Шэрон Болтон - Кровавая жатва
— Даже если шизофрения и диагностируется в детском возрасте, — продолжила Эви, — этому почти всегда предшествуют другие диагнозы. — Она принялась перечислять, загибая пальцы: — Синдром дефицита внимания с гиперактивностью, биполярное аффективное расстройство, обсессивно-компульсивное расстройство. Вы знаете, что любое из этих отклонений…
— Да, знаю, — перебила ее Элис. — И еще про ОКР, эту обсессивно-компульсивную штуку с навязчивыми состояниями, которая здесь также вписывается. Том каждый вечер обходит дом, проверяя и перепроверяя запоры на всех дверях и окнах. У него есть свой список. Он отмечает последовательно каждую позицию и не ложится спать, пока не выполнит все до конца. А иногда он встает среди ночи и снова начинает проходить свой список. О чем это говорит?
— Пока не знаю, — ответила Эви. — Но я заметила, что Том очень тревожится о своей младшей сестренке. Между прочим, и Джо тоже разделяет его беспокойство, хотя он может просто подхватывать страхи брата. Может быть, они видели что-то в новостях, ну, знаете, что-то такое, что заставляет их особенно тревожиться о ней именно сейчас?
Элис немного подумала, но потом покачала головой.
— Сомневаюсь, — сказала она. — Они смотрят только детские передачи. Несколько раз я находила Тома спящим на полу в комнате сестры.
Эви заглянула в свои записи.
— Давайте все-таки ненадолго вернемся к этой маленькой девочке, — сказала она, — поскольку, исходя из того, что вы мне рассказывали, большинство страхов Тома каким-то образом крутятся вокруг нее. Может быть, в городе есть кто-то, кто выглядит несколько странно либо странно себя ведет? Вы над этим не задумывались?
Элис кивнула.
— Конечно, задумывались, — сказала она. — И я даже кое-кого расспрашивала. Но немногих. Я не хотела, чтобы люди знали, что у нас происходит, но все же поговорила с приятельницей, Дженни Пикап. И с ее дедушкой Тобиасом. Они живут здесь всю жизнь. И они никогда не слышали о ком-то, кто хотя бы отдаленно подходил под описание, которое дает Том.
Эви помедлила с ответом.
— Кстати, — продолжила Элис. — Том говорит об этой маленькой девочке так, будто она не совсем человек, а скорее одно из существ, которых можно встретить в кошмарных снах.
Это на самом деле странный город, Эви, но укрывать здесь монстров?.. Насколько такое вероятно?
22
Гарри приближался к городу. После каждого поворота дороги силуэты высоких каменных зданий становились все больше и больше. Слева от него небо взорвалось фейерверком. Он немного притормозил. Фейерверки ему всегда нравились. Может быть, пятого ноября, в Ночь Гая Фокса, он снова выедет на торфяники, остановит машину и будет любоваться тем, как от сотен веселых сборищ вокруг костров, раскинувшихся по всем Пеннинам, будут подниматься в небо огни фейерверков.
Гудронированное покрытие дороги наконец сменилось брусчаткой. Сейчас он проедет последний поворот и окажется в городе. Слева от него на темном небе горели золотистые звезды, и, подъезжая и паркуясь, Гарри смотрел на них, а не на церковь. Он заглушил двигатель и вышел из машины.
Он навещал одну из своих самых старых прихожанок. Миссис Кайрнс было уже за девяносто, и она практически была прикована к постели. А потом ее дочь и зять настояли, чтобы он остался с ними пообедать. Когда он выехал оттуда, было уже почти девять, а ему еще нужно забрать церковные счета в церкви Святого Барнабаса.
Гарри уже ступил на гладкие камни церковной дорожки, когда вдруг понял, что что-то не так. Он никогда не считал себя особо чувствительным человеком, но это новое ощущение не мог проигнорировать. Он знал, что сейчас должен повернуть и увидеть перед собой руины церкви. И не был до конца уверен, что сможет заставить себя сделать это.
Он все-таки повернул. И посмотрел. И просто не поверил тому, что увидел.
Древние руины аббатства были на месте. Огромные арки по-прежнему тянулись вверх, к пурпурному небу. Башня, высокая и неприветливая, отбрасывала на землю густую тень. Все было таким же, как в тот день, когда он впервые приехал сюда. И почти таким же, как на протяжении нескольких сотен лет. Только теперь здесь появились новые фигуры. Люди сидели в оконных проемах, стояли, прислонившись к колоннам, лежали, вытянувшись наверху арок, высовывались из всех мыслимых прорех кладки. Эти стоящие, лежащие, сидящие фигуры, напоминавшие статуи со скошенными губами и внимательными глазами, окружали его со всех сторон. Они следили за ним.
23
Запись о погребении двухлетней Люси Элоизы Пикап, единственного ребенка Майкла Пикапа и Дженнифер Пикап, урожденной Реншоу, была в похоронной книге последней. Гарри перелистал ее обратно, в самое начало. Первым было внесено свидетельство о погребении Джошуа Аспина в 1897 году. Церковная книга должна официально закрываться и передаваться в епархиальный архив, когда с момента старейшей записи проходит сто пятьдесят лег. Но этот документ туда еще не попал. Он уже хотел было закрыть книгу, как снова заметил там имя Реншоу. В 1908 году в возрасте восемнадцати лет умерла Софи Реншоу. После обычных деталей были дописаны слова «Невинная христианская душа». Гарри взглянул на часы. Они показывали одиннадцать.
Он перевернул страницу, и в глаза ему бросились знакомые имена: несколько раз Реншоу, Ноулсы и Граймсы — тоже не единожды. А вот опять эта фраза, на середине третьей страницы. Чарльз Перкинс, возраст пятнадцать лет, похоронен 7 сентября 1932 годя. Невинная христианская душа. Он снова посмотрел на часы. Три минуты двенадцатого. Гарри откинулся на спинку кресла и оглядел комнату. Порядок более-менее: никаких сохнущих носков на обогревателе, использованные пакетики с чаем в раковине тоже не валяются.
Внезапно из церкви донесся какой-то шум, и от неожиданности Гарри дернулся так, что едва не опрокинулся назад, но справился, и все четыре ножки кресла снова твердо встали на пол. В помещении церкви сейчас никого быть не могло. Когда он приехал, здание было уже заперто. Он открывал только одну дверь, в ризницу. И тем не менее звук, который он только что слышал, был слишком громким для простого поскрипывания древесины. Он был похож… на скрежет металла.
Гарри поднялся, пересек комнату и открыл дверь.
Церковь, разумеется, была пуста, другого он и не ожидал. Но было такое ощущение, что здесь кто-то есть. Он отступил назад в ризницу, чувствуя, что глаза его сейчас помимо воли лихорадочно рыскают по алтарю, пытаясь заметить там какое-то движение. И что он напряженно вслушивается в тишину. Когда он закрыл дверь ризницы, то испытал почти что облегчение. Нужно было признать это: он не любил эту церковь. Было в ней что-то такое, что вызывало в нем… беспокойство.
Ты хотел сказать, страх. Эта церковь пугает тебя.
Он снова посмотрел на часы. Было десять минут двенадцатого, и этот посетитель формально и безусловно пришел слишком поздно. Может быть, он ждал снаружи? Но сделать это так, чтобы не выглядеть полным идиотом, было невозможно.
Гарри взял свой мобильный. Никаких сообщений на нем не было.
Вдруг он снова подскочил на месте, потому что на этот раз раздался стук в дверь ризницы.
Эви подъехала и остановилась позади автомобиля Гарри. Она вылезла из машины, опираясь на свою палочку, как на рычаг. Путь до двери ризницы был далеким, и единственным разумным выходом в этой ситуации было воспользоваться инвалидной коляской. Сложить раздвижную палку и сунуть ее за спинку, положить портфель на колени, и тогда она сможет проехать среди этих старых, отполированных временем могильных плит за считанные секунды. Быстрее чем многие люди преодолеют это расстояние бегом. Но тогда Гарри увидит ее в инвалидном кресле.
Она заперла дверцу машины и медленно пошла по мощеной дорожке. Она шла уже две минуты, внимательно глядя под ноги и опасаясь неровных камней, когда остановилась, чтобы отдышаться, и тут только обратила внимание на странную тень. В лучах низкого солнца на траве перед ней были видны очертания развалин аббатства. Она узнала контур башни и трех арок, высившихся с одной стороны главного зала, увидела сводчатый проем, в котором когда-то красовалось витражное окно. То, что от него осталось, находилось на высоте пяти метров над землей. Неужели там на самом деле может кто-то сидеть?
Опираясь на палочку, она обернулась на старые развалины. Боже мой, что это могло…
Руины церкви были заполнены человеческими фигурами в натуральную величину, в настоящей одежде, но с головами, сделанными из репы, тыквы, даже соломы. Эви быстро сосчитала их. Их было больше двух десятков. Они сидели в пустых оконных рамах, лежали сверху арок, стояли, прислонившись к колоннам, а одна даже была привязана за пояс к башне и болталась над землей. Словно завороженная Эви сделала шаг вперед, потом еще один, вплотную подойдя к пределам церкви. Все это были чучела, исключительно искусно сделанные из подручного материала. Ни одно из них не сползло безжизненной и бесформенной массой, как это часто бывает с чучелами. Все фигуры были целостными, с пропорциональными конечностями. Казалось, парочка их даже приветственно машет ей рукой. Они были исключительно похожи на людей, если не всматриваться в лица, на которых застыла одна и та же широкая оскаленная усмешка.
