Мартин Смит - Красная площадь
— Не очень хорошо.
«Платонову за шестьдесят, — прикинул Аркадий. — Дипломат еще со времен Брежнева? Видно, твердый орешек, да и гибкости не занимать».
— Не очень хорошо? — переспросил Платонов, скрестив на груди руки. — А знаете ли, сколько понадобилось лет, чтобы открыть здесь советское консульство? Это же промышленная столица Германии. Здесь инвесторы, которым мы должны внушить доверие. И не успели мы устроиться, как является следователь из Москвы. Кто вас интересует? Кто-нибудь из консульства?
— Нет.
— Я так и думал. Обычно нас отзывают в Москву, а потом уж сообщают дурную весть, — сказал Платонов. — Я наводил справки, не из КГБ ли вы, но кагэбэшники даже не хотят вас видеть. С другой стороны, они вас не удерживают.
— Довольно порядочно с их стороны.
— Наоборот, весьма подозрительно. Что может быть хуже следователя, над которым ты не властен?
— И такое со мной случалось, — пришлось признаться Аркадию.
— Кроме персонала консульства, в Мюнхене не так уж и много советских граждан. Директора заводов и банкиры, стажирующиеся у немцев, труппа танцоров из Грузии. Кто вас интересует?
— Этого сказать вам не могу.
Аркадий полагал, что сотрудники Министерства иностранных дел вооружены большим запасом располагающих собеседника фраз и приветливых улыбок и жестов, говорящих о том, что у них еще сохранились человеческие чувства. Платонов же, напротив, обходился пристальным, недружелюбным взглядом, который не смягчался, даже когда он доставал из пачки сигарету (не предлагая, кстати, собеседнику).
— Значит, насколько мы поняли друг друга, мне должно быть наплевать, за кем вы охотитесь. Мне должно быть наплевать, что, скажем, где-то в Москве кто-то зверски расправился с целой семьей. Успех работы консульства куда важнее поимки какого-то убийцы. Немцы не станут давать убийцам сотни миллионов марок. Нам приходится наверстывать пятьдесят лет нашей плохой репутации. Мы хотим спокойных, нормальных отношений, благоприятных для получения займов и заключения торговых соглашений, которые принесут спасение всем семьям в Москве. Нам меньше всего хотелось бы, чтобы русские гонялись друг за другом по улицам Мюнхена.
— Я вас понимаю, — ответил Аркадий как можно мягче.
— Вы здесь не в официальном качестве. Если вы вступите в контакт с немецкой полицией, они тут же позвонят нам, и мы ответим им, что вы просто турист.
— Я всегда испытывал любопытство к Баварии, земле, славящейся своим пивом.
— Паспорт останется у нас. Это означает, что вы не можете поехать куда-нибудь еще или зарегистрироваться в гостинице. Мы устраиваем вас в пансионе. А пока что я буду делать все, что в моих силах, чтобы вас отозвали в Москву, и, если возможно, завтра же. Советую забыть о расследовании. Походите по музеям, купите сувениры, попейте пивка. В общем, погуляйте.
Пансион находился под турецким бюро путешествий в полуквартале от вокзала. Жилье состояло из двух комнат с кроватью, голым матрацем, комодом, стулом, двумя столами и шкафом, дальше находилась миниатюрная кухонька. Туалет и душ располагались с другой стороны прихожей.
— На третьем этаже турки, — сказал Федоров, указывая пальцем вверх. Потом пальцем вниз: — На первом — югославы. Все они работают на БМВ. При желании можете устроиться и вы.
Лампочки горели. Аркадий открыл дверцу холодильника — внутри него зажегся свет. В углах не видно было тараканьих коробочек. Свет был даже в стенном шкафу. А когда входили в здание, он отметил, что на лестничных клетках пахло не мочой, а дезинфекцией.
— Вот он рай. Не совсем такой, как ожидали, верно? — спросил Федоров.
— Вижу, вы в Москве давно не были, — отпарировал Аркадий.
Он открыл окно задней комнаты. Из него была видна тыльная сторона вокзала и блестящие на солнце стальные ленты рельсов. Странно, но он ощущал разницу во времени, словно находился в противоположном часовом поясе, а не всего лишь в четырех часах лету от Москвы. Федоров задержался в дверях.
— Мне кажется, что Ренко — самая непопулярная здесь фамилия. Я имею в виду Германию. Я слышал о вашем отце. Возможно, у себя дома он и герой, но для немцев он палач. Помнят по сорок пятому.
— Он и дома был палачом.
— Я хочу сказать, что с такой фамилией вам бы лучше сидеть здесь и не высовывать носа.
— Дайте-ка ключ, — протянул руку Аркадий.
Федоров, собравшийся уже было уходить, отдал ключ, пожав плечами.
— Я бы не беспокоился, следователь. Единственное, о чем русскому не нужно беспокоиться в Германии, так это о том, что его обкрадут.
Оставшись один, Аркадий сел на подоконник и, предоставленный наконец самому себе, закурил.
По русскому обычаю, отправляясь в дорогу, надо присесть. Так почему бы не сделать этого по приезде? Чтобы официально вступить во владение голой, незапертой комнатой. Особенно если куришь вонючую русскую сигарету. Он увидел медленно приближающийся к вокзалу поезд, блестевший красным и черным глянцем. На машинисте была серая фуражка, похожая на генеральскую. Аркадию вспомнился локомотив на Казанском вокзале, раздетый по пояс машинист и лежавшая на его плече женская рука. Интересно, где они теперь? Перегоняют вагоны по московской окружной? Или катят по степи?
Он вернулся к кровати и раскрыл саквояж. Порывшись в кармане помятых брюк, откопал пенягинский список трех телефонных номеров, текст факса из квартиры Руди и опознанный снимок Риты Бенц. Из свернутого пиджака достал видеопленку. Весь его дорожный гардероб уместился на двух вешалках и на одной полке шкафа. Список телефонов, факс и фотографию он сунул в футляр видеокассеты. Здесь было все его богатство, его опора. Потом пересчитал деньги, которые удалось выжать из Родионова. Сто марок. Насколько бы их хватило простому туристу в Германии? На день? Неделю? Надо быть крайне экономным, чтобы протянуть как можно дольше.
Положив кассету под рубашку, Аркадий вышел на улицу. Он пересек бульвар и вошел в здание вокзала, напоминавшее снаружи своими размерами современный музей. Дневной свет проникал внутрь сверху, сквозь матовое стекло и сетки от голубей. Ни тебе казанских бандитов в черных кожаных куртках, ни усыпляющего мелькания телевизионного экрана, ни бара «Мечта». Вместо всего этого — книжный магазин, ресторан, магазин, предлагающий всевозможные напитки, кинотеатр с эротическими фильмами. В киоске продавался план города на французском, английском и итальянском языках, ни одного — на русском. Купив план на английском, Аркадий вместе с толпой вышел через главный вход на улицу.
От доносившегося из кафе запаха хорошего кофе и шоколада у него подкашивались ноги, но он до того не привык бывать в ресторанах, да и вообще нормально питаться, что продолжал двигаться дальше в надежде увидеть более доступную тележку с мороженым. Он не обращал внимания на витрины, а лишь следил за отражениями в стекле. Дважды он заходил в магазины и тут же выходил, наблюдая, не следит ли кто за ним. Турист обычно осматривает достопримечательности. Аркадий же выключил из поля зрения толпы людей, фонтаны и статуи, ради того чтобы распознать советских людей по выражению лица, качающейся походке или по обычаю носить обручальное кольцо на правой руке. Словно шум морского прибоя, звучала вокруг него немецкая речь. Очнувшись, он увидел, что стоит на широкой площади, окруженной импозантными зданиями с узорами из кирпича, со ступенчатыми фронтонами, переходящими в остроконечные крыши из красной черепицы. Среди них особенно выделялось здание старой ратуши из серого камня. Сотни людей не спеша прогуливались по площади, отдыхали за столиками, потягивая пиво из глиняных кружек, рассматривали на больших часах ратуши движущиеся фигуры танцоров и музыкантов, исполненные в натуральную величину. Аркадий огляделся: бизнесмены в неброских костюмах и шелковых галстуках; женщины в темной, но не уныло-печальной, а элегантной модной одежде; молодежь, как и положено на каникулах, в теннисках, шортах, с рюкзаками за спиной. Все они громко перекликались между собой. На углу стоял книжный магазин — целых три этажа книг. Рядом была лавка, источавшая душистый табачный аромат. То из одной двери, то из другой доносился терпкий запах пива. С верхушки мраморной колонны вниз на площадь смотрела золотая мадонна.
Скорее с помощью жестов, чем своих познаний в немецком, он купил мороженое в вафельном стаканчике. Мороженое было таким жирным и сладким, что не уступало по вкусу сладкой глазури. Сигареты обошлись ему в четыре марки. Так или иначе, теперь он стал в Мюнхене своим. Он спустился на станцию подземки, купил билет и вскочил в первый же поезд, следовавший в сторону вокзала.
По обе стороны от Аркадия за поручни держались двое турок. У обоих был отсутствующий взгляд. На коленях сидевшей напротив женщины, словно младенец, покачивался окорок.
Велика ли вероятность того, что за ним следят? Принимая во внимание трудности слежки в городских условиях, не велика. По советским стандартам, для наблюдения за принимающим меры предосторожности перемещающимся объектом требовалось от пяти до десяти автомашин и от тридцати до ста человек. У самого же Аркадия никогда не было ни людей, ни машин.
