. Теперь он не только проткнет колеса.
Хуггенбергер был в прекрасном настроении. И изрядно пьян. На этот раз он и впрямь сыграл с Максом Пульвером в ясс,[15] чтобы снять раздражение после разговора с отцом. Он сунул отцу под нос два предложения от профессиональных установщиков ограждений. Но старый Хуггенбергер лишь осведомился о цене и заявил, что забор они будут ставить сами. А это означало дополнительное рабочее время. Несчетные часы, которые Хуггенбергеру хотелось провести в поисках рыси.
Поиски эти, однако, не будут продолжительными — на сидении ехавшей впереди него машины Хуггенбергер видел карты зоологов. Он был уверен, что на этих картах обозначены различные лежбища рысей. Когда он узнает, где любят отлеживаться эти твари, ему останется лишь запастись терпением. Причем тогда он подстрелит не просто рысь, а рысь с передатчиком. И первые полосы всех швейцарских газет ему обеспечены. Он уже представлял, что сидит в «Тунгельхорне» за одним столом с Фенил ером, Таннером, Пульвером, Бюхи и, быть может, поверженным Рустерхольцем и, потягивая пивко, внезапно натыкается на статью в «Блике» о нем и его рыси.
Когда машина с антенной на крыше свернула на Вайсенбах, Хуггенбергер поддал газу, чтобы не потерять ее из виду. Однако она уже скрылась за домами. Он не хотел бросаться в глаза, поэтому не стал поворачивать там же. Оставшись на главной дороге, он сбросил скорость и оказался как раз на нужной высоте, чтобы увидеть, как преследуемая им машина заехала на парковку. В Вайсенбахе Хуггенбергер не ориентировался. Однако знал сыродельню Оскара Боненблуста, продукция которой славилась по всей Зимментальской долине. И знал гравийную площадку, на которой припарковался почтальонский «фиат».
Чтобы скоротать время, Альфред Хуггенбергер отправился в неизвестное ему прежде заведение «Лошадка», выдул три кружки пива, хлопал по чьим-то плечам, жал чьи-то руки, курил чужие «Мэри Лонг» и любовался женскими прелестями — даже если речь шла всего лишь о предплечьях, выступающих из-под коротких рукавов и неглубоком вырезе у хозяйки с заячьим личиком.
Выйдя на улицу, он подошел к своей машине, расстегнул ширинку и мощной струей полил парковку пивом. После чего сел в машину и поехал к сыродельне Оскара Боненблуста. В некоторых окнах еще горел свет, но большинство людей уже спало. Не доезжая сыродельни, Хуггенбергер заметил не менее четырех машин с большими антеннами на крышах.
Широкий выбор, подумал Хуггенбергер и так припарковался на гравийной площадке, чтобы можно было сразу уехать. Посветил фонариком в салоны мантии. В каждой лежало по нескольку карт. Хуггенбергер выбрал маленькую «панду». У нее стекла наверняка тоньше, чем у остальных. Разбить камнем окно правой дверцы оказалось проще простого. Хуггенбергер торопливо схватил стопку карт и испугался включившегося света. Свет загорелся над крыльцом семьи Цуллигеров. Через несколько секунд раскрылась дверь, и сонный Ханс Цуллигер появился на улице в ночной рубашке до колен. Он тут же разглядел машину Хуггенбергера, бросилось в глаза разбитое стекло. Цуллигер инстинктивно попытался задержать преступника. Но Хуггенбергер, второпях порезавшийся об осколки, уже сжимал руль окровавленными руками. Скрипнули шины. И прежде чем хозяин дома успел запомнить номера, автомобиль Хуггенбергера исчез за углом.
В несвойственном ему возбуждении Ханс Цуллигер взбежал по лестнице мимо зреющего сыра и замороженного кала и забарабанил в дверь зоологов.
Вернувшись домой в Хаммершванд и протрезвев, Альфред Хуггенбергер нашел в стопке карт ту, на которой был обозначен Лауэнен, и принялся изучать линии, прочерченные карандашом в Лауэнентальской долине. На карте таких линий было множество, одни шли параллельно, другие пересекались. Хуггенбергер задумался, что бы они могли означать. Он был сбит с толку тем, что нигде не было кружка, или крестика, или какой-нибудь пометки, однозначно определявшей местоположение рыси.
И нигде не было дат, что расстроило его больше всего. Ему не хотелось идти в лес и ждать там, где три месяца назад пробегала рысь. Он явно поступил опрометчиво. Наверно, последняя кружка все-таки была лишней.
Но почему — и главное — как удалось Глуцу подстрелить рысь? Причем, судя по словам Таннера, совсем не напрягаясь. Глуц наверняка сказал бы ему, в каком ущелье бросил мертвую жертву. Но теперь об этом знал Таннер. Тайное станет явным.
Хуггенбергер утешал себя: зато зоологам придется покупать новые карты и вставлять стекло.
А чтобы выиграть пари, ему, наверно-таки, понадобится помощь фон Кенеля. Его овечки для приманки.
23
После кражи карт, зоологи каждый день ждали известий об убитой рыси. Хотя на картах и было множество ничего не значащих карандашных линий, но были там и линии, обозначавшие предполагаемые лежбища Раи в Хольцерсфлуэ и Милы у Берентритта — с точностью до гектара указывавшие те участки, с которых обе самки в первые недели после родов будут отлучаться лишь на охоту: не дальше четырех-пяти километров.
После разбитого стекла никто больше не оставлял на ночь карт в машине. Даже дверь в квартиру они теперь вечером запирали. Геллерт добавил на край карты еще одну черную булавку — ожидавшую, когда ее воткнут в определенное место. Цуллигеровское описание преступника мало чем помогло, спросонья Ханс запомнил лишь статную фигуру. Цуллигер хотел отвезти кровь, оставшуюся на стекле, в больтигенскую полицию. Однако тамошний полицейский отсоветовал. Бессмысленно проводить анализ крови, когда нет ни одного подозреваемого. Цуллигер злился, что никто не может найти такого негодяя, Штальдер и Геллерт поблагодарили его за содействие и пригласили хозяйскую семью на ужин.
Северная болория замерла на подоконнике, Ник Штальдер штудировал в своей комнате научные труды, а босоногий Беньямин Геллерт в одиночестве сидел в гостиной за столом, на который вечернее солнце отбрасывало тени оконных рам. Оставив шерстяные носки, рюкзак, ручную антенну и приемник у стола, Геллерт отправился на кухню, налил в стакан сиропа «Пингу», разбавил его водой, сделал глоток, задумчиво поиграл лейкопластырями, из под которых проступали ссадины на ладонях и пальцах, и снова взял в руки лежавший на столе ошейник с передатчиком. Тот был разрезан пополам, его нашли под обрывом у Низена, в четырехстах метрах над Виммисом. Ошейник разрезали так, что контакт между аккумулятором и передатчиком остался цел.
Юли, с которой сняли этот ошейник, не было и следа.
Геллерт хотел поближе подобраться к Юле в надежде наконец-то провести трехточечную пеленгацию, чтобы потом легче было маркировать детенышей, подошел к обрыву и отважился на восхождение, во время которого — ссадины он приобрел еще до этого — внезапно уловил столь отчетливый сигнал, что рысь должна была стоять перед ним. Сделав следующий шаг, он наступил на ошейник.
