Анри Лёвенбрюк - Соборы пустоты
— Тут нужны веские доказательства, Сандрина.
— Да. Вот поэтому-то мне и необходима твоя помощь. Я убеждена, что «Summa Perfectionis» есть что скрывать.
— А что именно ты хочешь доказать?
— Прежде всего, я полагаю, что МФП позволил многим западным компаниям по сей день сохранять господство над природными богатствами стран Commonwealth,[53] которым обладала Британская империя. Только представь себе, что спустя полвека после своего возникновения этот фонд контролирует более десяти процентов земной поверхности. Я также считаю, что МФП при посредничестве «Summa Perfectionis» осуществляет биоразведку в зонах, которые он якобы охраняет.
— Биоразведку?
— Да. Африканские недра изобилуют ценным сырьем. Сюда следует отнести и растения, которые в будущем могут применяться в фармацевтической промышленности…
Ари снял наушники. Конец записи не давал ничего нового. Сандрина Мани рассказывала коллеге о том, как она добыла все эти сведения, о документах, которые она нашла, и о своих контактах с некоторыми представителями африканских стран…
За окном со скоростью двести восемьдесят километров в час проносились бескрайние сельские просторы Франции. Ари достал из кармана блокнот, перечитал свои заметки и заполнил оставшиеся пробелы. Затем вернулся назад, просмотрел свои записи за последние дни. И наконец дважды перечитал все целиком.
Вот тут-то одна деталь бросилась ему в глаза.
Улыбка промелькнула у него на губах. Он перешел от одной страницы к другой и сравнил две записи. Первое: «Инициалы Ж. Л. под звонком — логово Доктора. Еще один псевд.?» Вторая: «Жан Лалу — основатель МФП, искать инфу».
Ж. Л. Жан Лалу.
Это не простое совпадение! Все настолько очевидно, что должно было броситься ему в глаза гораздо раньше.
Ари немедленно схватил мобильный. Уединившись в тамбуре, он дождался, пока телефон оказался в зоне доступа Сети.
— Ирис? Это я.
— Ты все еще в Швейцарии?
— В поезде. Я возвращаюсь в Париж. Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня поискала.
— Я еще не в конторе. Ты на часы смотрел?
— Тогда, лентяйка, марш на работу и поищи-ка мне сведения о некоем Жане Лалу.
— Ну ты обнаглел!
— Речь об одном из двух основателей МФП. Почему-то мне кажется, что это наш Доктор… А если так, то, возможно, это даже его настоящее имя.
— О’кей. Позвоню тебе, как только что-нибудь узнаю.
— Спасибо, моя красавица.
Ари отсоединился и тут же набрал номер Мари Линч. Пусть поищет, не упоминается ли Жан Лалу в документах ее отца.
После нескольких звонков включился автоответчик. Ари не стал оставлять сообщение. В такую рань она наверняка еще спит. Накануне Мари говорила ему, что собирается на вечеринку… Когда проснется, увидит, что он ей звонил.
Аналитик вернулся на свое место. Он испытывал привычное возбуждение: части головоломки вставали на свои места. Постепенно враг обретал лицо и имя.
50
Легенда гласит, будто мне понадобилось около тридцати лет, дабы проникнуть в скрытый смысл манускрипта, полученного в 1358 году. Разумеется, это ложь. Но, признаться, у меня ушло несколько месяцев, чтобы хоть немного разобраться в нем.
Книга, подаренная мне юным Готье, представляла собой сорок четыре листа пергамента, то есть восемьдесят восемь страниц, переплетенных в плохо выделанную даже для того времени коричневую кожу. Пергаменты тоже были неважного качества и не все одного размера. По-видимому, автор покупал их в разное время, и рукопись состояла из текстов, написанных с большими промежутками.
Я насчитал более двухсот пятидесяти рисунков и схем и множество сопровождающих их текстов. Все эти надписи были выполнены вполне заурядным почерком и на пикардийском языке. И вот, не сумев ничего разузнать об авторе, на основании его имени и языка я сделал вывод, что он — уроженец деревни Онкур-на-Шельде в Пикардии.
Судя по всему, рисунки были сделаны во время странствий Виллара по Европе. Тут и архитектурные сооружения, геометрические фигуры, мифические персонажи, религиозные сцены, строительные чертежи, символические и эзотерические наброски.
Так что полученная мною рукопись на первый взгляд представляла собой путевой дневник странствующего строителя. Но, приглядевшись к ней поближе, я быстро понял, что в ней скрывается нечто большее. Вскоре я убедился, что манускрипт Виллара из Онкура в действительности — немой страж немыслимого сокровища…
51
Ари сошел на перрон и по пути к привокзальной парковке снова попытался дозвониться до Мари Линч. Но и на этот раз услышал автоответчик. Ее молчание беспокоило его все больше и больше.
Чутье подсказывало ему: в истории этой молодой женщины концы с концами не сходятся. С самого начала ему пришло в голову, а не скрывает ли она какую-то тайну. Как-то не верилось, что она по чистой случайности одновременно с ним оказалась на улице Монморанси. Впрочем, когда он приходил в квартиру ее отца, не похоже было, что она чего-то не договаривает. Ему не терпелось выяснить с ней отношения. А возможно, просто хотелось ее увидеть. А то, что она не отвечала на звонки, только распаляло его желание.
Он вошел в один из лифтов, ведущих к парковке. Спустившись на четвертый подземный этаж и заслышав томные и сладкие звуки скрипок, разносившиеся между рядами, он не сдержал улыбки. Кто-то однажды провел исследование, доказывавшее, что число изнасилований на парковках снижается, когда там передают этакую слащавую музыку. Маккензи вынужден был признать, что нужно иметь чертовски извращенное либидо, чтобы испытать возбуждение от игры Андре Рье. Он сел в свой кабриолет MG-B и тронулся с места, немедленно включив автомагнитолу на полную мощность.
Заиграла кассета с любимыми песнями, не сменяемая уже года два, так что ничего другого в машине Ари и не слушал. Из гнусавых динамиков, словно предостережение водителю, раздался голос Джона Фогерти:
I see the bad moon rising
I see trouble on the way
I see earthquakes and lightnin’
I see bad times today.[54]
Маккензи опустил верх, включил задний ход и вывел свою старую англичанку из длинного ряда машин. Жизнерадостный рев «Криденс клиэруотер ривайвал», перекрывая шум мотора, предпринял отчаянную попытку заглушить чопорный скрипичный вальс.
Выбравшись с парковки, Ари поехал прямо к площади Насьон в дрожащих испарениях парижской жары. На полпути он почувствовал, что в кармане вибрирует мобильный. Он надел хендс-фри и ответил на вызов Ирис Мишот.
— У меня одна хорошая новость и одна плохая, — объявила она.
— Сначала давай хорошую.
— Это и вправду он. Жан Лалу и есть Доктор.
— Ты уверена?
— Ну, насколько можно быть в чем-то уверенным, когда человек использует столько псевдонимов. Но думаю, это он. И, если тебе интересно, сейчас я составляю его биографию.
— Перешли ее мне, когда закончишь. А плохая новость?
— Твой приятель Малансон только что угодил в больницу.
— Что с ним?
— Легкое отравление каким-то нейротоксином.
Ари побледнел:
— Как он?
— К счастью для него, доза была ничтожной. Опасности для жизни нет.
— Вчера вечером мы побывали в кабинете Сандрины Мани и Стефана Друэна. Оба умерли от какого-то нейротоксина. Там-то он и отравился.
— Тогда бы и ты пострадал. А ты в порядке.
— Если только этот яд не проникает через кожу, — возразил Ари.
— Он дотрагивался до чего-то, к чему ты не прикасался?
— К клавиатуре компьютера.
— По-твоему, так и были убиты Мани и Друэн?
— Возможно. Тогда все сходится. Чрескожный нейротоксин на клавиатуре компа. Все-таки непонятно, почему не было других жертв. Между смертью Сандрины и ее помощника прошло какое-то время: яд бы выдохся. Если только его не нанесли на их клавиатуры в разное время.
— Да. Или Сандрину Мани отравили в другом месте. Друэн умер через несколько мгновений после того, как спустился вниз. Тут все логично. Возможно, твой друг Малансон — просто случайная жертва.
— Все может быть.
— Заедешь в Левалуа? Я передам тебе то, что у меня есть на Жана Лалу.
— Нет. Хочу заскочить к Мари Линч. Она все утро не отвечает на звонки. Мне неспокойно. Ты на нее ничего не нашла?
— Ничего.
— Разузнай что-нибудь о болезни Хантингтона. Ты говорила, что от нее умерла ее мать. Мари могла унаследовать это заболевание…
— О’кей. Посмотрим, что мне удастся нарыть.
— Будем держать друг друга в курсе.
Он отсоединился и сразу же позвонил Малансону.
— Ари? Это ты?
— Да… Я все знаю. Как ты?
— Отличный фокус с отравленным японским виски, засранец ты этакий!
