Том Клэнси - Игры патриотов
— Так точно, сэр, — кивнул Маккини. — А Син?
— Ещё недели две он пробудет в брикстонской тюрьме — наши друзья из С-13 пока хотят, чтобы он был у них под рукой.
— Означает ли это, что Син…
— Маловероятно, — перебил его О'Доннелл. — Так или иначе, я полагаю, что Организация сильнее с ним, нежели без него, не так ли?
— Но как мы узнаем?
— Нашим товарищем интересуются на очень высоком уровне, — сказал О'Доннелл многозначительно.
Маккини задумчиво кивнул, стараясь не показать раздражение тем, что командир не хочет сообщать ему, начальнику разведки, о том, кто его информирует. Он понимал всю важность поступающей информации, но что это за источник — было величайшим секретом АОО. Ну что же, справился он с раздражением, у него тоже есть свои источники информации, и он день ото дня все более овладевает искусством использования их. Необходимость слишком долго готовиться к действиям угнетала его, но он был вынужден признать — правда, сперва не очень охотно, — что успех ряда сложнейших операций был обеспечен именно тщательной подготовкой. Одна из операций, проведённая без соответствующей подготовки, закончилась для него пребыванием в блоке Эйч тюрьмы в Лонг-Кеше. И он извлёк из этого должный урок: революции нужны более умелые люди. И за неэффективность Временной группировки Ирландской освободительной армии он возненавидел её руководство даже больше, чем британскую армию.
Революционеру сплошь и рядом приходится больше опасаться друзей, чем врагов.
— Есть что-нибудь новенькое о наших коллегах? — спросил его О'Доннелл.
— Кое-что есть, — ответил Маккини, просветлев. «Нашими коллегами» была Временная группировка Ирландской освободительной армии.
— Одна из ячеек белфастской бригады собирается послезавтра навестить одну пивную. Туда зачастили парни из Добровольческих сил Ольстера. Не шибко-то умно с их стороны…
— Полагаю, мы это можем пропустить, — рассудил О'Доннелл. Конечно, это будет бомба — погибнут несколько человек, в том числе и кто-то из Добровольческих сил. Эти силы он считал реакционной организацией правящей буржуазии, а в сущности — головорезами, поскольку у них не было никакой идеологии. Так что, если кое-кого из них убьют, это хорошо, но, право, достаточно было бы парочки-другой выстрелов, поскольку после этого парни из ДСО все равно прокрадутся в католические кварталы и пристрелят кого-нибудь на улице. И детективы из королевской полиции начнут следствие, но, как всегда, все будут утверждать, что ничего не видели, и в результате католические районы будут по-прежнему пребывать в состоянии революционного брожения. Ненависть это ценное достояние. Для Дела она даже важнее страха.
— Что-нибудь ещё? — спросил он.
— Снова исчезла из поля зрения Двайер, специалистка по изготовлению бомб, — сказал Маккини.
— Последний раз это было… да, в Англии, не так ли? Другая компания?
— Этого наш человек не знает. Он этим занимается, но я предупредил, чтобы он был осторожнее.
— Очень хорошо.
О'Доннелл решил, что надо будет обдумать этот вопрос. У «Временных» Двайер была лучшим специалистом по бомбам, настоящий гений, особенно по бомбам замедленного действия. Парни из скотленд-ярдовской С-13 гонялись за ней настойчивей, чем за кем-либо ещё. Её поимка была бы тяжелейшим ударом по руководству «Временных»…
— Пусть наш парень блюдёт осторожность, — сказал О'Доннелл, — но нам было бы очень полезно узнать, где Двайер.
Маккини понял, что к чему. Что же, жаль, конечно, её, но она сама виновата, раз выбрала не ту сторону.
— А как насчёт начальника белфастской бригады?
— Нет, — покачал головой шеф.
— Но тогда он снова ускользнёт. В тот раз понадобился целый месяц…
— Нет, Майкл. Не тот момент. Помните всегда о верном моменте. Операция это единое целое, а не простое нагромождение событий.
За командиром белфастской бригады ВГИРА («Бригада… Менее двух сотен человек», — криво усмехнулся О'Доннелл) очень даже охотились в Ольстере. Причём охотились не только британцы. Видно, поэтому он и был вынужден сделать так, что захватили его именно британцы. «Плохо. Я бы очень хотел, — думал О'Доннелл, — чтобы ты лично заплатил мне за то, что выбросил меня, Джонни Дойл, за то, что назначил цену за мою голову. Но и тут мне придётся проявить терпение. В конце концов, я хочу большего, нежели всего лишь твоя голова».
— Кроме того, учтите, — сказал он, — что нашим ребятам надо позаботиться и о собственной шкуре. Причина, по которой так важно выбрать нужный момент, в том, что наш план может сработать всего лишь один раз. Вот почему мы должны быть терпеливы. Надо ждать нужного момента и не промахнуться с этим.
«Что значит „нужный момент“? Какой план?» — недоумевал Маккини. Несколько недель тому назад О'Доннелл заявил, — что «момент настал», а потом дал отбой после телефонного звонка из Лондона, прямо-таки в самую последнюю минуту. Син Миллер знал о плане, знали и ещё один-два человека, но кто они, эти привилегированные, — этого Маккини не ведал. Если командир во что-то и верил, так это в секретность. Начальник разведки понимал значение секретности, но молодая кровь его пузырилась от раздражения — он знал о важности происходящего, не зная, что же именно происходит.
— Трудно, Майкл, а?
— Да, сэр, трудно, — признался тот с улыбкой.
— Просто-напросто помни, куда привело нас нетерпение, — сказал О'Доннелл.
Глава 8
ИНФОРМАЦИЯ
— Ну, я думаю, с этим почти все в порядке. Спасибо от имени Бюро за то, что вы выследили этого парня.
— Я, право, не думаю, что мы нуждаемся в такого сорта туристах, Дэн, — ответил Оуинс. Житель Флориды, присвоивший в банке в Орландо три миллиона долларов, допустил ошибку, остановившись в Англии по пути в другую европейскую страну, — страну с отчасти иными банковскими законами. — Я думаю, что в следующий раз, прежде чем арестовать, надо дать ему возможность сделать покупки на Бонд-стрит. Можете назвать это побором — побором за задержание.
— Ха! — гоготнул представитель ФБР и закрыл последнюю папку. Было шесть часов вечера.
Дэн Мюррей откинулся на спинку стула. За окном, по ту сторону улицы, серели в сумерках кирпичные постройки конца восемнадцатого века. На их крышах, как и на всех крышах домов в Гросвенор Скуэар, были тайные посты наблюдения.
Охрана американского посольства не была такой уж многочисленной, но зато были приняты дополнительные меры, поскольку за минувшие шесть лет американцам не раз угрожали террористы. Перед зданием посольства стояли полицейские, а сама улица была закрыта для движения. Тротуар украшали бетонные «цветочные горшки», которые и танку своротить было бы непросто. В проходной, за стойкой из пуленепробиваемого стекла стоял со «смитт-вессоном» на поясе капрал морской пехоты. «Чертовщина, — подумал Мюррей. — Чудесный мир международного терроризма». Мюррей терпеть не мог работать в здании, напоминавшем часть Линии Мажино, терпеть не мог остерегаться каждую минуту, как бы напротив его кабинета, на той стороне улицы, не оказался какой-нибудь иранец, палестинец, ливиец или ещё какой-нибудь безумец с реактивным гранатомётом. Это не был страх за собственную жизнь. Он рисковал своей жизнью не раз. Его выводила из себя сама чудовищность факта, что существуют люди, убивающие других людей для достижения каких-то там политических целей. «Но они вовсе не сумасшедшие. Психологи утверждают, что они психически здоровы. Они, видите ли, романтики верующие, посвятившие себя служению некоему идеалу и готовые ради этого идеала на любое преступление. Романтики!»
— Джимми, помните старые добрые времена, когда мы охотились всего лишь за грабителями банков?
— Я такими делами никогда не занимался. Я чаще гонялся за обычными ворами, а потом меня послали заниматься убийцами. Но терроризм заставляет с тоской вспоминать об обычном ворьё. Я даже помню дни, когда у воров были манеры вполне цивилизованных людей, — Оуинс подлил себе в стакан портвейна. Для полиции все большей проблемой становились участившиеся случаи использования огнестрельного оружия, которое стало популярным благодаря теленовостям о терроризме в Ирландии. И хотя, в отличие от американских, лондонские парки и улицы были ещё относительно безопасны, все же гулять в них было куда более рискованно, чем в совсем недавние времена. Новые веяния коснулись и Лондона, и Оуинс вовсе не был в восторге от этой новизны.
Зазвонил телефон. Мюррей поднял трубку.
— Алло. А-а, привет, Боб. Да, он как раз здесь. Джимми, это Боб Хайленд, — он протянул трубку Оуинсу.
— Слушаю, — сказал Оуинс и отхлебнул из своего стакана, но тут же поспешно поставил его на стол и потянулся за блокнотом и ручкой. — Где именно? И вы уже… Хорошо, отлично. Я сейчас же иду.
