Т. Паркер - Маленький Сайгон
Дьен откинулся назад и посмотрел на занавеску. Через несколько секунд появился официант с чайным прибором на двоих. Дьен затянулся сигаретой, втянув дряблые щеки.
— Очень тонкий вопрос, мистер Фрай. Видите ли, в Маленьком Сайгоне ничего не происходит само по себе. Мы — тесная община, поэтому одно неизбежно касается другого. На всей земле вы не найдете более стойких антикоммунистов, нежели вьетнамские беженцы. Они видели весь этот ужас. Поэтому все здесь кажется политизированным. Каждый шепот и каждый вздох. В прошлом году владельца одной газеты сожгли только за то, что он поместил рекламу, которая кому-то показалась прокоммунистической. А до этого одного из лидеров общины застрелили за то, что он упомянул в интервью о том, что признает Ханойский режим. Его слова были неправильно истолкованы, но это не спасло его живот от пуль. Не так давно в Сан-Франциско убили одного редактора и его супругу за социалистическую направленность их журнала. События, происходящие в Маленьком Сайгоне, мистер Фрай, могут быть чрезвычайно неуловимы, если речь идет о полковнике Тхаке.
— Понимаю.
— Я объясняю вам это, чтобы стало понятней, почему я так осторожен в том, что касается Зуана и Ли. Сейчас мы столкнулись с ужасной дилеммой. Если поверить, что некие заокеанские агенты творят здесь террор, — положим, это так, — то любые слова могут быть взрывоопасны, как бомба. Если же предположить, что похищение Ли было предпринято элементами, желающими… отвлечь внимание на коммунистов, то скептические суждения могут кое-кому стоить жизни. Итак, отсюда видна разница между тем, что люди предполагают, и тем, что говорят.
— А что предполагаете вы?
— Мои слова появятся в газете?
— Нет.
Дьен отпил чаю и стряхнул пепел.
— Я уверен, что это сделал Ханой. Я уверен, что это они организовали террор, чтобы сломить наш дух. Я уверен, что за всем, что случилось, стоит полковник Тхак.
Фрай обдумал услышанное и сказал:
— Но по телевидению и в газетах вы заявили совсем другое.
Дьен кивнул.
— Я никогда не сказал бы по телевидению то, что говорю вам. Прежде всего, это слишком взрывоопасно. Это порождает дополнительный страх. Во-вторых, этого я не могу доказать. В-третьих, если истинные похитители использовали… метод Тхака, чтобы создать видимость, что за этим делом стоит он, то я попался бы прямо на их удочку.
— Но что, если Тхак действительно стоит за этими преступлениями, а вы молчите?
Дьен закурил еще одну сигарету.
— Ради моего народа, живущего здесь, я должен быть сдержаннее. Я пытаюсь… смягчить, успокоить, предотвратить накал страстей. И в то же самое время, мистер Фрай, у меня есть возможности. Я располагаю двенадцатью очень преданными мне бойцами — натренированными, умными людьми. За исключением двоих, стоящих перед моим домом, и двоих здесь у этой занавески, они весь день проводят на улицах, каждый день, они ищут Ли. Они расспрашивают, разговаривают с людьми. И докладывают мне обо всем.
— И что вам удалось узнать?
Генерал раздраженно посмотрел на Фрая. И направил на него сигарету.
— Не скажу, если вы ведете себя или столь вызывающе, или столь бестактно.
— Бестактно. И нетерпеливо. Вы узнали что-нибудь существенное о Ли или о Тхаке?
Дьен откинулся на спинку стула и кивнул.
— Существенное — да, но… весьма косвенное. Мои люди в Ханое сообщили мне, что в последнее время полковник Тхак был сильно занят и вел себя очень таинственно. Редко бывал в разъездах. Почти все дни проводил в своей квартире с несколькими помощниками. Все говорит о том, что он готовит какую-то операцию.
— Вы обращались в ФБР?
— И получил оскорбления вместо благодарности. Юрисдикция ФБР не распространяется на Азию, у них нет экспертов по этому региону. Кроме того, невозможно помогать такому олуху, как Альберт Виггинс — он отвергает любую помощь. Однако тот факт, что ФБР не будет заниматься Тхаком, в данный момент нам только на руку. Они по-своему поступают наилучшим образом. Было бы великой глупостью сеять смуту в Маленьком Сайгоне. Я хочу только одного — чтобы они прислали сюда побольше своих людей и поплотней занялись здесь своей работой. Когда к поискам подключится достаточное количество народа, обнаружение Ли станет лишь делом времени. Виггинс и четверо его подчиненных плюс пара старших офицеров, сообщающихся с местной полицией? Этого явно недостаточно. Во всяком случае, против людей Тхака.
Фрай посмотрел на двоих охранников у занавески, неподвижных, точно статуи. Дьен налил еще чаю.
— А ваш брат? У него есть успехи?
— Кое-какие. Он располагает немногим больше, чем вы.
Дьен посмотрел в сторону занавески, потом на Фрая.
— Я глубоко сожалею, что ваш брат относится ко мне без должного уважения.
— В чем-то он порой бывает слеп.
Дьен вздохнул.
— Долгие годы я финансировал движение сопротивления во Вьетнаме. Главным образом, из собственного кармана. Три года тому назад маленькая группа моих людей, борющихся за свободу там, на родине, была зверски убита полковником Тхаком. Одним из парней был мой приемный сын. Тхак выставил их головы на шестах. И прислал фотографии сюда, в Маленький Сайгон. Именно тогда, мистер Фрай, я и решил, что моему участию в войне подошел конец. — Генерал вздохнул. Казалось, он еще сильнее вжался в воротник. — Я покидал Вьетнам с огромной грустью и почти без надежды. Здесь, в этой стране, вокруг меня сплотился мой народ. Они просили меня продолжить борьбу. Просили быть их спасителем. Войдите на секунду в мое положение, мистер Фрай, и представьте, каков был бы ваш ответ. Я могу честно сказать: я устал. Я могу честно сказать, что люблю Вьетнам всем сердцем. Однако нельзя вечно бороться. Наступает момент, если вы живой человек, когда просто принимаешь изгнание, и после этого все начинаешь сызнова. Последние три года я старался укрепить мой народ изнутри. Для Беннета и Ли Фрай я, возможно, трус. Но в душе я считаю, что боролся честно и долго, а сейчас я склоняюсь к миру. Америка — наше будущее. Я стараюсь пустить здесь новые корни. Я не сдался, я просто устал. А презрительное отношение вашего брата причиняет мне боль.
— Мы с ним это не обсуждали.
Дьен махнул рукой.
— Я слишком стар, чтобы придавать большое значение мнениям молодежи. Я помогаю своему народу чем могу. Я в мире с самим собой. Война — это для молодых. И если честно, мистер Фрай, я не жду нашей победы во Вьетнаме. Сопротивление слишком малочисленно. У него нет поддержки. Ханой очень, очень силен. Мы проиграли. Но жизнь вокруг продолжается. Что нам делать: войти в эту жизнь, или ждать дней, которые никогда не наступят? Я решил помогать людям здесь, где я нужен. — Фрай заметил, что старик весь дрожит. — Я разболтался. Еще один старческий грешок. Теперь вы знаете, что я думаю об этом воинственном городе. Вы, кажется, упоминали о моей возможной помощи в каком-то более конкретном деле? Прошу, говорите.
Фрай посмотрел на старческое лицо человека, сидевшего перед ним: грустные, увлажнившиеся глаза. Ощущение, которое сейчас испытывал Фрай, было сродни тому, что возникло на гребне той волны у Скалистого мыса, когда он смотрел вниз с головокружительной высоты. Отступать было некуда. Тебе страшно. Тебе хочется зажмурить глаза. Но ты должен это сделать.
— В понедельник, на следующий день после похищения, в Маленьком Сайгоне видели какого-то американца. С темными вьющимися волосами. Носит усы. Приятной наружности. Вы его заметили?
Дьен вымученно улыбнулся.
— Я не знаю всего, что здесь происходит, мистер Фрай. Вы преувеличиваете мои возможности. Но продолжайте. Что делал этот человек?
— Он зашел в ресторан Фо Дина и спросил Хан Лока и «Смуглолицых». Хотел с ними поговорить. Сказал Локу, что его брат Дак попал в беду. Обещал Локу, что Дак останется… невредимым… если Лок окажет ему одну небольшую услугу. Лок испугался и согласился. Услуга состояла в том, чтобы похитить из моего дома небольшую коробку. Лок украл ее и передал этому человеку, но тот так и не выручил Дака из беды. Я не удивился бы, узнав, что его уже нет в живых. Как вы это прокомментируете, генерал?
— Мне трудно об этом судить, мистер Фрай. Я впервые слышу об этом от вас. Но продолжайте, это занятно.
— Дальше еще интереснее. Лок, похитив коробку из моего дома, везет ее в Вестминстер-Парк, чтобы выполнить уговор до конца. Было условлено, что он оставит ее в мужском туалете. О, генерал, теперь я вспомнил, как зовут этого человека! Лоуренс. Лоуренс — вам что-нибудь говорит это имя?
На лице Дьена не было никакого выражения. Фрай неотступно держал на нем свой взгляд.
— Я знаю многих по имени Лоуренс. А как его фамилия?
— Пока не знаю. Локу он ее не назвал. И знаете, что случилось потом?
Переломный момент наступил, подумал Фрай.
Дьен покачал головой. Он плотно сжал тонкие губы и пускал из ноздрей дым. Быстро взглянул на своих людей у занавески.
