Лиз Дженсен - Девятая жизнь Луи Дракса
– Езжай, Паскаль, – сказал он. – Я бы с удовольствием с тобой не расставался, честное слово. Но ты сейчас не справляешься. Вернешься, когда придешь в себя.
– А как же эвакуация?
– Справимся и без тебя.
Перед уходом я заглянул к Луи. Он лежал неподвижно, только грудь тихо вздымалась. Бледное лицо – восковое в солнечном свете – пусто. Хуже, чем пусто: в нем читалось полное и безоговорочное отсутствие. Ясно, что никто бы мне не поверил. Кроме Жаклин, Переса и, может быть, Натали. Хоть она и наговорила по телефону много гневных слов, у меня оставалась надежда. Натали знала сына как никто. Она знала, на что способен Луи. Может, он действительно умер, говорила она. А потом вернулся к нам ангелом. Ведь такое может быть?
Уж она-то в глубине души знала, что задумал ее сын? Где сейчас Натали? Наверное, ее допрашивают, заставляют пережить заново кошмар на горе, перестроить его с учетом смерти мужа. Я лично был уверен, что Пьер покончил с собой. Ни один нормальный человек после такого не захочет жить. Я представлял, как обращается с Натали детектив Шарвийфор. Добивает ее одними и теми же вопросами. А Натали то плачет, то огрызается. Совершенно одна. Меня и близко к ней не подпустят, я знаю. Я не хотел снова звонить и оставлять сообщение. Может, лучше написать письмо. Но прежде нужно сделать кое-что важное, пока еще есть возможность.
Я поехал в Ниццу и оттуда самолетом долетел до Клермон-Феррана. Там я взял напрокат машину и отправился по знакомому маршруту к увядающей древней красе Виши – в Мекку для умирающих, недолеченных и ипохондриков. В Виши направилась после выписки из «Clinique de l'Horizon» Лавиния – прожила здесь три месяца, приходила в себя среди изнеженных больных обитателей. Я регулярно навещал Лавинию и хорошо изучил город.
Я знал, где найти детектива Шарвийфор; наверняка она еще в морге при центральной больнице, и мадам Дракс, вероятно, с ней. Но сначала мне предстояла другая встреча. Через час я уже шагал по городу. Здесь было прохладней, чем в Провансе, но солнечный свет выстреливал с каждой стены и из каждого стекла. Виши прекрасен своей грустной прелестью. Я всегда любил его изысканную белизну, архитектуру бодрящегося модерна, ветерок, что доносит привкус курортных вод, благоухание древности. По мобильному я дозвонился до Мёнье. Услышав мой голос, он тяжело вздохнул:
– Я так и знал, что ты будешь меня искать.
– Я хотел бы с тобой поговорить. Нет, я на этом настаиваю.
– Только не в больнице.
– Почему?
– Не надо этого, – сухо произнес Филипп. – Давай лучше я подойду в «Hall de Sources». A ты пока попей водичку, купи газету, я приеду минут через десять.
Я прошел в стеклянный павильон с источниками, где воняло серой. Я заплатил за вход и присел среди сирых и убогих, попивающих теплую гадкую водичку – кто из пластиковых стаканчиков, кто из собственных фарфоровых кружек. Некоторые наполняли термосы. В распаренном воздухе кишела настоящая и воображаемая инфекция.
Я пропустил момент, когда в павильон зашел Филипп. Я его попросту не узнал: у него была шаркающая походка и блуждающий взгляд, будто он искал свободное место. Поначалу я принял его за очередного калеку, который только что встал с инвалидной коляски и жаждет в нее вернуться. Филипп как-то съежился, поседел, словно сошел с выцветшей фотографии.
– Привет, Паскаль, – сказал он, вяло пожав мне руку. Даже голос потухший. Потерянный.
– Здравствуй, Филипп.
Мы присели за столиком. Под ногами прыгали воробьи. От кранов с минеральной водой разило, воздух вокруг затуманивался.
– Я знал, что ты объявишься, – сказал Филипп. – Только думал, гораздо раньше.
Измученный. Доходяга. За полгода постарел лет на десять.
– Ты должен рассказать, что у тебя произошло с Натали Дракс, – заявил я.
Он закрыл глаза и тяжело вздохнул. Я внимательно следил за его лицом, искал физиогномические сдвиги, что выдают каждого из нас. И Филипп рассказал, что, пока Луи был у него в больнице, его состояние начало потихоньку улучшаться. Натали заволновалась. Выспрашивала, что будет с психикой ребенка, если он выйдет из комы, и что он будет помнить.
– Она и у меня спрашивала, – сказал я. – Ничего удивительного.
– Она твердила, будто Пьер Дракс ее преследует и якобы она видела его не однажды. Проблема в том, что другие-то его не видели. – Филипп замолчал – видимо, давал мне время подумать, – но я в нетерпении кивнул: дескать, продолжай. – А потом в один прекрасный день состояние Луи резко ухудшилось. Возле мальчика тогда находилась только его мать. И снова твердила, что видела Пьера Дракса. И опять же, никому другому он не попадался на глаза, больничные камеры наблюдения тоже ничего не зафиксировали. Ты теперь понимаешь, о чем я говорил, Паскаль? Насчет дилемм?
Мне понадобилось время, чтобы сообразить.
– Ты хочешь сказать, что она… что Натали препятствовала выздоровлению сына? И сваливала вину на мужа?
– Я не знаю. – Филипп со вздохом снял запотевшие очки и протер их краем рубашки. – Но потом я увидел в новостях, что найдено тело Пьера Дракса, и опять задумался. Натали неплохо разбирается в медицине – лучше, чем ты думаешь. Ты же знаешь, что ничего не стоит, например, перекрыть кислород… Никто не узнает. И ничего не докажешь.
– И ты сказал ей об этом напрямик?
– Да. И тут ее прорвало. Она все отрицала и обвинила меня в некомпетентности. Тогда не было никаких подтверждений тому, что Пьер Дракс умер, – мы все думали, что он в бегах. Мои подозрения были чисто интуитивными – я бы ничего не смог доказать. Натали это понимала. Сказала, что я ее оклеветал. Впала в истерику. Заявила, что я пытаюсь ее подставить. И так далее.
– Ты рассказал детективу Шарвийфор?
Филипп глянул на меня и отвел взгляд. Повисло нехорошее молчание – мы обдумывали его фиаско.
– Ты испугался, – сухо сказал я. Легко себе представить.
– Конечно, я испугался, – рявкнул Филипп. – То, что произошло, с медицинской точки зрения просто нереально. Представить это моей ошибкой – ничего не стоит. Халатностью – раз плюнуть. Натали это понимала и сыграла на этом. Если помнишь, я же констатировал смерть Луи. Ты подумай, как это выглядело. Дурно это выглядело. Паскаль, послушай. Послушай внимательно. Это же моя карьера. Ты на моем месте поступил бы точно так же.
Филипп взглянул на меня, ища поддержки. Но поддержать его я не мог. Я бы никогда так не поступил. Ни за что в жизни. Я покачал головой. Снова пауза. Краткая, но напряженная.
– И ты перевел Луи ко мне, чтобы избавиться от Натали?
Я не мог скрыть горечи. Да что там – я был в бешенстве. Филипп густо покраснел; сердце, что ли, не в порядке? Если сейчас у него начнется приступ, я помогу ему или пусть корчится в муках?
– Пойми, не все так просто, – умоляюще проговорил Филипп. – Он постепенно входил в ПВС. В таких случаях перевод неизбежен. Натали хотела попасть к тебе. Мы заключили сделку. Я буду молчать, а Натали не предъявит мне обвинений в халатности. Избавимся друг от друга.
Нет, пусть корчится в муках.
– Спасибо. Ну, спасибо тебе, Филипп. Огромное спасибо! – На нас уже с любопытством оглядывались, и мы инстинктивно склонились ближе друг к другу через стол.
– Нет, Паскаль, ты должен меня понять, – произнес Филипп. – Я был в ужасном состоянии. Я ничего не мог доказать. Я с ней не справлялся. С ее горем, с ее гневом, с ее странностями – ни с чем. Я чуть не заболел. Чуть не сбежал на пенсию. Прости меня, Паскаль. Я дурно поступил. Я должен был тебя предупредить, но со мною такое творилось! Я думал, что схожу с ума. Тебе никогда не казалось, что ты сходишь с ума?
Я вскочил, металлический стул с грохотом завалился набок. Я поднял его и встал, упершись в него руками. Люди вокруг смотрели уже в открытую.
– Мне пора, – объявил я.
Я чувствовал, что начинаю сходить с ума прямо здесь и сейчас. Нужно сбежать отсюда и все хорошенько обдумать. Мир вокруг сотрясался и уплывал. Но мне нужно удержаться. Цепляться за жизнь, какой я ее знал. И за Натали, какой я ее знал. Моя любовь понимала и знала эту женщину. Моя любовь знала правду о ней. Филиппу этого не дано, он не мог знать Натали, как я. Проще простого. Я ушел, а Филипп остался в павильоне, среди минеральных испарений и инвалидов. Я направился в морг, мысли судорожно скакали. Мёнье заподозрил Натали; это абсурд. И еще абсурднее было ничего не рассказать мне. А что же Перес? Луи умер – вернее, чуть не умер – по моей вине. – Да, он так и сказал. И еще он сказал: Если бы я знал то, что знаю теперь, я по-другому бы слушал Луи.
На свете был только один человек, способный освободить меня от этой тревоги. Только Натали знала ответ на мои вопросы.
Я набрал ее номер, и она сразу сняла трубку.
– Поклянитесь, что никогда не делали плохо Луи, – сказал я.
– Паскаль, что случилось?
– Поклянитесь, что никогда не делали ему плохо.
