Иван Родионов - ДЕТИ ДЬЯВОЛА
"Так вот на кого я работал, всю жизнь кривил душой и шел на всевозможные преступления! На этих умопомешанных, кровавых извергов, лжецов и негодяев, которым место в сумасшедшем доме или еще лучше – на виселице. Сумасшедшие обычно хитры и лукавы и им иногда удается провести нормальных, простодушных людей. Обманом они взяли и растоптали Россию. Теперь посягают на все человечество".
Перед Липманом встал роковой вопрос: что делать? Отказаться от всего, убежать куда-нибудь? Но это неосуществимо. От них никуда не убежишь, нигде не спрячешься. Они вездесущи. Никакая власть на свете для них не страшна. Все в их руках. Кроме того, убежать, значит, лишиться всех удобств жизни, всего благосостояния, быть нищим, выброситься с женой на улицу, как выброшены эти миллионы русских, и в поисках заработка умирать с голода, как умирают они. Это выше его сил. Теперь за свое, в сущности, ничегонеделание, за службу по тайному надзору за пинией поведения в печати зарубежных русских писателей, дабы они не скинули с себя еврейских шор, он аккуратно получал от своей масонской организации настолько значительное ежемесячное жалование, что ему не только хватало на приличный трен жизни, но он еще прикоплял к своим вывезенным из России сбережениям. Тогда что же? Тогда простись со своим окладом и даже со своими сбережениями. Ему их не видать, как ушей своих. О, ему ли не знать беспощадного, свирепого еврейского херема! Он не раз и сам участвовал в приговорах к херему провинившихся. А с ним, Липманом, высокопосвяшенным, медлить не станут, покончат молниеносно и мучительно, быть может, и даже, наверное, мучительнее и ужаснее, чем с этим христианским ребенком… Он весь содрогнулся. Нет. Жребий брошен. Выхода нет. Он ничего не решил. Но на сердце страшная тяжесть, в душе муть. В эту ночь он не сомкнул глаз.
Утром, за кофе, жена устроила Липману бурную сцену за беспутный образ жизни и за частые измены ей. Последнее обвинение было справедливо: своей 45-тилетней жене, седеющей, с отвисающими по обе стороны подбородка дряблыми щеками и с носом, целующимся с верхней толстой, чувственной губой он предпочитал других женщин. "Сова, настоящая сова", с чувством враждебности подумал он о ней и, уткнувшись в газету, на все ее упреки не отозвался ни единым словом. Жена, в слезах, шлепая туфлями на босу ногу, выбежала из столовой. Вошла горничная, принесшая на подносе письмо, в получении которого Липман расписался.
На конверте стоял штемпель одного из крупнейших парижских банков, с которым Липман никогда никаких дел не имел.
Это письмо взволновало его и когда, отослав горничную, Липман дрожащей рукой разрезал конверт, из него выпал чек на его имя в 50.000 долларов при записке, отбитой на машинке, с извещением о препровождении чека и о том, чтобы в четверг он, Липман, прибыл на Восточный вокзал, причем указывался час отхода поезда и N купе в одном из международных вагонов 1-ого класса.
У Липмана захватило дух. Только сейчас он вспомнил, что Дикис, отвозя его ночью домой, упомянул и об этом чеке, не называя только суммы его и еще о каких-то ценных бумагах, предназначенных для обеспечения его, Липмана, как члена тайного всемирного израильского правительства.
Чек и перспектива грядущих благополучий, окрылив подавленный дух, до неузнаваемости переменил настроение Липмана.
Дальше – будь, что будет. Он посмотрит. А теперь открываются великие возможности для использования прелестей жизни. Кто бы другой мог дать ему их, кроме этих безумных сатанистов? И первое благо, о котором со страстным вожделением помыслил Липман, были женщины. До сего времени из экономических расчетов он довольствовался случайными встречами с "профессионалками", но он всегда мечтал о связях более прочных и с женщинами из интеллигентной среды. В Париже много молодых, привлекательных русских беженок. Многие из них лишились своих мужей, отцов, братьев, женихов, чуть не сплошь все голодные, ищущие заработка и не всегда находящие его… В этой среде он непременно попробует найти свое "счастье"… А пока в четверг надо отправляться с Дикисом в Совдепию. Перспектива не из приятных…
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Будучи несколько лет назад в Белграде, я во время прогулки по центру города неожиданно увидел на книжном развале небольшую книжку, изданную в 1932 году на русском языке. Книга выглядела потрепанной – ее, по-видимому, усердно читали наши эмигранты. Ее автор – Родионов был мне совершенно неизвестен, но книга своим содержанием меня весьма заинтересовала. Открыв бумажную обложку, я обнаружил на титульном листе дарственную надпись. Кому же подарил автор свое произведение? Оказалось, самому Александру Карагеоргиевичу, королю сербов, хорватов и словенцев, который, как известно, многое сделал для русских беженцев, поселившихся после гражданской войны в Югославии.
После того как сербские друзья прислали мне ксерокопии заинтересовавшей меня книги, я принялся искать сведения об ее авторе. В Российской Национальной библиотеке нашлось несколько произведений Родионова, вышедших в России до революции. Кое-что содержали мемуары, посвященные гражданской войне. Но из этих разрозненных сведений нельзя было составить ни биографию Родионова, ни представить его творческий путь. И тут случайно один знакомый литературовед подсказал мне, что имя писателя фигурирует в полемике, разгоревшейся с подачи А.И. Солженицына относительно авторства "Тихого Дона". Эта подсказка оказалась верной и плодотворной.
Она вывела меня на статью В.Н. Запевалова "Литературная судьба Ивана Родионова" и его книга "Тихий Дон", напечатанную в Петербурге в 1994 году в четвертом выпуске малотиражного научного сборника "Studiorum Slavicorum Monumenta". В этой статье я, к своей великой радости, нашел много нужных биографических данных. Еще больше их оказалось в предисловии к переизданной в 1997 году повести Родионова "Наше преступление". Ее автор – журналистка Г.П. Стукалова долго собирала материал о писателе, которого она считает причастным к созданию "Тихого Дона". Дополнив опубликованные сведения небольшими собственными находками, я излагаю их, прежде чем сосредоточиться на самой книге и оценить ее с историко-публицистической и художественной стороны.
Казачий писатель Иван Александрович Родионов родился 21 октября 1866 года, в царствование Александра II, на Дону, в станице Камышовской, в семье, по выслуге получившей дворянство. Он воспитывался в Елизаветградском кавалерийском и Новочеркасском юнкерском училище, которое окончил по первому разряду в 1887 году и был выпушен хорунжим, беспорочно прослужив затем целых 15 лет в донских казачьих частях, не участвуя, однако в каких-либо военных действиях.
В 1901 году Родионов вышел в отставку, поселился в Москве и женился на художнице Нине Владимировне Анзимировой, дочери издателя бульварной "Газеты-копейки". В этом браке родились двое сыновей: Ярослав, журналист, погибший в Великую Отечественную, и Владимир, будущий архиепископ Серафим. Однако совместная жизнь супругов не сложилась и после развода Родинов женился на новгородской дворянке Анне Алексеевне Кованько, поселился в ее имении Устье под Боровичами и занял место земского начальника. Отставной офицер оказался хорошим предпринимателем, наладив в имении добычу глины и угля. Его соседом был М.В. Родзянко, председатель Государственной думы в 1911-1917 гг.
Но не с этим либералом и двурушником, направлявшем заговор против Государя и законного строя, сблизился верноподданный монархист и благочестивый православный христианин Родионов. Его друзьями стали другие исторические личности того времени: епископ Вольский Гермоген (Долганов) и иеромонах Илиодор (Труфанов), которые ввели Родионова в церковные и сановные круги Петербурга и Москвы. После революции первый из них за свою верность Христу принял мученическую кончину от большевиков – его утопили в 1918 году в Сибири. Второй, наоборот, отрекся от Бога и пошел на сотрудничество с гонителями веры.
Вместе с Гермогеном и Илиодором Родионов оказался втянутым в борьбу с Григорием Распутиным, поддавшись влиянию тогдашней оппозиционной пропаганды, которая сознательно превратила Распутина в исчадие ада и злого гения императорской семьи, каковым он на самом деле ни в коем случае не являлся. Как и многие, монархист Родионов искренне верил, что ради спасения самодержавия следует всеми способами удалить Распутина от двора. Однако убийство Распутина оказалось сигналом к масонскому февральскому перевороту и последующей, страшной трагедии для нашего Отечества.
В заговоре против Распутина Родионов не участвовал, ибо он в это время сражался с немцами. Как есаул 39-й особой казачьей сотни он принимал участие в военных действиях на Западном и Юго-Западном фронте у Брусилова, а в мае 1915 года был назначен редактировать фронтовую газету "Армейский вестник" и заслужил на этом месте несколько боевых наград. Когда Государь отрекся от трона, Родионов не смирился с начавшейся в стране и в армии анархией и поддержал выступление генерала Корнилова, за что был заключен в тюрьму г. Быхова вместе с Корниловым, Деникиным, Лукомским и другими будущими вождями Белого движения.
