Дэвид Пис - 1977. Кошмар Чапелтауна
И я говорю:
– Спасибо тебе за сегодняшний день.
Я, наверное, уснул, потому что, когда я открыл глаза, ее уже не было. Я сижу на тахте один, «Я начинаю считать» подходит к концу, я выключаю телевизор, иду наверх, раздеваюсь и ложусь в кровать. Бобби и Луиза спят рядом со мной.
Мне приснилось, что я сидел на диване в розовой комнате. На грязном, гниющем трехместном диване, воняющем все омерзительнее, но я никак не мог с него встать. Потом оказалось, что я сижу на диване на детской площадке. На кошмарном диване с тремя ржавыми пружинами, врезавшимися мне в задницу и в ляжки, но я не мог встать, не мог подняться с места. Потом оказалось, что я сижу на диване на помойке. На ужасном диване, пропитанном кровью, которая попала мне на руки и под ногти, но все еще не мог встать, я не мог подняться с места, не мог уйти.
* * *Слушатель: Эта маленькая девочка в Лутоне, четырехлетняя девочка, которую изнасиловали и убили? Вы знаете, что они двенадцатилетнего пацана за это арестовали? Двенадцать лет, а!
Джон Шарк: Невероятно.
Слушатель: А газеты только и знают, что писать о королевской флотилии и Йоркширском Потрошителе.
Джон Шарк: Похоже, этому не будет ни конца ни края.
Слушатель: Нет, будет. Когда конец света наступит, вот тогда все это и кончится. Конец света, мать его.
Передача Джона ШаркаРадио ЛидсСуббота, 11 июня 1977 годаГлава четырнадцатая
Я свесил ноги с кровати и начал натягивать штаны.
Серый и сырой рассвет субботы, 11 июня 1977 года.
Сновидение висело как привидение в ее мрачной комнате, сновидение о мебели в кровавых пятнах, о блондинах-полицейских, о преступлении и наказании, о головах и дырках.
В очередной раз просыпаюсь разбитым.
Дождь стучал по стеклам, мой желудок давал о себе знать.
Я сидел на постели проститутки и чувствовал себя стариком.
Ее рука коснулась моего бедра.
– Ты можешь остаться, – сказала она.
Я обернулся к кровати, к худому лицу на подушке, я наклонился, чтобы поцеловать ее, и снова снял штаны.
Она натянула простыню на нас обоих и раздвинула ноги.
Я поставил между ними колено, чувствуя ее влажность своей кожей, и провел рукой по ее волосам, в очередной раз нащупывая оставленный им след.
Я ехал обратно в Лидс по утренним, забитым машинами улицам, под непрекращающимся дождем. Радио отвлекало меня от мыслей о ней:
– Ожидаются обширные наводнения, лидер Национального фронта Джон Тиндал пострадал в драке, 3275 полицейских остались без пенсии и выходного пособия, забастовка журналистов расширяется.
Добравшись до темных арок, я заглушил мотор и остался сидеть в машине, думая о всем том, что я хотел бы с ней сделать. Сигарета догорела до кожи под моим ногтем.
Нехорошие мысли, которые раньше никогда не приходили мне в голову.
Я затушил окурок.
В редакции никого.
Я взял газету и от нечего делать прочитал свою статью на внутренней полосе:
ЖЕРТВЫ ЖГУЧЕЙ НЕНАВИСТИ?По материалам
соб. корр. Джека Уайтхеда
Передвижной полицейский штаб, возвышающаяся радиоантенна, шумный генератор, перекрытые улицы, следователи с блокнотами на пороге дома, дети, глядящие из окна на бесконечное мелькание голубых маячков, – все это постепенно становится привычной картиной для несчастных жителей Чапелтауна, так называемого «района красных фонарей» города Лидса. Уже пятая женщина была зверски убита здесь среди ночи. Полиция сразу же отнесла этот инцидент на счет преступника, известного как Йоркширский Джек-Потрошитель. Четыре из пяти его жертв проживали в радиусе двух миль друг от друга. Все они были убиты за последние два года.
Шестнадцатилетняя Рейчел Джонсон, как и все остальные женщины, подверглась жестокому нападению. Ее тело, так же, как и тела двух предыдущих жертв, было найдено на детской площадке, в месте, предназначенном для игр и развлечений. Рейчел находилась лишь в нескольких сотнях метров от своего дома.
Рейчел, закончившая школу в прошлую Пасху, отличалась от остальных жертв главным образом тем, что все они были известны как проститутки, работавшие в районе Чапелтауна. Однако Рейчел, возможно, совершила ту же ошибку, что и они. Возвращаясь из бара, она села в машину к незнакомому человеку, предложившему подвезти ее до дома, несмотря на то что полиция многократно предупреждала граждан об опасности с тех пор, как в 1975 году было совершено первое из пяти преступлений.
Первой жертвой человека, которого полиция считает психопатом, страдающим ярко выраженной ненавистью к женщинам, стала двадцатишестилетняя проститутка, мать троих детей, миссис Тереза Кэмпбелл, проживавшая в Чапелтауне, на Скотт Холл-авеню.
Молочник, совершавший утреннюю доставку, нашел ее частично обнаженное окровавленное тело на спортивной площадке комплекса Принца Филиппа, в ста пятидесяти метрах от ее дома, где трое маленьких детей с нетерпением ждали возвращения мамы с «работы». Она была зверски зарезана.
Спустя пять месяцев по ту сторону Пеннинских гор была жестоко избита до смерти двадцатишестилетняя Клер Стрэчен, мать двоих детей. В настоящий момент полиция считает, что это преступление совершил тот же самый психопат. Всего через три месяца, в феврале 1976 года, миссис Джоан Ричардс, сорокапятилетнюю мать двоих детей, настигла жестокая смерть в одном из тихих переулков Чапелтауна. Миссис Ричарде, проживавшая в Нью Фарнли, получила пару мощных ударов по голове и несколько ножевых ранений. Затем, менее двух недель назад, тридцатидвухлетняя Мари Уоттс, проживавшая в Чапелтауне, на Фрэнсис-стрит, была найдена мертвой в парке Раундхей на площадке Солджерс Филд с перерезанным горлом и ножевыми ранениями в области живота. В период непосредственно перед гибелью она находилась в состоянии депрессии и скрывалась от своего сожителя.
Миссис Кэмпбелл в последний раз видели в Лидсе во втором часу ночи, когда она пыталась поймать машину на Минвуд-роуд. Известно, что перед этим она появлялась в «Ton-клубе» на Шипскар-стрит. Миссис Ричарде в день своей смерти была в пабе «Радость» вместе со своим мужем. Она ушла оттуда одна ранним вечером. Живой он ее больше никогда не видел. Мари Уоттс также посещала «Радость» незадолго до своей смерти.
Вчера полиция вновь обратилась к гражданам, обладающим какой-либо информацией, с просьбой дать о себе знать. С Отделом расследования убийств Милгартского полицейского отделения в Лидсе можно связаться по следующим номерам: 461 212 и 461 213.
– Доволен?
Я обернулся. Билл Хадден, одетый в спортивную куртку, заглядывал мне через плечо.
– Это самое настоящее надругательство над текстом. По-моему, я не использовал слова «зверский» и «жестокий» так много раз.
– Ты использовал их куда чаще.
Я достал из кармана свернутый лист бумаги и протянул ему.
– Может, ты и это слегка подредактируешь?
Милгарт, 10:30.
На вахте сержант Уилсон.
– Не было печали.
– Здравствуй, Сэмюэл, – кивнул я.
– И что же я могу с тобой сделать в это недоброе июньское утро?
– Пит Ноубл на месте?
Он заглянул в журнал.
– Нет, только что ушел.
– Черт. А Морис?
– Давно не появлялся. А в чем дело?
– Джордж Олдман обещал показать мне кое-какие протоколы. По делу Клер Стрэчен.
Уилсон снова посмотрел в журнал.
– Можешь поговорить с Джоном Радкиным или с Фрейзером.
– А они здесь?
– Погоди, – сказал он и снял трубку.
Он спустился по лестнице мне навстречу. Молодой, светловолосый, лицо из прошлой жизни.
Он остановился.
– Джек Уайтхед, – сказал я.
Он пожал мне руку.
– Боб Фрейзер. Мы с вами уже знакомы.
– Барри Гэннон, – сказал я.
– Вы помните?
– Такое разве забудешь?
– Это точно, – кивнул он.
Сержант Фрейзер был не выспавшись, не знал, что сказать, какой-то рано постаревший, но, в общем, просто-напросто растерянный.
– А вы, я смотрю, времени даром не теряли, – сказал я.
Он удивленно нахмурился:
– В смысле?
– Уголовный розыск. Отдел расследования убийств.
– Да, наверное, – сказал он и взглянул на часы.
– Я бы хотел поговорить с вами о Клер Стрэчен, если у вас есть время.
Фрейзер снова посмотрел на часы и повторил:
– Клер Стрэчен?
– Видите ли, пару дней назад я беседовал с Джорджем Олдманом, и мы договорились, что начальник уголовного розыска Ноубл покажет мне протоколы, но…
– Они все в Брэдфорде.
– Да, и поэтому мне сказали, что если Джон Радкин или вы сами не против…
– Хорошо. Пойдемте наверх.
Я поднялся за ним по лестнице.
– У нас тут небольшой беспорядок, – сказал он, открывая мне дверь в помещение, заставленное металлическими архивными ящиками.
