Мастер Чэнь - Шпион из Калькутты. Амалия и Белое видение (с иллюстрациями)
Отдам ли я Элистера? Да, это Эшенден уже понял – но только когда убийца будет найден.
Ну, и почему бы ему не перестать волноваться и не оставить меня в покое – в ожидании того, когда сингапурцы и пенангцы вместе завершат расследование?
Мне очень нужно, чтобы убийцу нашли, подумала я. Значит ли это, что полиции ничего такого не нужно – и Эшенден об этом знает? Или догадывается? Близко, очень близко.
Если одна большая проблема решению не поддается, надо разделить ее на несколько маленьких и посмотреть, которая из них мне по силам, сказала я себе. Не надо сейчас выяснять, что и зачем задумал Эшенден. Все в свое время. Лучше заняться простыми вещами, которые я могла бы сделать прямо сейчас.
А есть они, такие вещи?
Ну, допустим – человек, который погиб под килем какого-то корабля в гавани. Теперь я вспомнила, откуда мне было известно его имя – Чеонг Фок. Оно значилось на большой вывеске с Пенанг-стрит. Это был владелец склада с динамитом.
Пятое убийство, значит.
И что из этого следует? Очень странные выводы. Никаких сомнений, что Уайтмен складировал динамит у кого-то из своих агентов. И кто это в полиции уничтожает агентов специального подразделения? Сам Уайтмен? Но, если я правильно понимаю, его убили еще до того, как был обнаружен склад. Что исключало вариант, при котором сам Уайтмен убирал свидетелей. А кто, кроме него, мог бы знать, что за человек этот Чеонг Фок? Ведь теоретически специальное подразделение работает совершенно автономно от полиции. Это всем известно.
Опять виновником выглядит начальник полиции? Или какой-то его секретарь, который знал то, что ему не положено? Но ведь у меня нет никаких шансов выяснить, кто и что должен знать в полиции. И Эшенден вряд ли рассчитывал, что у меня это получится: Амалия де Соза допрашивает одного полицейского чина за другим? Очень интересная картина.
Теперь другой маленький человек – тоже информатор полиции. Тот, что был убит почти на моих глазах в день знакомства с Элистером. Имени я его вспомнить сейчас не могла – кажется, никто его мне и не называл. Как и кто его убил, я сейчас отлично себе представляла, вплоть до выражения лица убийцы.
Но что все-таки делал этот информатор у Змеиного храма?
Тут, конечно, вспоминается загадочная история с Корки, который говорил Элистеру, что за ними, приезжими, следят полицейские агенты. Как это понимать? И откуда он знал, что следят именно люди полиции, а не какие-то местные бандиты? Полная загадка, притом что Корки, судя по всему, был очень хорошим следователем и вряд ли ошибался. Но он убит, и его тетрадочка, один раз случайно упомянутая Элистером, если и была найдена, то я опять же про это не узнаю.
Получалась вот какая картина: допустим, полиция посылает людей следить за приезжими. В случае с Элистером – это тот самый человек, погибший у Змеиного храма. Такие же люди, видимо, следили за всеми прочими калькуттцами.
Ситуация бредовая, но даже и она не объясняла, почему один из этих агентов был убит. Ошиблись, разобрались, сняли слежку, не задавая лишних вопросов: вот нормальный ход событий.
И это не все про убийство у Змеиного храма. Погибший, повторим, был вдобавок тем самым человеком, что выдал динамитный склад полиции. За что же его убили – за то, что следил за кем-то, или за то, что он выдал склад? И чисто ли случайно получилось, что смерть настигла его, когда он следил за человеком, который тоже имел какое-то косвенное отношение к этому складу? Этого я не знала раньше, и сейчас тоже.
Большая проблема отказывалась делиться на несколько мелких.
В легком отчаянии я снова попыталась представить себе дело с нового угла.
Попыталась вообразить лицо своего врага. Того человека, который отдавал приказы пуллерам с палочками для еды.
Это человек, который точно знал в лицо полицейских из Калькутты. Что было несложно, все они часами сидели в розовом здании на перекрестке Лайт-стрит и Бич-стрит. И затем кто-то должен был лишь указать убийцам на каждую из будущих жертв.
Я попыталась представить эту процедуру наглядно. Некто сидит или стоит напротив здания полиции, его задача – указать пальцем или кивком головы на всех, кого надо убить.
Допустим, сидит он в рикше, может быть даже – за полузадернутой занавеской, и говорит «вот этот»… кому? Пуллеру рикши? А что, это ведь просто.
В таком случае мой главный враг – китаец, индиец, малаец, евразиец? – вообще тут не присутствует.
Да, совсем простая процедура, подумала я. Если не считать того факта, что уже после первого убийства человек в рикше должен был понять, в какие игры играет. Но продолжал показывать пальцем на все новые жертвы.
Ну, а кем может быть мой главный враг? Индийцем, который в ужасе от того, что может произойти с человеком по имени Ганди? И при этом распоряжающимся, по случайности, целой бандой не индийцев, а китайцев? Очень странная идея.
Или он – китаец, который в ужасе от того, что в убийстве индийская община обвинит китайцев и начнутся погромы? Да, это та версия, которую я с ходу высказала Эшендену. Значит, китаец, которому кто-то из полиции (да хоть сам резидент-советник Пенанга) очень, очень подробно, до малейших деталей рассказывает все, что в полиции происходит? Но – если опять говорить о мелочах – то почему этот китаец счел необходимым убивать информатора у Змеиного храма? Этот убитый вообще не вписывался ни в какую версию.
А вот теперь самое главное. Если кто-то просто хотел сорвать секретную и очень грязную операцию спецотдела полиции, то почему он не придумал что-то совсем простое, без убийств и прочих проблем? Например… Да всего-то тихонько рассказать о своих подозрениях кому-то из лидеров индийской общины. И грязная операция на этом закончена. Не надо никаких скандалов или огласки, все можно сделать куда проще. Дать телеграмму в Индию, невинного содержания. И никто сюда не приедет.
От этой простой мысли мне стало не по себе. Все мои версии о ходе событий практически развалились.
«По ошибке», – вспомнила я свои же слова, сказанные, кажется, Элистеру. Кто-то ошибся, не понял, что происходит. Что-то перепутал. И начал убивать. Кого убивать? По какому признаку? Всех, кто, как он думал, что-то собирался сделать? Или всех, кто якобы что-то знал?
Но если я даже примерно не представляю себе, кто мой враг, чем он занят в городе, то я не смогу понять, как именно он ошибся.
Я не смогу также понять, нужен ли еще ему Элистер – и скромная свихнувшаяся миллионерша по имени Амалия.
И что на данный момент я в итоге могу сделать?
Получается, что не больше, чем до приезда писателя, который оказался не только писателем. То есть ничего.
Этот вывод меня поразил, но приходилось признать, что он был правильным.
Ведь даже то, что я единственная во всем городе своими глазами видела двух убийц, не меняло почти ничего. Полиция могла бы разыскать одного из них, с огнестрельной раной. И это тоже было сложно, если перевязывали его не в клинике, а друзья по банде. Ну, а чтобы я – в одиночку – разыскала этого человека лучше всякой полиции? Да я даже не заметила, куда попала пуля Элистера. Максимум – я могла бы его опознать.
И лучше пока никому об этом не рассказывать, пришла мне в голову мысль.
Тут я снова вспомнила Эшендена – который… не может быть… и не знал даже, что я единственная из всех, видевшая убийц и оставшаяся в живых и на свободе. Ведь я об этом ему не сказала!
Еще один факт, который вижу я и, возможно, не видит полиция. А именно, что Тамби Джошуа не хочет со мной говорить и не хочет, чтобы нас видели вместе. Это интересный факт… или не очень? Рано или поздно надо прижать Тамби к стене и выяснить, чего он боится. И это я тоже могу.
Итак, в чем мои преимущества перед полицией? В том, что я иногда вытворяю такую дичь, что ни одному полицейскому не снилось? В неожиданности и непредсказуемости? М-да. Что ж, если ничего другого нет…
Или мое преимущество в том, что, изолированная от полиции, я могу начать искать в таком месте, которое полиции в голову не придет? Как ни странно, да, и это тоже.
Я – тайный запасной игрок господина Эшендена? А что, неплохо.
Я разберусь в этом, сказала я себе и снова представила оценивающие, ожидающие глаза писателя. Когда вы думаете, что ничего не можете – бывает достаточно, что кто-то другой верит в вас. И выясняется, что, оказывается, все не так плохо.
Филиппинцы Магды перестали уродовать какую-то очень сложную пьесу и заиграли веселую румбу. Я поняла, что страшно устала думать (да и вообще это отвратное занятие, никому его не рекомендую). Закрыла глаза и попыталась очистить голову – по крайней мере так должен себя вести, судя по всему, настоящий сыщик.
Мысли из головы улетучились. Остался страх. Я снова представила себе руку убийцы с палочками для еды.
Палочки.
Какая-то странная мысль меня давно беспокоила. Давным-давно я что-то слышала – или видела? – про палочки для еды. Очень давно, чуть не в детстве.
