Анна Белкина - G.O.G.R.
— Выворачивай карманы, чувак! — дебильным голосом гоготнул тот, который шёл первым и медленно вынул из кармана острый нож.
Лезвие сверкнуло в свете фонаря, и Сидоров понял, что ему некуда от них деться: сбежать не сможет — догонят, если крикнет — сразу зарежут. В карманах у сержанта был только телефон и гривен десять, не больше. Такая скудная добыча могла только озлобить этих горилл. И к тому же — их слишком много, чтобы Сидоров смог отбиться от них один… Всё, он в ловушке…
Бандит с ножом сделал шаг вперёд, а Сидоров неожиданно для самого себя прыгнул, перехватил руку с ножом и перебросил бандита через себя, отобрав оружие. Бандит был тяжёл — килограммов девяносто живого веса в нём точно нашлось. Он грузно обрушился и поверг на асфальт двух своих товарищей. Сидоров сам не ожидал от себя подобной прыти: бандит весил больше, чем он сам, хотя в экстремальной ситуации человек способен на многое…
Трое оставшихся бандитов ринулись к Сидорову все сразу. Они были вооружены: кто дубиной, кто ножом, кто кастетом. К тому же — здоровенный главарь ловко вскочил на ноги, схватил в кулак свой финский нож и совершил прыжок. Сидоров отпрянул назад, мгновенно вычислил, что первым следует сшибить с ног бандита с дубиной, и тут что-то произошло. Для Сидорова вмиг исчезли цвета и, словно бы, замерло время. Бандиты застыли с поднятыми кулаками, раскрашенные в оттенки серого, Сидоров видел каждую детальку их одежды, каждую чёрточку перекошенных злобой лиц так отчётливо, словно бы на них светил солнечный свет. Сержант навернул кулаком бандита с битой, и его удар оказался настолько силён, что противник отлетел метров на шесть, стукнулся спиною о древесный ствол, ствол переломился от удара!
Главарь выронил ножик и задал стремительного стрекача, за ним поскакали и остальные. Только один, который перешиб дерево, остался на месте: он приходил в себя и бестолково ёрзал на траве, пытаясь перевернуться со спины на живот. На бегу эти горе-грабители кричали какие-то странные слова:
— Помогите, орк!
— Гоблин!
— Горлум!
— Тролль!
— Колдун!
Сидоров подумал, как медленно они бегут — он может догнать их в два счёта, переловить, прибавить ещё тумаков и сдать дежурному в РОВД. Но вдруг к горлу сержанта подступила тошнота, перед глазами поплыли круги. Он ощутил жуткую слабость и упал на коленки. Сидоров думал, что упадёт в обморок, но тошнота быстро улеглась, круги пропали, а в окружающий мир вернулись краски. Сидоров похлопал глазами и тут же осознал, как глупо он сейчас выглядит: стоит в коленно-локтевом положении посреди пустынного ночного парка, к тому же — прямо под фонарём. Чёрт, как же Сидоров переработал — просто ужас. Галлюцинации какие-то начались. Так и до невроза и мигрени недалеко… Сидоров быстро встал на ноги и зашагал домой. Нужно хорошенько выспаться, а то завтра опять идти на работу.
Придя домой, Сидоров снял кроссовки и побрёл, к дивану, не раздеваясь. На него почему-то навалилась адская слабость и тяжёлая сонливость. Его страшно клонило в сон, сержант мог бы заснуть прямо на полу. Но — нет, он же не пёсик, он дойдёт до дивана. Дверь ванной комнаты была открыта, потому что Сидоров не закрыл её утром. Сержант случайно повернул голову, а из ванной на него глянули Горящие Глаза…
Сидоров застопорился. Сонливость вмиг пропала. Они здесь, эти жуткие Глаза, их обладатель пришёл за ним! Сержант медленно-медленно протянул руку к выключателю и рывком включил в ванной свет. Ванная была пуста. В тазу, который стоял на стиральной машинке, на груде полотенец кверху лапками валялась жёлтенькая резиновая утка. А в зеркале отражалась перекошенная мистическим ужасом, побледневшая физиономия Сидорова.
— Блин… — буркнул Сидоров, сообразив, что Глаза померещились ему от усталости.
Выключив свет, он плотно закрыл дверь ванной, добрался до дивана и наконец-то провалился в сон.
Глава 132. «Образец 307», Разгадка всех загадок…
Сидоров не заметил, как и когда он заснул. Сержант не просыпался и не видел никаких снов. Он закрыл глаза тёмной ночью, а когда открыл — в окошко залетали лучи солнца, а на журнальном столике разрывался заливистыми трелями будильник. Сидоров спал так: в джинсах, во вчерашней футболке и во вчерашних носках, уткнувшись носом в программу телепередач. Сидоров отковырнулся от дивана, сбросив изрядно помятую программу на пол, и подумал, что ему не мешало бы принять душ и переодеться. А после этого только можно будет позавтракать. Кстати, есть хочется до умопомрачения. Честно, как будто бы он уже неделю не держал во рту и маковой росинки — желудок подсосало к самому подбородку. Нет, лучше сначала поесть, а потом уже мыться — иначе так можно проглотить резиновую утку и начать откусывать куски от мыла. Сидоров вместо ванной пошёл на кухню, выгрузил из холодильника докторскую колбасу и, не утруждаясь поисками ножа и хлеба, отгрыз от неё большой кусок. Пережёвывая колбасу с ангельским блаженством, Сидоров и не подозревал, что у него на кухне, на стуле, что попал в густую тень от холодильника, сидит некто, невидимый и чуждый. И он, невидимый, молча и внимательно, наблюдает за каждым движением Сидорова и даже похохатывает над тем, как тот неопрятно ест, набивая колбасою полные щёки. Кода Сидоров насытился, отъев от толстой палки колбасы две трети, или даже три четверти, и после этого побрёл-таки в ванную — этот некто бесшумной тенью соскользнул со стула и покинул квартиру сержанта. Пока что покинул.
Сидоров пришёл на работу вовремя — как всегда делал. Поздоровался с дежурным Казаченкой, преодолел роботурникет…
Пётр Иванович уже был на месте. В своём кабинете он беседовал с участковым Подклюймухой. Подклюймуха приехал за Поливаевым, Серёгин спросил у него, не допрашивал ли он Зайцева, а Подклюймуха рассказал следующее:
Зайцева он допрашивал, и Зайцев твердил про некие Верхние Лягуши и про то, что он участковый. А сегодня утром Подклюймуха решил расставить точки над собутыльниками Поливаева и наткнулся на бездомного Максюту. Максюту звали Максим, фамилия у него была Свиреев, а с местом жительства вышла какая-то загадка. Всё утро Максюта плакался, что ему негде ночевать, с Сорокиным он познакомился у пивнушки «Корчма», Сорокин сказал, что найдёт ему ночлег… Максюта говорил Подклюймухе следующее:
— Вообще-то, я в Верхних Лягушах живу. Я там всегда жил. Лёг спать дома, проснулся вот тут вот…
Пётр Иванович даже подпрыгнул: Максим Свиреев — это же Шубин, дух штольни, который пропал из психушки! Подклюймуха ворчал, что Максюта бомжеват и дик, временами выл волком, или мычал. Пётр Иванович подумал, что это у него, наверное, «звериная порча» — а что же ещё, раз мычит? Серёгин уже собрался ехать с Подклюймухой в его опорный пункт, они вдвоём вышли в коридор и тут же наткнулись на Сидорова.
— А, Саня! — обрадовался Пётр Иванович, заметив, как сержант шагает по коридору. — Поедешь с нами в Пролетарский за Свиреевым.
По дороге Подклюймуха захватил Поливаева. Поливаев не хотел ехать назад в обезьянник, а униженно и оскорблённо хныкал:
— Ну что вы, начальнички, меня всё конвоируете да этапируте, как вора? Да я ни копейки не украл! Я активно помогаю следствию и вычисляю сверхопасного преступника, он с четвёртого этажа тут сигает, а я его уже почти поймал!
— Поливаев, как ты мне надоел! — вздохнул Подклюймуха и подпихнул вяло ползущего алкоголика в спину. — Давай, шевелись!
— Вы мне всё часы обещали, за службу… — ныл Поливаев. — А вы? Всё судите и судите! Совсем уже засудили!
В опорном пункте Подклюймухи стояло оживление: дружинники ещё ночью задержали какого-то матёрого разбойника, который грабил на улице всех, кто попадался под руку. Разбойник был очень зол, махал громадным кухонным ножом, но дружинники смогли повалить его и освободить от страшного ножа. Нож теперь покоился в пакетике на столе участкового, а разбойник, закованный в наручники, ёрзал на стуле и что-то пьяно бухтел помощнику Подклюймухи, охраняемый двумя дружинниками.
— Вот, этих ловите, а не меня! — подал голос Поливаев, когда его проводили мимо кабинета в изолятор, и показал пальцем в сторону бритоголового громилы, который дёргал скованными сзади руками, пытаясь порвать стальную цепь.
— Цыц, Поливаев! — в который раз цыкнул на него Подклюймуха. — Иди уже, или действительно, суд схлопочешь!
— Вот, как вам помогать! — Поливаев едва не плакал, когда Подклюймуха затолкнул его в свободную камеру. — Замуровали, демоны! — взвизгнул алкоголик и обречённо добавил: — Опять…
Оставив Поливаева в «номере», Подклюймуха повёл Серёгина и Сидорова к Максюте Свирееву. Раньше Свиреев сидел в камере с Сорокиным, но Подклюймуха Сорокина выпустил, и Свиреев остался один. Он очень тихо сидел и не шевелился на своих нарах. Когда к нему пришли гости в виде Петра Ивановича и Сидорова — Свиреев поднял на них покрасневшие от алкоголизма глаза, но не узнал ни Серёгина, ни Сидорова и опять уставился в пол.
