Роман Светлов - Сон Брахмы
– А теперь факт есть?
– Кто его знает. Может быть, обманка. Думаю, процентов семьдесят за то, что мы принимаем желаемое за действительное. Еще процентов двадцать, что наши подозрения основательны, но найти мы ничего не найдем. Так что наши шансы – один к десяти.
– Тогда зачем вы помогаете нам?
– Один к десяти – это не так мало. Я проверяю слухи о всевозможной чертовщине, даже если понимаю, что шансы на правду ничтожны. Один к десяти – это даже много.
Остаток пути они провели в молчании. В Пулково-1 прошли через особый выход, миновав пустынный зал. На улице медленно кружились снежные мухи, было теплее, чем в Москве, и… влажно. Матвей автоматически вспомнил слова, которые Сергей Сергеевич говорил ему в самолете.
Подъехал новенький японский микроавтобус, в который загрузились московские гости и неизвестно как материализовавшиеся молчаливые молодые люди, похожие на тех, что недавно брали Владимира Николаевича. Сергей Сергеевич ехал отдельно – на этот раз не в «мерседесе», а в черной «альфа-Ромео». И эта машина оставляла впечатление тяжелого и агрессивного животного. Усаживаясь в нее, Компетентный человек махнул микроавтобусу рукой – и «альфа-Ромео» умчалась вперед, оставив микроавтобус далеко позади.
* * *В Петропавловскую крепость они приехали много позже Сергея Сергеевича. Пока микроавтобус пробирался через пробку на Московском проспекте, Компетентный человек успел развить бурную деятельность. В администрации музея их уже ждало местное начальство.
– Работы в музее? Под Новый год? С ума сошли! – бушевал какой-то мужчина в дорогой тройке.
– Пока ни о каких работах речи не идет, – не повышая тона, говорил Сергей Сергеевич. – Мне нужно всего лишь опросить ваших людей. Хранителей музея. Да и то не всех.
– Откуда я их возьму? Из кармана вытащу? Послезавтра праздник, многие взяли отгулы и недельные отпуска.
– Найдите тех, кто нам нужен. Если вы не сумеете сделать этого, нам придется самим побеспокоить ваших работников. Ручаюсь, это будет для них куда большей психической травмой. Да и ваш послужной список…
Заметив Шереметьева и его спутников, Сергей Сергеевич представил их человеку в тройке.
– ФСБ, архимандриты, журналисты, – схватился тот за голову. – Новогоднее представление в дурдоме! Безопасность государства… Абсурд!
Сергей Сергеевич, тяжело вздохнув, вытащил из внутреннего кармана своего пиджака какую-то бумагу, сложенную вчетверо и протянул ее обладателю тройки. Тот прочитал ее и пренебрежительно бросил на стол:
– Время подобных мандатов прошло. Знаете, кто был последним, писавшим их? Руцкой. Осенью 93-го.
– Фома неверующий, – усмехнулся Сергей Сергеевич. – В бумаге есть все, что вам нужно. В том числе телефончик. Знакомый, думаю, вам. На вашем месте я бы вышел в соседнюю комнату и позвонил по этому номеру.
Звонок по «телефончику» оказал магическое действие. Человек в тройке исчез, зато в Комендантский дом, куда привели московских гостей, стали по одному, по два приезжать работники музея.
– Это был директор Петропавловки? – спросил у Сергея Сергеевича Матвей.
– Нет, что вы. Директор ничего не решил бы. Скажем так, наш питерский коллега. Без его согласия добиться своего нам было бы труднее.
– А что за бумагу вы ему показали?
– «То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства. Ришелье», – ответил Компетентный человек.
– Это из Дюма?
– Ага. «Три мушкетера». Любимая книжка детства.
– И у нас до сих пор пишут такие послания?
– В исключительных случаях, – улыбнулся Сергей Сергеевич. – И далеко не каждому…
Дальше им было не до шуток. Отец Макарий и фотограф копались в архивах музея, а Сергей Сергеевич в присутствии Матвея и отца Евпатия опрашивал приезжавших в крепость хранителей. За день они переговорили с полутора десятками людей, но никто из них не смог припомнить какие-либо странности, связанные с основанием крепости на Заячьем острове. Рассказывали про пресловутых зайцев, из-за обилия которых остров так и назвали. Говорили, что раньше Заячий был значительно меньше и по приказу Петра его увеличили, делая насыпи в сторону невского фарватера. Ситуация изменилась только к вечеру, когда в Комендатский дом явился хранитель, курировавший Государев бастион.
Выражение на лисьем личике хранителя было не самым довольным. Похоже, его привезли прямо из-за стола, потому что по комнате, где велся опрос, стал явственно распространяться запах спиртного.
Этот щупленький старичок действительно был похож на лиса. Остренькая мордочка, маленькие хитрые глазки, прижатые ушки… Да и двигался он словно лис, быстро, забавно семеня ножками. В молодости хранитель наверняка был рыжим, но сейчас на его голове остались лишь клочки седого пуха.
– Что вы у нас ищете? – с вызовом спросил он у Сергея Сергеевича, безошибочно угадав в нем главного.
Тот неторопливо продемонстрировал удостоверение и лишь после этого стал задавать вопросы.
– Так это старая история – про погреб на Заячьем, – почти сразу проговорил хранитель. – Даже не история – легенда. Прошлое поколение, работавшее здесь до Горбачева, помнили ее. Да и нынешние наверняка слышали.
– Что же они молчали?
– Полагали глупостью.
Хранитель – его звали Рудольфом Германовичем – устроился на краешке стула, который ему пододвинул Матвей, и начал рассказывать. Казалось, что он в любой момент готов вспорхнуть со стула и сбежать – стоит открыться входной двери.
Рассказывал Рудольф Германович не о Петре, а о временах Сталина. В 30-х годах в крепость приезжала комиссия, направленная самим Иосифом Виссарионовичем. Местным сразу же закрыли доступ в крепостной архив. Более месяца там копались москвичи; работники музея полагали, что эти люди ищут документы о революционерах, которые сидели в Петропавловке во времена царского режима. Но, оказалось, у них были другие цели. Часть документов изъяли, а одним прекрасным утром в крепость пригнали заключенных с ломами и лопатами в руках, и те начали выламывать брусчатку с внутренней стороны всего невского фаса крепости. Петропавловку закрыли для входа, работников музея несколько дней не пускали внутрь. Обо всем остальном судили по отрывочным слухам. Якобы в Ленинград в связи с работами в крепости приезжал сам Николай Ежов, в то время уже нарком внутренних дел. Только что сменивший Генриха Ягоду, он с рвением исполнял таинственное задание.
Через несколько дней у Государева бастиона нашли бревенчатый погреб, глубоко ушедший под землю. Поскольку Нева рядом, внутри он был затоплен водой, и по приказу Ежова в крепость привезли мощные насосы, чтобы откачать ее. Когда вода ушла, туда спускался сам Ежов. Погреб обследовали и обнаружили скрытый ход, который вел куда-то вниз. То ли на ту сторону Невы. То ли к центру земли. Рассказывали всякое.
Разгребли и потайной ход. В него направили двух бойцов из охраны наркома. Надели на них спецодежду, прикрепили к поясам спасательные веревки. Операцию контролировал сам Ежов.
Что произошло дальше, не знал никто. В какой-то момент работы были вдруг приостановлены. Не дожидаясь возвращения бойцов, Ежов приказал залить погреб водой и завалить землей. Все, кто непосредственно принимал участие в операции, исчезли. Ежов окончательно подсел на кокаин. Через несколько лет расстреляли и его.
– Собственно, все. Следы раскопок уничтожили. В 54-м году крепость окончательно стала музеем. Когда началась реконструкция, занимались в основном бастионами, храмом. Вглубь не рыли. Залили площадку, где копал Ежов, асфальтом, да и забыли обо всем.
Сергей Сергеевич некоторое время молча смотрел на хранителя. Внешне он был совершенно спокоен, но Матвей видел, как билась жилка на его шее.
– Многое выдумали? – наконец спросил Компетентный человек.
– Я? – удивился Рудольф Германович. – Ничего. Те, кто мне рассказывал, может, и выдумывали. Но не уверен, что сильно преувеличивали.
– Кто все это вам рассказал?
– Те, кто работал в крепости до меня. Понимаю, что вы имеете в виду. Поговорить с ними вам не удастся. Эти люди уже умерли.
– И как прикажете проверить ваши слова?
Хранитель пожал плечами:
– Копайте…
* * *До Миллениума оставалось несколько часов, но работы у Государева бастиона не прекращались. Прожекторы, привезенные со складов петербургского гарнизона, словно театральные софиты освещали взломанный асфальт у стены бастиона и утробно урчащие насосы, которые откачивали воду из разверстой дыры. По импровизированному водоводу ее направляли в сторону ближайших люков канализации, но часть проливалась на землю и, как казалось Матвею, стекала обратно в погреб.
Рассказ лисы-смотрителя музея оказался правдивым. Под асфальтом была метровая подушка из щебня и песка, ниже – бревенчатое перекрытие над помещением, залитым стылой невской водой.
