Сара Лотц - Три
Я заверяю его, что да, он, безусловно, прав.
— Чем вы конкретно занимаетесь, сын мой? Патти говорит, что вы хотите взять интервью или что-то в этом роде, так?
Я говорю ему правду: что я снимаю документальное кино для телевидения и что я очень хотел бы поговорить с ним и доктором Лундом об их карьере.
Глазки-пуговки Гибкого сверлят меня еще более интенсивно.
— Вы работаете на Би-Би-Си?
Я говорю: да, я действительно работал на Би-Би-Си. И это не ложь. Я и вправду начинал свою карьеру журналиста рассыльным на Би-Би-Си в Манчестере, хоть меня и уволили оттуда через два месяца за курение травки в комнате отдыха. Впрочем, об этом я предпочитаю не упоминать.
Гибкий, похоже, немного расслабляется.
— Погоди, сын мой, я посмотрю, что тут можно сделать.
Это оказывается гораздо легче, чем я ожидал. Он снова подзывает свою консультантку, которая умудряется одновременно улыбнуться Гибкому и сердито посмотреть на меня, после чего они что-то недолго обсуждают шепотом.
— Сын мой, Тедди в настоящий момент очень занят. Знаешь, почему бы тебе не заехать через пару часов ко мне в пентхаус? А я посмотрю, что могу сделать, чтобы познакомить тебя с ним. Он большой поклонник шоу «Кавендиш-холл», которое идет на вашем канале.
Я не очень в курсе, какое отношение «Кавендиш-холл», слащавая драма, пустившая волну по всему миру, может иметь ко мне, однако оказывается, что Гибкий Сэнди все еще под впечатлением того, что я работаю на Би-Би-Си. Я спешно ретируюсь, пока пресс-секретарь не успела убедить его изменить решение.
Вместо того чтобы вернуться в свой маленький и изящный гостиничный номер (плата за который, к счастью, включена в стоимость билета), я решаю посмотреть, не попадаю ли по времени на какую-нибудь беседу. Встреча-знакомство с пастором Леном Ворхисом идет уже полчаса, я опоздал, но доверительно сообщаю администратору, что являюсь личным другом Гибкого Сэнди, и он разрешает мне проскользнуть внутрь.
В зрительном зале «Старлайт» есть только стоячие места, и все, что мне видно, это стриженая макушка пастора Лена Ворхиса, которая мечется взад-вперед перед аудиторией. Голос его время от времени неуверенно подрагивает, но по хору одобрительных «аминь» видно, что он четко доносит до слушателей свое послание. Я краем уха слышал, что эксцентричная теория пастора Лена вызвала яростные дебаты в среде тех, кто верит в конец света, и особенно — среди представителей движения претеристов, которые, в отличие от других фракций, считают, что события, описанные в Откровениях, произошли уже сейчас. Здесь я узнаю, что основой диких утверждений пастора Лена являются именно Откровения Иоанна, согласно пророчествам которого четверо всадников принесут с собой войну, мор, голод и смерть. Пастор Лен начинает приводить последние «знаки» того, что, по его словам, подтверждает эту теорию. Среди них упоминается жуткая смерть в зубах варана для папарацци, который, как утверждается, нелегально проник в больничную палату к Бобби Смоллу (нападения животных на людей также входят в перечень напастей, приведенных в Откровениях), и подробности недавней вспышки норовируса, превратившей целую флотилию круизных лайнеров в заблеванное воплощение адских мук человечества. На основании этого он умудряется сделать откровенно пугающее заявление о том, что очень скоро война принесет опустошение в страны Африки, а птичий грипп выкосит в Азии каждого десятого.
Под мощные возгласы «аминь» я выскальзываю из зала. В ожидании аудиенции с Гибким Сэнди и доктором Тедди Лундом очень хочется выпить чего-нибудь горячительного.
Я ошеломлен, когда дверь в шикарный люкс открывает лично доктор Лунд, который приветствует меня ослепительной улыбкой, демонстрирующей работу его дантиста на уровне настоящего произведения искусства.
— Рад познакомиться, сын мой, — говорит он, пожимая мою ладонь двумя руками. Коже его присуще какое-то слабое искусственное свечение, как у облученного фрукта. — Могу я предложить вам что-нибудь из напитков? Вы, англичане, любите чай, верно?
Я бурчу что-то вроде «да, конечно, любим» и позволяю ему отвести себя туда, где в креслах с экстравагантной обивкой сидят Гибкий Сэнди и еще один мужчина за сорок в недорогом костюме. В считаные секунды я соображаю, что мужчина этот — на самом деле пастор Лен Ворхис. Он явно чувствует себя не так непринужденно, как двое остальных мужчин, — он производит на меня впечатление мальчика, очень старающегося вести себя примерно.
Нас представляют друг другу, и я позволяю поглотить себя дивану, стоящему напротив них. Все дружно смотрят на меня и улыбаются, причем ни у одного улыбка не доходит до глаз.
— Гибкий говорит, что вы работаете на Би-Би-Си, — начинает доктор Лунд. — Скажу вам, сын мой, что телевидение не для меня, но я люблю сериал «Кавендиш-холл». В те времена люди знали, как нужно себя вести, не правда ли? У них была высокая мораль. А вы здесь для того, чтобы снимать документальный фильм или что-то в этом роде? — Прежде чем я успеваю вставить слово, он уже продолжает: — Здесь много парней, которые хотели бы взять у нас интервью. Со всего мира. Но могу сказать, что, похоже, настало время передать свое послание в Англию.
Я собираюсь ответить, но тут в дверях одной из спален появляются две женщины. В более высокой из них я сразу же узнаю жену доктора Лунда, Шерри, — она накрашена и причесана в точности, как на обложке своей последней кулинарной книги. Вторая женщина, топчущаяся позади, выглядит полной ее противоположностью — больший контраст и вообразить трудно. Худая как швабра, на вытянутых в нитку губах ни следа помады, на руках безвольно болтается какой-то миниатюрный белый пудель.
Я вскакиваю на ноги, но доктор Лунд жестом останавливает меня. Он представляет мне Шерри, а также вторую женщину, которая оказывается Кендрой, женой пастора Лена. Кендра едва взглядывает в моем направлении, а Шерри пронзительно смотрит на меня какую-то наносекунду, после чего поворачивается к мужу.
— Не забудь, что Митч уже едет, чтобы повидаться с тобой, Тедди. — Она бросает мне одну из своих искусных улыбок. — Мы собираемся ненадолго вывести Снуки на свежий воздух.
После этого она уводит Кендру вместе с собачкой из номера.
— Давайте вернемся к нашим делам, — говорит доктор Лунд. — Что конкретно у вас на уме, сын мой? Какой именно документальный фильм вы планируете снимать?
— Ну… — говорю я.
И внезапно, без всяких на то причин, моя тщательно отрепетированная беседа куда-то улетучивается, а в голове образуется звонкая пустота. В отчаянии я смотрю на пастора Лена Ворхиса.
— Вероятно, я мог бы начать с… Я слышал ваше выступление, пастор Ворхис… Это было, хм… интересно. Можно мне задать вам несколько вопросов по вашей теории?
— Это не теория, сын мой, — ворчит Гибкий, стараясь удержать свою неизменную улыбку. — Это правда.
Понятия не имею, почему эти трое мужчин заставляют меня так нервничать. Возможно, здесь срабатывает сила их коллективной убежденности и их личности — невозможно стать проповедником из списка «Форчун 500», не будучи человеком харизматичным. Мне все же удается взять себя в руки.
— Но… если вы говорите, что первые четыре печати были только что открыты, разве это не противоречит вашим верованиям? Насчет того, что церковники будут вознесены до того, как всадники принесут на землю опустошение?
Эсхатология — учение о пророчествах конца света — очень быстро становится все более сложной и запутанной. Согласно моим исследованиям, доктор Лунд и Гибкий являются приверженцами теории Вознесения до наступления бедствий, когда Вознесение будет иметь место до семилетнего периода страданий (то есть до того, как Антихрист возьмет верх и превратит жизнь остальных из нас в кошмар). Убеждения пастора подпадают под теорию Вознесения после наступления несчастий, где получившие новую жизнь христиане будут оставаться на земле, чтобы быть свидетелями стадии расплаты с пожарами и адской серой, которая, по его словам, уже началась.
Красивое лицо пастора Лена напрягается, он нервно поправляет лацкан пиджака, но Гибкий и доктор Лунд в унисон усмехаются, как будто я мальчик, который по глупости сказал что-то неподобающее, но веселое.
— Здесь нет никаких противоречий, сын мой, — говорит Гибкий. — В Евангелии от Матфея, глава 24, сказано: «Ибо восстанет народ на народ и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам; все же это — начало болезней».
Доктор Лунд подхватывает:
— Это происходит повсюду. Прямо сейчас. И мы понимаем, что «болезни» эти сигнализируют об открытии первых четырех печатей. Из Откровений и со слов пророка Захарии мы также знаем, что после этого по миру посланы четверо вестников. Белый конь — на запад, красный — на восток, черный — на север, а бледный конь — на юг. Теперь, когда печати открыты, наказание падет на Азию, Америку, Европу и Африку.
