Дэвид Моррелл - Тотем
— Как ты говорил о тех собаках, что живут в горах? Что там у них: психическое животное поведение? — спросил Слотер.
На мгновение воцарилась тишина.
— Да-а. Из долины ведут всего две дороги, — сказал Оуэнз. — Вокруг нас горы, поэтому вирус локализован. Но почему до сих пор его никто не распознал?
— Потому что, насколько мне помнится, пока никто не проходил на него проверки. Вполне возможно, что ранчеро пристрелили нескольких собак, зарыли трупы и на этом успокоились. У вас была хоть одна возможность взглянуть на бешеных псов?
Оуэнз покачал головой.
— Ну вот, теперь она появилась. Глядите.
— Но в пятницу вечером ты же говорил мне, что они кусают людей, — вступил Слотер. — Значит, люди должны были приходить, чтобы лечиться, и следуя вашей логике, лечение должно было лишь усугублять болезнь.
— И они действительно приходили лечиться, и проблем не возникало. Просто те собаки, что их кусали, не были заражены вирусом, или же вирус к тому времени недостаточно мутировал. Это не возражение предложенной мною модели.
— Но вирус настолько силен и распространяется с такой скоростью, что к сегодняшнему дню по идее все должны были бы им заразиться.
— Не думаю. Происшедшие случаи практически все смертельны. Не думаю, что кто-нибудь смог выжить, как животные, так и люди. Мы еще не изучали длительных последствий вируса. Вполне возможно, что наблюдается определенный спад. Но пока сказать что-либо конкретное трудно.
— Но почему же вирус проявился в городе именно сейчас?
— Ты можешь об этом догадаться ничуть не хуже меня. Ведь достаточно, чтобы одна-единственная собака забрела в город… Но я на самом деле считаю, что причина несколько иная. Не забывай, что зима выдалась трудная. Поэтому зараженные звери стали покидать свои исхоженные охотничьи тропы и спускаться в долину. Это одна версия. Вполне возможно, что неверная. Но в конце концов так хоть что-то объяснится. Для нас стало, например, ясно, что жертвы вируса ведут ночной образ жизни. Поэтому столько бед творится именно по ночам. Зараженные днем спят и прячутся. Ночью начинают выползать, но полная луна действует на них не лучшим образом. Вот почему мальчик так рычал: луна светила в окна верхнего этажа…
— Еще одно. Мы знаем, что друг для друга они не опасны, — сказал Оуэнз. — Стоило мне поместить вместе нескольких мышей, как они моментально перестали друг на друга реагировать, но ворчали на свет и бросались на стекло.
Слотер вспомнил тени, которые видел возле амбара этой ночью.
— Вы имеете в виду, что они охотятся стаями?
— Не обязательно, но вполне возможно.
— Но что их заставляет объединяться в стаи?
— Послушайте, вирус делает так, что контроль за всеми действиями данного организма берет на себя продолговатый мозг, и жертвы начинают вести себя так, как вели себя животные сотни тысяч лет назад. Охотиться стаями для них было естественно и необходимо. Таков был закон выживания. Одиночка, по крайней мере человек, был тогда довольно редким зверем.
66
Оно стояло в горах — высоко в горах — и смотрело на линию вечных снегов. Начал разгораться свет, оно подняло руку к глазам и тут увидело, как к нему приближаются оленьи рога и поняло, что наконец-то оно дома.
67
Слотер стоял потрясенный и онемевший. Коди, мужчина, обнаруживший вчера мальчика в поместье и покусанный им, рычал и старался выбраться из пут, привязывающих его к кровати. Его горло было тщательно забинтовано, и рана, конечно, могла объяснить хриплые нечеловеческие звуки, им издаваемые, но Слотер понимал, что дело тут не в глубине пореза. Нет, тут за работу взялся вирус, и, хотя кровать была обита так, что Коди вряд ли мог бы причинить себе вред, ярость, с которой он бился, могла вскоре принести результаты. Человек здорово смахивал на помешанного, и Слотер в очередной раз вспомнил слова Аккума о безумии луны.
— Это, конечно, лишь предположение, — сказал он стоящему рядом санитару, — но если вы выключите — попробуйте, попробуйте — свет, то вполне возможно, пациент успокоится.
Даже сквозь окошечко Слотер чувствовал, как рычание терзает его душу. Пена, капавшая на бинты, вызывала тошноту. Вдруг рычание и дерганье стали особенно яростными. Коди старался так развернуть голову, чтобы перегрызть ближайшую к нему лямку.
— Не могу на это смотреть.
Сглотнув, он посмотрел в сторону Мардж, которая ждала его в дальнем конце коридора. Она смотрела в другое окошечко. Слотер знал, что в той палате находится мать умершего мальчика и прежде, чем медленно двинуться в ту сторону, он кинул последний взгляд на Коди.
— Привет, Мардж, — сказал он, прекрасно понимая, что она должна сейчас чувствовать, и поцеловал ее.
Но она лишь смотрела и смотрела в стекло. Слотер наблюдал за ней.
— Я пытался звонить, но тебя не было дома.
Женщина не ответила.
— Мардж, я…
— Натан, я ее ударила. Понимаешь, больше ничего не оставалось. И я не собиралась бить так сильно. Она…
— Успокойся.
— Но у нее трещина в черепе.
— Я знаю. И все-таки — успокойся. Ты сделала то, что должна была сделать. Эта женщина останется жива. Остальное не имеет значения, врачи просто не знают, как ее дальше лечить. — Он взял Мардж за руку.
Он взглянул на женщину, которая в бессознательном состоянии была привязана к постели, на голове ее белела повязка, в руку была воткнута игла, от которой шла резиновая трубка, присоединенная к перевернутой донышком вверх бутылочке для внутривенных вливаний.
Мардж зарыдала, и Слотер прижал ее к себе.
— Ну, ну… Почему бы тебе не отправиться домой, а, Мардж? Пожалуйста. Тебе здесь абсолютно нечего делать. Помочь ты ничем не можешь, так что… Если что случится, тебе обязательно сообщат…
— А ты со мной поедешь?
— Ты ведь прекрасно знаешь, что мне бы очень этого хотелось…
— Но ты не можешь.
— И это тебе известно. Единственное, чего бы мне хотелось, это остаться с тобой, но я боюсь того, что может произойти.
— Ну всего на часок? Тебе ведь тоже нужно отдыхать.
— Я тебе разве ничего не рассказывал? Я ведь стараюсь побить рекорд: сколько человек может обходиться без сна.
Но женщина почему-то не рассмеялась.
— Мардж, мне бы хотелось, чтобы ты поняла. Я ведь знаю, что тебе тяжело.
Она изучала его лицо.
— Я знаю, что если бы у тебя был выбор, ты бы поступила иначе. Эта женщина чуть не убила своего мужа. Так что ты была на высоте. Не беспокойся. Ты чересчур близко к сердцу воспринимаешь любую…
— Спасибо. И все-таки не легче. — Она отвернулась к окну.
— Отправляйся домой. Пожалуйста. Ты ведь прекрасно знаешь, что я тебе буду сообщать обо всем, что тут происходит.
— Я боюсь, Натан, боюсь.
— Прекрати. Я провожу тебя.
Он поцеловал ее. Затем коснулся ее руки, и Мардж ответила на пожатие. Они пошли по коридору. Проходя мимо палаты Коди, Слотер отвернулся. Дойдя до угла, Мардж оглянулась на окна, выходящие в коридор, и стала спускаться по лестнице. Натан коснулся ее волос и стал смотреть, как она идет к парковке.
“Чудесная, измученная женщина, — думал он. — Поднимая бейсбольную биту, она, должно быть, испытывала жесточайшие муки”. Слотер помахал ей на прощание, но, проезжая мимо, Мардж, видимо, была столь убита горем, что лишь кивнула в ответ, и прежде, чем отправиться к телефону, находящемуся в комнате для сестер, он на мгновение остановился возле двери, в нерешительности, но…
68
— Слотер? Боже мой, восемь утра. Неужели нельзя подождать более приличного часа?
— Нет, надо поговорить сейчас же.
— Ох ты, черт побери, нет, правда, Слотер…
— Это очень серьезно. У нас осталось не так много времени.
На линии воцарилось непродолжительное молчание.
— Ну, хорошо. Увидимся через час в редакции. Но пусть лучше твоя причина окажется уважительной.
— На этот счет можешь не беспокоиться, — заверил Натан. — Ты потом еще пожалеешь, что она настолько серьезна.
— Я уже жалею.
Слотер нахмурился и повесил трубку. Он думал о том, что за все те годы, что он здесь живет, ни разу не был у Парсонза в доме, а потом о том, почему именно сейчас, когда от важных дел трещит голова, думает об этом. Тут же пришла в голову мысль, что все это из-за политических игр, в которые Парсонз так любит играть. Этот человек держит своих подчиненных вдали от своего дома, потому что хочет отгородиться от них, показать, что дружбой тут и не пахнет. Тем самым он их как бы устрашает. Но Слотеру по большому счету было на это наплевать. Он никогда особо Парсонза не боялся, хотя, говоря по правде, ему было бы неплохо быть с ним в нормальных отношениях, чтобы не полететь с работы. Обуреваемый подобными мыслями, Натан поехал в участок, где, несмотря на раннее утро, уже вовсю раздавались звонки: люди сообщали о каких-то непонятных фигурах, крадущихся по темным закоулкам и садам, растерзанных кошках, собаках и коровах, о пропавших людях. “Ну, что же, начало неплохое, — решил Натан. — То ли еще будет”. Затем он попытался отгородиться от всего и привести себя в порядок в мужском туалете: вымыться, сменить пропотевшую рубашку на чистую, которую он на всякий случай всегда держал в ящике письменного стола. Нет, Парсонзу это не понравится. Он уже на пятнадцать минут опаздывал, и Слотеру пришлось сидеть перед запертыми дверьми “Поттерз Филд Газетт”. Наконец показался хозяин в спортивной рубашке и нейлоновых, слаксах.
