Виктор Точинов - Темные игры (сборник)
Именно в него должно было нанести первый удар…
Сдавик взял с блюдца маленькую и изящно сделанную шпагу-зубочистку с палец длиной (на блюдце остались лежать еще шесть).
— Филя, сука, — понес он полную отсебятину, обращаясь к восковой фигурке. — Я не верю, что сюда сейчас придет Велиал и сделает с тобой то, что ты заслужил… Но если есть хоть что-то, кроме твоего поганого пуза, хоть какие биополя или ауры — ты почувствуешь, ты не можешь не почувствовать все, что я хочу с тобой сделать… И сделаю!!! Сдохни! Сдохни!!! Сдохни-и-и!!!!!
Стекла задребезжали от крика; он нагнулся внутрь пентаграммы (на мгновение рука со шпагой ощутила легчайшее сопротивление, совсем как тогда, с магнитом) — он прицелился и ударил. Ударил, метясь прямо в основание Филиного пениса…
За долю секунды до удара пентагонон зазвенел — тем же протяжным, переворачивающим все внутри звуком (зацепил ногой? — мелькнуло на краю сознания) — а рука продолжила движение к цели… Секунды и терции непонятным образом удлинялись, и в каждую из них мозг Славика успевал зафиксировать странные изменения вокруг — вот свечи вспыхнули ярко, очень ярко — шпага преодолела лишь полпути к треножнику и фигурке — и тут же погасли, все до одной, словно задутые внезапным порывом ветра — клинок летел вслепую, но на сетчатке глаз еще отпечаталась светло-розовая фигура, и он заканчивал удар по памяти, в то самое место, где только что ее видел…
Лишь когда рука прошла тот уровень, где шпага должна была встретить неподатливое сопротивление воска — прошла и продолжила кажущееся таким медленным движение — еще ниже, и еще — он понял, что треножника и фигурки там нет, внутри пентаграммы — пусто.
Не встретивший ожидаемого сопротивления Славик потерял равновесие и опрокинулся лицом вперед, на ковер внутри пентагонона. Вот только ковра там уже не было.
Раздался громкий, жадно-чавкающий звук, с похожим болотная топь вцепляется в упавшую жертву — раздался и смолк, повторившись металлическим эхом. Пришли тишина и темнота…
22.Следователю, ведущему дело об исчезновении Зарубина В.А., 1958 г.р., русского, несудимого, Света ничего не рассказала о пентаграмме. Она никак не связывала сверкающий как новенькая монета пятиугольник (черные свечи с него бесследно пропали) с таинственной утратой мужа — опять притащил какую-то ерунду с работы, только и всего.
Для Светы настали черные времена — заначки кончились довольно быстро, а необходимости работать последние пять лет у нее как-то не наблюдалось… Это было ее единственное неудобство от пропажи Славика.
Портреты Славика повисели какое-то время на милицейских стендах, в микрорайоне посудачили о непонятном деле — а потом оно позабылось за другими новостями… Только пятилетний Алешка долго еще плакал ночами в подушку — тихонько, чтобы не услышала мать…
Через несколько лет, когда Славика признали умершим и пришел срок вступать в права наследства, квартиру пришлось разменивать — нашлось еще два наследника первой очереди, дети от первого брака, до сих пор здесь прописанные…
С помогавшими при перезде доброхотами (из числа старых знакомых Славика) Света расплатилась кое-какими из его вещей, до сих пор пылившихся в кладовке…
ЭпилогВалерий Кириллович Филинов, когда-то известный под прозвищем Филя, прибыл глянуть хозяйским оком, как идут дела в бывшем вагончике Славика. (Постепенно он прибрал к рукам все точки в довольно обширной округе.)
Внимание его привлекла интересная штуковина, прислоненная к стене и появившаяся, похоже, совсем недавно. Не замечая вытянувшегося в струнку приемщика, молодого круглолицего паренька, он подошел поближе и стал внимательно рассматривать здоровенный пятиугольник из благородной темной бронзы… Было в этой фигуре что-то, не позволяющее вот так просто отправить ее в переплавку…
— Отнеси-ка эту фиговину ко мне в машину, — процедил он приемщику, не оборачиваясь. — Я ее, пожалуй, домой возьму и…
Он не стал заканчивать — да и к чему, в самом деле, всякой мелкой сошке слишком много знать о планах хозяина?
Филя обладал крайне здоровой, непробиваемой, просто слоновьей психикой. и в жизни не интересовался ничем потусторонним; никаких аналогий пентагонон у него не вызвал. «Хреномантией», как называл это Филя, давно и серьезно увлекалась его единственная дочь…
Неопознанные летающие убийцы
Детям
Герники и Ковентри,
Дрездена и Токио,
Белграда и Багдада
посвящается…
Часть первая
Арабский след
Эпизод 1
Гамильтонвилль, штат Мичиган
6 августа 2002 года, 00:21
Грохот за окном раздается как раз в тот момент, когда знакомство с девушкой, носящей романтическое имя Танья, доходит до стадии, позволяющей стянуть с нее юбку. И, конечно же, Эдди Моррисон этим моментом пользуется. Стягивает. Даже почти успевает подумать: ну до чего же ядреная задница…
И тут раздается грохот.
Стекла — широко разрекламированные вакуумные стеклопакеты — никак не должны пропускать звуки снаружи. Они и не пропускают. Звук — очень мощный и низкий, воспринимаемый не только ухом, но и всем телом, — идет отовсюду. Дом дрожит — от фундамента до крыши, выложенной пластиковой псевдоголландской псевдочерепицей. По поверхности воды в огромном аквариуме проходит легкая рябь. Ленивые ожиревшие рыбы недоуменно тычутся в стекло.
Романтическая Танья роняет упаковку дешевых презервативов, спешит к окну. Эдди страдальчески морщится. Ну вот… Совсем недавно удалось убедить родителей в том, что восемнадцатилетний студент имеет право на личную жизнь — тем более приехав в родной дом на летние каникулы. Убедить и отвертеться на этот уик-энд от нудно-обязательной поездки в Детройт, к бабушке-дедушке. И вот вам, пожалуйста… Вместо матери, совсем недавно так и норовившей словно невзначай заглянуть в комнату сына, когда у него в гостях одноклассница, — теперь невесть что взрывается за окном. Не везет так не везет.
Но что там, кстати, рвануло?
Не иначе как бензоколонка Нэда Симпсона. Старик последнее время пьет все больше и больше — с него станется выйти к своим древним, вечно барахлящим и протекающим заправочным автоматам, не загасив сигарету…
Пока — очень быстро — у Эдди мелькают эти мысли, он, приподнявшись на все еще не расстеленной кровати, смотрит за окно. Туда, где по его догадке в двух кварталах должно полыхать зарево. Не полыхает. Эдди видит лишь свет фонарей, горящих на Авеню Независимости. И — в слабом отсвете фонарей — приподнявшуюся на цыпочки Танью.
Загадка: что взорвалось? — тут же перестает волновать Эдди. Он заканчивает оборванную несколько секунд назад мысль: ну до чего же ядреная задница! Да и все остальное…
Соскочив с кровати, Эдди устремляется было к окну — но останавливается. На пару мгновений задумывается над дилеммой: подтянуть и застегнуть сползающие брюки — или снять совсем. Он совсем уже склоняется ко второму варианту, когда…
Взрыв — оглушающий, рвущий перепонки.
Дом не дрожит — содрогается, как агонизирующее животное.
Окно влетает внутрь роем сверкающих осколков.
Аквариум — гордость Эдди — рушится на пол. Рыбы пытаются куда-то плыть в иссякающих струях воды. Далеко не уплывают, трепыхаются на полу. Хозяин не обращает на них внимания.
Эдди стоит — одна нога все еще в брючине — и делает судорожные глотательные движения. Эхо взрыва неохотно уходит из ушей. Он чувствует — по лицу что-то стекает. Подносит руку к саднящему лбу — пальцы в липком и красном.
— Что же это… — шепчет он и сам себя не слышит.
«Где Танья?» — приходит запоздалая мысль. В ту же секунду он видит девушку. Она медленно поднимается с пола. Лица нет, вместо него — кровавая маска, жуткое месиво из осколков стекла и вспоротой плоти.
На белой блузке Таньи кровавые пятна, — растут, набухают. Лишь ажурные колготочки на стройных ногах целы и невредимы… Но Эдди на них не смотрит. Он не может оторвать взгляд от того, что совсем недавно, — миллион лет назад, в совершенно другой жизни, — было симпатичным девичьим лицом с лучистыми глазами…
Глаз, впрочем, уцелел. Один.
Кровавый провал рта широко распахнут. Танья кричит — истошно, надрывно.
Но Эдди ее не слышит — из его ушей сочится кровь, барабанные перепонки разорваны. Не слышит он и третьего взрыва. Просто пол внезапно встает дыбом, стены начинают падать. Все тело ощущает удар — словно гигантская невидимая рука в гигантской боксерской перчатке отправляет Эдди в нокаут. Он теряет сознание. К несчастью — совсем ненадолго.
Потом он приходит в себя — вокруг могильная темнота. И тишина. И резкая боль в груди. Он широко распахивает глаза, пытаясь разглядеть хоть что-то. Бесполезно — ему кажется, что глаз у него просто нет. Пытается пошевелить рукой или ногой — конечности тоже куда-то делись.
