Ингер Фриманссон - Крысоловка
– Это лишнее, – неубедительно возразила она.
– Нет-нет, я настаиваю.
Девушки ждали у входа в больницу. Давно их не видела. Сразу после катастрофы они часто встречались, но со временем отдалились.
Такие взрослые. Да они и есть взрослые. Обнялись – крепко, долго. Юлия тихо всхлипывала. Роза погладила ее по волосам. Казалось, она разучилась говорить.
– Ты все-таки пришла! Здорово, – сказала Йеннифер.
Роза пожала плечами.
– Как он?
– Мы сегодня еще не заходили. Ждали тебя.
– Вот как…
– Ты в порядке?
– Да. Определенно в порядке.
– Тогда пойдем. Наверняка отец заждался.
В вестибюле догадалась спросить об Ингрид:
– Надеюсь, сейчас она не у него?
– Вряд ли, – ответила Йеннифер. – Никто о ней так и не слышал ничего. Выходит, ты была права, смылась куда-то.
– Могла бы и предупредить! – Юлия вытерла глаза. Ненакрашенные, что случалось редко.
– Точно, – поддержала Йеннифер. – Ну какая эгоистка, взяла и свалила.
– Если только она действительно свалила…
– Свалила, конечно! Вполне в ее духе. Что с ней еще могло статься?
Они шли по длинному коридору. Шорох одежды. Все двери приоткрыты. Когда проходили мимо поста медсестер, их окликнули. Девушки остановились. Молоденькая хрупкая медсестра спешила к ним по сияющему чистотой полу. Ноги в пластиковых шлепанцах, неудобные, наверное.
– Привет, мы перевели вашего отца, – сообщила она. – Теперь он в одиннадцатой палате.
– Но почему? – удивилась Йеннифер.
– Ему теперь нужна отдельная палата. Так удобней.
– Как его состояние? – раздался приглушенный голос Юлии.
Медсестра приобняла ее. Выглядело это странно. Медсестра была на голову ниже Юлии.
– Он очень беспокоится. Вам так и не удалось связаться с Ингрид?
– Мы считаем, что она уехала, – ответила Юлия.
– Уехала?
Юлия пожала плечами:
– Да. Но зато здесь Роза, его бывшая жена. Папа говорил, что хочет с ней повидаться. Очень хочет.
Медсестра смерила Розу взглядом. Беспокойным взглядом. Протянула руку:
– Меня зовут Линда.
– Роза Брун.
– Доктор Стенстрём считает, что Титуса нужно выписать. Так принято. Когда уже не… Но в хосписе сейчас нет мест. А домашний уход… Мы так и не смогли согласовать все с Ингрид. Зато сейчас он в отдельной палате. Дальше по коридору.
Прежде всего она ощутила запах. Густой, будто от гниющих яблок, смешанный с запахом ацетона. Титус лежал лицом к двери. Рядом стойка с капельницей. Роза с трудом узнала его.
Дочери уже суетились.
– Папа, это мы, как ты себя чувствуешь?
Он не смотрел на них. Только на нее. Глаза совсем запали, провалились. Лицо скукоженное, как и сам. Кожа туго обтягивает скулы.
Юлия обернулась к ней – Смотри, папа, мы привели Розу. Ты ведь так хотел повидать ее.
В груди у больного заклокотала мокрота.
– Роза… спасибо… что пришла…
Шагнула к кровати. Кто-то пододвинул стул. Опустилась. Его рука, худая, старая, потянулась к ее ладони. Пальцы горячие, у него явный жар.
– Да, пришла, – ответила она.
По телу его прокатилась судорога.
– Так рад тебе!
Ее раздражал спертый воздух. Старалась дышать ртом. Слегка стиснула его пальцы. Все молчали. Девочки стояли, отвернувшись к окну. Плечи вздрагивали.
Она перевела взгляд на капельницу.
– Как твои дела?
Качнул головой, поморгал.
– Болею вот.
– Да…
– Конец пути. – Он попытался улыбнуться.
– Не надо так говорить.
Нахмурился.
– Не лги! Я знаю. Это конец. Моего пути конец.
Юлия обернулась. По щекам бежали слезы.
– Нет! Не конец, а перекресток! Я знаю! Я чувствую это! – Юлия стукнула кулачком в грудь.
– Девочка моя…
Девушка смяла бумажный платок, мокрый насквозь, отвернулась. Сестра обняла ее. Принялась утешать.
– Роза… – прошептал Титус.
Она рассматривала трубку от капельницы. На тумбочке стоял грязный стакан с отваром шиповника, бумажные тарелки, две цветные пластиковые чашки для лекарств. Рядом его часы. С которыми он никогда не расставался. Носил на правой руке, а она его вечно дразнила из-за этого.
– Роза… – вновь прошептал он, – я только хотел… увидеть тебя…
– Я здесь.
– Услышать…
– Ты успокойся, все хорошо.
Она не знала, что сказать. Вспомнилась фраза из американских фильмов: it’s okay, honey, it’s okay[23].
Почему в шведском нет столь универсальных фраз? Столь обтекаемых?
Свел брови – поредевшие, выцветшие.
– Услышать…
– Что услышать?
– Что не держишь на меня зла.
– Я не держу зла. Что было, то было. Все прошло. И забыто.
Лицо его обмякло. Он закрыл глаза. Она видела, как под тонкой кожей век двигаются глазные яблоки. Девушки развернулись. Стояли в обнимку, смотрели на них, лица мокрые от слез.
Казалось, Титус заснул. Но вдруг открыл глаза. Скрюченные пальцы потянулись к ней.
– А Томас? Твой сын…
– Да-да, Томас, – оживилась она. – Он в Таиланде. Живет в маленькой деревушке со странным названием, я его вечно забываю. Получила вчера от него открытку.
– Вот черт! – вскрикнула Юлия. – У тебя же был день рождения! У тебя и у Томаса. Черт, а мы забыли… Черт, черт, черт! Но все равно поздравляю!
Роза отмахнулась:
– Оставь. Мы давно уже не празднуем дни рождения.
Она-то всегда помнила о днях рождения девушек, отправляла им небольшие подарки. Даже после того, как расстались.
Юлия дернула сестру:
– Боже, какие мы! У них же день рождения в один день, у Розы и у Томаса. А мы забыли! Боже, как стыдно!
– Да хватит вам, – дружелюбно сказала Роза. – У вас сейчас полно забот, не до банальностей.
Перевела взгляд на Титуса. Губы у него потрескавшиеся. Он скривил рот, пытаясь что-то произнести.
Поняв, что Роза не слышит, потянул ее к себе. Прошептал:
– Ингрид…
Роза вырвалась.
– Ингрид!
– О чем ты? При чем тут Ингрид?
– Ингрид… исчезла…
– Девочки что-то говорили. Исчезла?
– Я попросил ее… съездить к тебе… Отправил… а теперь…
– Все верно. Действительно заезжала ко мне. В понедельник.
– Да, в понедельник. А какой сейчас день?
– Среда, папа, – подсказала Йеннифер.
– Две ночи! Двое суток почти. Что-то случилось…
– Не факт.
– Она… Ингрид никогда бы не… Что она сказала тебе?
– Ну, сказала, что ты хочешь со мной встретиться. Наверное, пыталась дозвониться, но я отключаю мобильный, когда работаю. Не люблю отвлекаться.
– Да, она говорила… что ты не отвечала.
– Ну да. И она решила приехать. Упорную ты себе выбрал женщину.
Заметила, что причинила ему боль.
– И как она тебе?
– Я же не знаю ее совсем.
– Да, но…
– Напряженная. Как мне показалось. Вероятно, из-за встречи со мной, а впрочем, не уверена. И уж точно подавленная. Обычно с незнакомцами люди охотно делятся… Но она больше молчала. По-моему, она на грани нервного срыва. Что-то сказала о какой-то поездке. Что так продолжаться не может, что вы уедете. Наверное, ты лучше меня поймешь, о чем она говорила.
Ей показалось, что он не дышит.
– Она была…
Титус захлебнулся в кашле. В груди его клокотало и хрипело. Тело выгнулось дугой, руки задергались, стакан с шиповниковым отваром полетел на пол.
– Звонок! – закричала Юлия. – На кнопку нажми! Роза перегнулась через больного. Через мужчину, которого любила, который когда-то был частью ее жизни. От которого теперь почти ничего не осталось. Она вдавила кнопку вызова. Дверь распахнулась почти мгновенно. Сестра Линда схватила лоток, приподняла Титусу голову.
Роза отвела взгляд, но все равно увидела, как хлынула кровь.
Ингрид
Рука распухла еще сильнее. По крайней мере, такое ощущение. Больше не получалось прижимать к телу, держала отставив в сторону. Болело невыносимо.
– И не больно вовсе, – хрипло сказала Ингрид вслух. – Ты и не такое могла вытерпеть, да?
Стоя на полу, она поняла, о чем говорила Роза. Пористый пол. Подошвы ощущали его даже сквозь носки.
Вытянула здоровую руку, двинулась наощупь. Может, тут есть дверь или доски где расшатались.
Столько времени потеряла, безвольным кулем валяясь на койке.
Как это похоже на тебя – вечно ждешь, что другие все решат за тебя…
Двигалась мелкими шажками, готовая в любой миг наткнуться на что-то. На что-то живое. Мохнатое. Наступить на голый длинный хвост. Вздрогнула.
Топнула. Заорала:
– Сгинь! Сгинь, не то убью!
Растопыренные пальцы подрагивали, шаря в воздухе, – чувствительные, как антенны. Наткнулись на что-то гладкое. Ручка. Должно быть, тот самый шкаф, который она увидела при свете. Что там сказала Роза? Что-то про туалет…
Со скрипом открылась дверь. Наклонилась, ощупала. Похоже на стульчак. Откидная крышка, бак с химикатами. И бумага, целый рулон. Стянула брюки, села. Помочилась. В уретре жгло, будто кожа содрана. Поискала смыв, но не нашла. Подтерлась. Зажала между коленями рулон, оторвала бумагу, положила в карман. Пригодится. Теперь все пригодится.
