Джон Гришем - Фирма
Де Вашер мерил шагами кабинет и нервно сосал свою сигару. Сел в кресло, попытался сосредоточиться на записях в блокноте, но тут же вскочил, заходил снова. Бросил взгляд на часы. Вызвал секретаршу. Затем секретаршу Оливера Ламберта. Опять стал расхаживать вдоль стола.
Наконец с семнадцатиминутным опозданием Олли прошел через железную дверь мимо охраны и переступил порог его кабинета.
Де Вашер стоял у стола и в упор смотрел на вошедшего.
— Опаздываешь!
— Я занят, — ответил Ламберт, усаживаясь в потертое кресло. — Что за спешка?
Лицо Де Вашера тут же превратилось в злобную ликующую гримасу. Актерским жестом он открыл ящик стола и с гордостью шнырнул Олли на колени большой конверт из плотной бумаги.
— Нечасто нам удавалось сработать лучше.
Ламберт раскрыл конверт и изумленно уставился на черно-белые фотографии размером восемь на десять дюймов. Один из снимков он поднес к самому носу, впитывая в себя, запоминая каждую деталь. Де Вашер взирал на него с чувством превосходства.
Ламберт еще раз бегло просмотрел фотографии и, тяжело дыша, проговорил:
— Не могу поверить.
— Да, мы так и думали.
— Кто девушка? — Олли не сводил с изображения глаз.
— Местная проститутка. Неплохо выглядит, а? Мы ее ни разу до этого не использовали, но готов спорить, что теперь будем.
— Я хочу увидеть ее, и побыстрее.
— Без проблем. Я, так сказать, это тоже вычислил.
— Но я не могу поверить. Как ей удалось?
— Поначалу все представлялось довольно трудным. Первой он сказал, чтобы она убиралась. Со второй был занят Эйвери, но ваш парень не захотел иметь дело с ее подружкой. Ушел в небольшой бар на берегу. Вот там-то эта его и подцепила. Она профессионалка.
— Где располагались ваши люди?
— Повсюду. Вот эти картинки сняты из-за ствола пальмы, всего в восьми футах от них. Неплохое качество, так?
— Отличное. Фотографа премируйте. И долго они катались по песку?
— Порядочно. Они чудо как подошли друг другу.
— Думаю, он действительно получил удовольствие.
— Нам повезло: на берегу никого не оказалось, да и время было рассчитано с точностью до секунды.
Ламберт поднял снимок на уровень глаз.
— Для меня вы сделали набор отпечатков? — спросил он, лицо скрыто за карточкой.
— Безусловно, Олли. Я же знаю, как ты любишь такие штучки.
— Мне казалось, Макдир окажется более стойким.
— Он стоек, но он человек, а не чучело. Мы не уверены, но похоже на то, что на следующий день, во время перерыва на обед, он понял, что за ним наблюдают. Вид у него был очень подозрительный, он начал метаться по торговому кварталу и потом исчез. Опоздал на час на встречу с Эйвери в банке.
— Где он был?
— Мы не знаем. За ним наблюдали просто из любопытства, ничего серьезного. Может, сидел где-нибудь в баре. Он просто испарился.
— Будьте с ним повнимательнее. Он беспокоит меня.
Де Вашер помахал в воздухе другим конвертом.
— Не надо беспокоиться, Олли. Теперь он принадлежит нам весь. Он пойдет убивать за нас, когда узнает об этом. — Де Вашер потряс конвертом.
— Что о Таррансе?
— Ни намека. Макдир ни с кем не обмолвился о нем. Во всяком случае, ни с кем из тех, кого мы слушаем. За Таррансом иногда трудно уследить, но, по-моему, он пока держится в стороне.
— Не спускайте с него глаз.
— За мои дела не переживай, Олли. Ты — юрист, адвокат, владелец недвижимости, у тебя есть твои штучки размером восемь на десять дюймов. Ты руководишь фирмой. Безопасностью руковожу я.
— Как дела у Макдира дома?
— Не очень. Она весьма прохладно отнеслась к поездке.
— Чем она занималась, пока его не было?
— От одиночества не скучала. Пару вечеров вместе с женой Куина она провела в этих ресторанчиках, где собирается молодежь. Ходила в кино. Один раз ужинала в городе с коллегой из школы. Ну, и магазины. Часто звонила матери. Ясно, что наш парень и ее родители не сгорают от взаимной любви, и ей хочется как-нибудь сблизить их. Она сама очень любит мать, вот и боится, что большой счастливой семьи может и не получиться. На Рождество ей хотелось бы поехать к родителям в Кентукки, но она не уверена, что его это устроит. В общем, там большие трения. Завязано множество деталей. Она жалуется матери на то, что он работает слишком много, а мать отвечает, это потому, что он хочет утереть им нос. Мне не нравится все это, Олли. Слишком много шума.
— Продолжай слушать. Мы пытались притормозить его, но он ни в какую. Это машина.
— Я знаю, что вы хотите, чтобы он сбавил темп. Еще бы, всего за сто пятьдесят в час! Почему бы вам не посадить всех сотрудников на сорок часов в неделю? Больше времени доставалось бы семьям. Ты мог бы урезать свой оклад, продать пару своих «ягуаров», заложить бриллианты супруги. Продать, наконец, свой особняк и купить небольшой домик в пригороде.
— Заткнись, Де Вашер.
Ламберт вышел, хлопнув в раздражении дверью. Де Вашера так душил смех, что он покраснел от натуги. Оставшись один, он уложил снимки в папку, поставил ее на стеллаж. «Митчел Макдир, — сказал он самому себе с довольной улыбкой, — теперь ты — наш».
15
За две недели до Рождества, днем в среду, Эбби пожелала своим ученикам в школе св. Андрея веселых каникул. В час дня она уже остановила машину на стоянке, забитой «вольво», «БМВ», «саабами» и «пежо», и под каплями холодного дождя вошла в ресторан, представлявший собой огромный живой уголок, где молодые люди из хороших семей собирались, чтобы попробовать чего-нибудь экзотического вроде испанских пирожков с чудовищно острой начинкой или супа из черных бобов, сидя в окружении клеток с рептилиями и зеленых растений. Это было очередное любимое местечко Кэй Куин. В этом месяце они с Эбби всего второй раз собрались вместе пообедать. Как всегда, Кэй опаздывала.
Дружба их, в общем-то, только начала складываться. Осторожная по натуре, Эбби никогда не бросалась в объятия незнакомому человеку. За три года в Гарварде она так и не нашла себе друзей, зато научилась держать себя независимо. Прожив в Мемфисе полгода, Эбби присмотрела несколько кандидатур в церкви, одну в школе, но развивала отношения она неторопливо.
Кэй Куин поначалу ошеломила ее своим натиском. Она была гидом, консультантом по покупкам и декоратором сразу. Однако и с нею Эбби не поддавалась спешке, извлекая из каждой их встречи что-то для себя новое и с осторожностью делая очередной шажок навстречу. Несколько раз Куины приглашали их на обед или ужин к себе, иногда женщины виделись на банкетах, устраиваемых фирмой, или на проводимых там общих мероприятиях, словом, все это было на людях. И всего четыре раза они имели возможность насладиться собственной компанией в тех заведениях, которые почитались самыми модными среди молодых и прекрасных жительниц Мемфиса, счастливых обладательниц «Голд Мастер Кард». Наблюдательная Кэй обращала внимание на автомобили, дома, одежду человека, но притворялась, что это ее нисколько не интересует. Кэй хотела быть другом, близким другом, которому доверяют все. Эбби держалась в стороне, медленно и неспешно идя на сближение.
Чуть ниже столика, где сидела Эбби, там, где толпа крутилась возле стойки бара в ожидании свободных мест, стояла точная копия старого, 50-х годов, музыкального ящика. Прошло минут десять. Рой Орбисон успел спеть две свои песни, когда наконец появилась Кэй. Войдя, она сразу, подняв голову, рассмотрела в сложном интерьере Эбби, и та улыбнулась ей и помахала рукой.
Молодые женщины нежно соприкоснулись щеками при встрече, не желая оставлять друг на друге следы помады.
— Прости, что опоздала.
— Чепуха, я привыкла к этому.
— Да тут все битком набито! — Кэй с удивлением повела головой. — Итак, у тебя каникулы?
— Да, начались час назад. Я свободна до шестого января.
Обе отдали должное туалетам друг друга и немного посудачили о том, как вообще изящны, красивы и молоды они были.
Главной темой беседы тотчас стали рождественские покупки, и они проговорили о магазинах, распродажах и детишках вплоть до того момента, когда официант поставил перед ними бокалы с вином. Эбби заказала тушенного в сковороде зайца, а Кэй предпочла проверенное, надежное блюдо: спаржу с побегами папоротника.
— Какие у тебя планы на Рождество? — спросила она.
— Пока никаких. Хочется съездить к родителям в Кентукки, но, боюсь, Митч будет против. Я пару раз ему намекала, он даже ухом не повел.
— Ему по-прежнему не нравятся твои родители?
— Никаких перемен. Фактически мы и не говорим про них. Не знаю, можно ли тут что-нибудь сделать.
— Могу представить, какой осторожной тебе приходится быть.
— Да, и какой терпеливой. Они были не правы, но это все же мои родители. Больно, когда единственный мужчина, которого ты любишь, не выносит твоих родителей. Я каждый день молюсь о чуде, пусть маленьком.
