Майкл Крайтон - Экстренный случай
В час дня я снова позвонил в лабораторию Мэрфи. Он сам снял трубку.
– Корпорация «Гормональный беспредел».
– Привет, Мэрфи. Что скажешь?
– Насчет Карен Рэнделл?
– Мэрфи, ты что, перезубрил?
– Не совсем так. Мне только что звонили из Городской. Уэстон интересовался, приносил ли ты кровь на анализ.
– И что ты ответил?
– Что приносил.
– А он что сказал?
– Потребовал результат. Я сообщил.
– Что же это за результат?
– Гормональные уровни и промежуточные выделения почти на нуле. Беременность совершенно исключена.
– Хорошо, спасибо, – сказал я.
Итак, Мэрфи немного оживил мою издыхающую версию. Самую малость, но все-таки оживил.
– Ты намерен объясниться, Джон?
– Не сейчас, – ответил я.
– Обещал ведь.
– Знаю. Но потерпи.
– Так я и знал, – обиженно молвил Мэрфи. – Сара меня со свету сживет.
Супруга Мэрфи жила исключительно сплетнями.
– Извини, но сейчас никак не могу.
– Надо же, обойтись так со старым другом.
– Прости.
– Если она со мной разведется, я привлеку тебя как соответчика.
3
Я приехал в патолабораторию Мэллори в три часа. Первым, кого я тут встретил, оказался Уэстон. Он был очень утомлен и одарил меня несколько ущербной приветственной улыбкой.
– Что вы выяснили? – спросил я.
– Анализы на беременность отрицательные.
– Правда?
– Да, – он раскрыл папку и пролистал отчет о вскрытии. – Несомненно.
– Я звонил сюда утром. Мне сказали, трехмесячная беременность.
– С кем вы говорили? – мгновенно насторожившись, спросил Уэстон.
– С секретаршей.
– Должно быть, какая-то ошибка.
– Наверное, – согласился я.
Уэстон протянул мне папку:
– Хотите посмотреть образцы?
– Да, пожалуй.
Мы вошли в «читальный зал» лаборатории – длиннющее помещение, разделенное тонкими перегородками, за которыми стояли микроскопы и хранились образцы. Здесь патологоанатомы писали свои отчеты о вскрытиях.
– Вот они, – Уэстон указал на ящик с образцами в одной из будок. – Любопытно было бы узнать ваше мнение.
Он ушел, а я устроился перед микроскопом, включил свет и приступил к делу. В ящике лежали тридцать препаратов, взятых из всех жизненно важных органов, в том числе шесть – с разных участков поверхности матки. С них-то я и начал.
Мне сразу стало ясно, что никакой беременности не было. Растяжения эндометрия не наблюдалось. Напротив, я заметил признаки атрофии: тонкий профилеративный слой, очень мало желез, разреженная сеточка кровеносных сосудов. Дабы укрепиться в своем мнении, я посмотрел еще несколько образцов. Та же картина. На некоторых виднелись закупоренные сосуды – результат выскабливания, – но и только.
Разглядывая образцы, я мало-помалу начал постигать все их значение. Девушка была убеждена, что беременна. Убеждена безо всяких на то оснований. Вот и причина нарушений цикла, угнетенного состояния эндометрия. Но почему? Почему прекратились менструации? Я мысленно повторил институтскую лекцию по дифференциальной диагностике.
Карен – юная девушка, значит, первым делом надо учесть нейрогенные факторы. Стресс, обилие положительных и отрицательных эмоций, связанных с началом занятий, сменой обстановки. Все это могло повлиять на менструальный цикл. Но три месяца – это уж слишком. К тому же в этом случае не было бы сопутствующих признаков – ожирения, перераспределения волосяного покрова и так далее.
Что ж, тогда рассмотрим гормональные нарушения. Генитальный синдром, поликистоз яичников, радиоактивное поражение. Все это тоже крайне маловероятно. Впрочем, можно проверить, и довольно быстро.
Я положил на предметный столик образец тканей надпочечников и сразу заметил выраженные признаки кортикальной атрофии, особенно в клетках фасцикулярной зоны. Клубочковая зона выглядела вполне нормальной.
Итак, вирилизация и опухоль надпочечников можно исключить.
Я посмотрел образцы тканей яичников. И на этот раз меня ждало поразительное зрелище. Фолликулы были маленькие, сморщенные, неразвитые. Орган казался угнетенным, как и эндометрий матки.
Значит, опухоль яичника и поликистоз тоже можно исключить.
Наконец я положил на предметный столик образец ткани щитовидной железы. Даже при малом увеличении мне были отчетливо видны признаки истощения органа. Фолликулы сморщены, клетки выстилки скудные. Явно пониженная функция гипофиза.
Щитовидка, надпочечники и яичники были истощены. Диагноз ясен, хотя в причинах еще предстоит разобраться. Я раскрыл папку и пролистал отчет, написанный Уэстоном. Я сразу узнал его резкий и прямой стиль. Уэстон упомянул угнетенный и аберрантный эндометрий, но другие железы охарактеризовал как «нормальные, с признаками ранних стадий истощения под вопросом».
Закрыв папку, я отправился разыскивать Уэстона.
***
Его просторный, стерильно чистый кабинет был сплошь заставлен книгами. Уэстон восседал за старым громоздким столом и попыхивал вересковой трубкой, как и подобает почтенному ученому мужу.
– Что-нибудь не так? – спросил он.
Я заколебался, поскольку не знал, что думать. Может быть, Уэстон подтасовал результаты? Может быть, он тоже участвует в заговоре и помогает подставить Арта Ли? Нет, это нелепо: Уэстона не купить. В его-то возрасте? Он не продаст свое доброе имя ни за какие деньги и блага. К тому же он не принадлежит к числу закадычных приятелей Рэнделлов, и у него нет причин подменять отчет.
– Да, – ответил я. – Ваш микродиагноз. Он меня озадачил.
– Вот как? – откликнулся он, невозмутимо попыхивая трубкой.
– Я просмотрел образцы, и, по-моему, на них видны признаки истощения. Вот я и подумал…
– Вот что, Джон, – с усмешкой проговорил Уэстон, – я и так знаю, что вы сейчас скажете. Чтобы я посмотрел образцы еще раз. – Он улыбнулся мне. – Я уже смотрел, и даже дважды. Такое важное вскрытие надо делать как можно тщательнее. Когда я смотрел образцы первый раз, у меня было такое же чувство, как у вас: я заподозрил пониженную функцию гипофиза, отразившуюся на трех органах – щитовидке, надпочечниках и гонадах. После этого я опять осмотрел органы. Как вы сами заметили, они выглядели почти нормально.
– Возможно, болезнь была на ранней стадии, – предположил я.
– Да, возможно, – согласился Уэстон. – В том-то и сложность. Мы ведь хотели взглянуть на мозг, поискать признаки новообразования или отмирания. Но это невозможно: нынче утром останки были кремированы.
– Понятно.
Он улыбнулся.
– Присядьте, Джон, а то я нервничаю, когда вы нависаете надо мной. – Я сел, и Уэстон продолжал:
– Осмотрев органы, я вернулся к образцам. На сей раз уверенности у меня поубавилось. Я начал сомневаться и решил посмотреть другие случаи пониженной функции гипофиза, изучить старые образцы. Наконец я посмотрел взятые у Карен срезы в третий раз. К тому времени я уже понимал, что расстройство деятельности гипофиза вполне может быть ошибочным диагнозом. Чем дольше я глядел, тем менее уверенно чувствовал себя. Мне было необходимо какое-то подтверждение – патология в мозге, рентгеновский снимок, гормоны крови. Вот почему я позвонил Джиму Мэрфи.
– А, так вот в чем дело.
– Да. – Трубка погасла, и Уэстон снова раскурил ее. – Я подозревал, что вы взяли кровь, чтобы провести гормональный анализ, и что попросите об этом Мэрфи. Мне стало любопытно, закажете ли вы и другие гормональные анализы – на тиреотропный гормон, АСТН и так далее.
– Почему вы просто не позвонили мне?
– Я звонил, но в лаборатории сказали, что не знают, где вы.
Я кивнул. Его слова звучали вполне убедительно. Я почувствовал, как мои мышцы медленно расслабляются.
– Кстати, – добавил Уэстон, – насколько я понял, недавно Карен просвечивали голову. Вы не знаете, что на снимках?
– Ничего. Все в норме.
Уэстон вздохнул:
– Жаль.
– Но я могу сообщить вам кое-что занятное. Рентген сделали, потому что Карен жаловалась на ослабление зрения.
Уэстон снова вздохнул:
– Джон, известно ли вам, что чаще всего приводит к ухудшению зрения?
– Нет.
– Недосыпание, – сказал он и сжал зубами мундштук своей трубки. – Как бы вы поступили на моем месте? Поставили диагноз на основе жалобы, которая привела к просвечиванию, давшему отрицательный результат?
– Образцы наводят на размышления, – напомнил я ему.
– Но и только, – Уэстон медленно покачал головой. – Случай и без того запутанный, и я не собираюсь усугублять неразбериху, предлагая диагноз, в правильности которого не уверен. Ведь меня могут вызвать в суд и заставить доказывать свою правоту. А я предпочел бы не высовываться. Если обвинение или защита пожелают найти патологоанатома, который проанализирует материалы и выступит в суде, – что ж, прекрасно. Данные здесь и доступны всем. Но я не намерен идти в суд. Мой свидетельский опыт кое-чему научил меня.
