Эрик Ластбадер - Шань
Впрочем, и тогда, как и теперь, на протяжении летних месяцев в Чунцине стояла удушливая жара, и люди, непривычные к такой погоде, искали убежище в прохладной тени Жиньюнь Шаня — Горы Красного Шелка.
Вечером одного августовского дня 1945 года Мао Цзэдун и его свита прибыли в город. Они проделали дальний путь (во время которого Мао впервые взошел на борт самолета), чтобы встретиться с генералиссимусом Чан Кайши и посланником президента Трумэна генерал-майором Патриком Дж. Харли. На этой встрече предстояло выработать соглашение между противостоящими друг другу сторонами.
В свое время Рузвельт прислушался к голосам противников возобновления гражданской войны в Китае, приостановившейся только из-за военных катаклизмов более глобального, планетарного масштаба. Однако в глубине души Рузвельт испытывал страх перед Мао и его идеологией.
Мао же, со своей стороны, также склонялся к заключению компромиссного договора с Чан Кайши. Он отдавал себе отчет в том, сколь губительна для Китая эта война, опустошавшая природные богатства страны. Он пребывал в тревоге за будущее народа и государства. Он знал, что Китай отчаянно нуждается в проведении индустриальной революции, чтобы выдержать конкуренцию на международной арене в послевоенном мире. Для этого же, в свою очередь, требовался иностранный капитал.
Однако хитрый Чан Кайши в этом вопросе уже обскакал своего конкурента. Всего лишь за несколько дней до встречи он подписал китайско-советский договор о дружбе и сотрудничестве. Вдобавок к этому, играя на легко предсказуемой боязни коммунизма в Америке, он заключил договор и с Соединенными Штатами.
По мнению Чжилиня, Чан допустил роковую ошибку.
— Он пытается усидеть на двух стульях сразу, — сказал он Мао в самолете по дороге на юг. — И это может иметь гибельные последствия для Китая, если Чан останется у власти.
— В случае создания коалиции, задуманной мной, — возразил Мао, — его, по крайней мере, можно будет контролировать.
— Я сильно сомневаюсь в этом, Мао тон ши. Тот, кому подчиняется армия, управляет страной, любит повторять Чан. До тех пор, пока он придерживается такого мнения, с ним бесполезно разговаривать.
Американские военные советники сидят под боком Чана, нашептывая ему на ухо, что следует делать. В другое же ухо вливаются речи Сталина и Молотова. Русские уже вторглись в Манчжурию. Да, они хотят уничтожить нашего извечного врага, Японию, но не вынашивают ли они при этом другие, куда более коварные и злобные планы? Они хотят отобрать у нас Манчжурию, Мао тон ши.
Мао не торопился с ответом, обдумывая слова собеседника. Со времен инцидента двухлетней давности в горах Юньнань, где военный план, разработанный Чжилинем, привел к разгрому армии Чана, посланной для уничтожения вождя повстанцев и его новоиспеченного крестьянского войска, Мао неизменно прислушивался к словам своего советника. Он считал его самым выдающимся человеком среди своих соратников.
Разумеется, приказы отдавал Мао, и поэтому победа и тактика, способствовавшая ее достижению, приписывались ему. Слава Мао распространялась по южным провинциям, словно лесной пожар летом. Даже сам главнокомандующий не мог точно сказать, сколько новобранцев принес ему один только тот успех. Он знал лишь, что в 1936 году его армия состояла из восьмидесяти тысяч человек. Теперь же она возросла неизмеримо, и в ее рядах насчитывалось около миллиона солдат, к которым следовало добавить еще примерно столько же бойцов народного ополчения.
Чжилинь никогда не стремился быть признанным в качестве лидера, принимающего решения. Он вообще не просил ни о каком вознаграждении за свои труды. Напротив, когда Мао собрался было назначить его своим министром, Чжилинь отказался.
— Благодарю вас, Мао тон ши, — ответил он на предложение. — Однако мое скромное положение вполне меня устраивает. Оно напоминает мне о жалкой роли человека, отведенной ему в этом бренном мире. — Он опустил голову. — Если время от времени вы и я сможем побеседовать, и результаты наших раздумий окажутся полезными для нашего дела, то это вполне достаточно для меня. — Он улыбнулся Мао. — Кроме того, я думаю, вы согласитесь, что у вас и так хватает официальных помощников. Я думаю, что смогу приносить вам больше пользы, если и дальше буду пребывать в тени, невидимый и неизвестный никому.
И вот теперь, сидя в самолете, Мао глубоко вздохнул и бросил взгляд в иллюминатор на раскинувшийся внизу ландшафт столь милого его сердцу Китая.
— К несчастью, мы занимаем невыгодную позицию, — промолвил он наконец. — Нам нужна помощь извне. Русские боятся нас. Вы знаете, и Сталин, и Молотов называют нас “маргариновыми” коммунистами за то, что я отказываюсь слепо следовать директивам из Москвы. К тому же они утверждают, будто подлинная коммунистическая революция совершается пролетариатом, а не крестьянами.
Мао хмыкнул.
— Единственная наша надежда — это Америка, — продолжал он. — Они уже сами явились сюда. Они любят совать нос во внутренние дела других стран. Я полагаю, что послевоенное промышленное развитие должно идти через свободное предпринимательство. Такая идея придется им по вкусу. У них есть деньги, гораздо больше, чем у русских... Если нам удастся правильно вести себя с ними, то, я думаю, мы сумеем получить от них средства. Имея в виду эту цель, я хочу, чтобы вы поближе сошлись с Россом Дэвисом, помощником их посла. В свое время он был майором и, насколько я слышал, знал толк в своем деле. Поговорите с ним о Сунь Дзу. Хоть он и заморский дьявол, возможно, вы найдете общий язык с помощью военного искусства. Насколько я понимаю, он является доверенным лицом посла Харли, и тот обсуждает с ним все вопросы. Я хочу знать мнение американского президента. Мне необходимо выяснить, станет ли он поддерживать нас.
Чжилинь не возлагал столь больших надежд на помощь Америки. Он хорошо знал, что американцы тонко использовали Чан Кайши в качестве орудия своей политики в Китае просто потому, что могли контролировать его. Однако вне всяких сомнений они не питали иллюзий, будто тот же номер пройдет и с Мао.
— А что они станут делать, — осведомился он, — если в Китае вспыхнет пламя войны?
— Мы должны сосредоточить все силы на том, чтобы этого не произошло, — ответил Мао.
Даже если бы Мао не дал Чжилиню особого поручения, он все равно не желал его присутствия за столом переговоров с Чан Кайши. Май, первая жена Чжилиня, была помощницей доктора Сунь Ятсена. Когда в 1925 году генералиссимус Чан Кайши порвал с Гоминьданом, его хорошо вооруженные подразделения вернулись в Шанхай, в то время главный оплот Гоминьдана, и уничтожили всех до единого человека.
Люди Чана явились за Май ночью и увели ее с собой. Опасаясь за ее судьбу, Чжилинь и Ху Ханмин кинулись за ними следом. Настигнув похитителей, Чжилинь прикончил их всех. Однако не успел предотвратить гибели Май.
Возможно, за столько лет Чан успел позабыть о том происшествии и начавшейся после него охоте за людьми. На сей счет Мао не мог сказать ничего определенного. Однако даже и в этом случае для него было крайне нежелательно, чтобы давние враги встретились лицом к лицу. По правде говоря, он раздумывал, стоит ли ему вообще брать Чжилиня с собой в поездку. Однако в конечном счете потребность в молодом советнике перевесила возможные последствия такого шага.
Знакомство Чжилиня с Россом Дэвисом началось одним ранним утром, когда Чжилинь занимался гимнастикой тай цзы чуань.Воздух был совершенно неподвижен и полон влаги, хотя солнце еще не поднялось над крышами домов. Внизу под утесом сверкала бело-голубая река. Кое-где ее течение уже бороздили сампаны. В одном из дворов, тянувшихся вдоль узенькой улочки, кричал петух.
Дэвис проснулся ни свет ни заря, весь покрытый холодной испариной. Сев в кровати, он стал жадно глотать воздух, но это не принесло особенного облегчения. В отчаянии он огляделся по сторонам. За окнами только-только рассвело, но утренней свежести и прохлады не ощущалось. Даже прожив в Китае некоторое время, он так и не смог привыкнуть к этому климату. Наихудшим же сезоном для него было, безусловно, лето: он невыносимо страдал от жары даже ночью.
Встав с постели, он торопливо оделся и вышел на улицу. Крошечная комната, отведенная ему, производила на Дэвиса гнетущее впечатление. Он вытер пот с лица прислушиваясь к кукареканию петуха и, отняв платок ото лба, внезапно заметил Чжилиня, сосредоточенно выполнявшего свои упражнения.
Выходя из дома, Дэвис захватил с собой книгу, посвященную римскому военному искусству, намереваясь почитать ее в тени какого-нибудь дерева и хоть немного прийти в себя. Однако, совершенно забыв про нее, он застыл на пороге, наблюдая за утренним ритуалом Чжилиня.
Разумеется, Дэвис не в первый раз был свидетелем демонстрации упражнений тай цзы.Однако еще никогда ему не доводилось видеть, чтобы они исполнялись со столь плавной и грациозной непринужденностью.
