Роберт Дугони - Могила моей сестры
– Тогда вы должны найти того, кто их убил.
– Я нашел.
– Есть свидетельства обратного.
– Не всегда можно верить свидетельствам.
– Я не всегда верю.
Он как будто собрался рассердиться, что было в его духе, но потом вдруг показался просто усталым, и впервые Трейси заметила, что он старик. Шериф понизил голос.
– Некоторые из нас не могли убежать, Трейси. Некоторым пришлось остаться здесь. У нас была здесь работа. У нас был город, о котором надо было подумать, место, которое люди по-прежнему зовут своей родиной. И раньше здесь было хорошее место для жизни. Люди хотели просто оставить это в прошлом и жить дальше.
– Похоже, что кто-то из нас не слишком в этом преуспел, – сказала она.
Он протянул к ней ладони.
– Что ты хочешь от меня?
Они уже все сказали. Дальнейший разговор не имел смысла, а Трейси начала замерзать.
– Ничего, – ответила она и снова двинулась к двери.
– Твой отец…
Она убрала руку с ручки двери. Деанджело Финн тоже недавно упоминал отца.
– Что, Рой? Что мой отец?
Каллоуэй прикусил нижнюю губу.
– Передай Дэну, что я очень сожалею о его собаке.
* * *По лицу Дэна Трейси решила, что Рекс умер. Дэн сидел в прихожей, уперев локти в колени и положив подбородок на ладони. Шерлок лежал перед ним на полу, положив голову на лапы и глядя из-под нахмуренных бровей.
– Ты что-нибудь слышал? – спросила Трейси.
Дэн покачал головой.
– Приезжал Каллоуэй. Он собирается поспрашивать, посмотреть, не проговорится ли кто-нибудь. И пришлет людей заколотить окно.
Дэн не отвечал.
– Хочешь кофе? – спросила Трейси
– Нет.
Она села на стул рядом с ним. Через минуту она взяла его за руку.
– Дэн, мне очень жаль. Не знаю, что сказать. Мне не следовало втягивать тебя в это. Это было нечестно по отношению к тебе.
О’Лири уставился в пол, словно обдумывая ее слова. Наконец он повернул голову и сказал:
– Я занимаюсь этим, потому что подруга детства попросила меня взглянуть и то, что я увидел, было непонятно. Я занимаюсь этим, поскольку мне кажется, что посадили невинного человека, и если это так, то убийца избежал наказания. И я занимаюсь этим, потому что решил снова жить здесь. Это снова мой дом, Трейси, хорошо это или плохо, а когда-то это было хорошо, верно?
– Да, было, – ответила она, вспомнив, что Каллоуэй и Деанджело говорили примерно то же.
– Я не пытаюсь вернуть то, что было в детстве. Знаю, что это было давно, но, может быть… – Он выдохнул. – Не знаю.
Трейси не стала его подталкивать. Они посидели молча.
Через сорок пять минут после того, как Рекса внесли, открылась внутренняя дверь слева от стойки регистратуры, и вышел ветеринар. Высокий и худой, он выглядел лет на семнадцать, и Трейси ощутила себя старой. Они с Дэном встали. Шерлок встал к ноге хозяина.
– Там ваша собака, мистер О’Лири.
– Он поправится?
– Все не так страшно, как кажется. Дробь нанесла раны, но по большей части не проникла внутрь – отчасти из-за чертовски мощной мускулатуры.
С облегченным вздохом Дэн снял очки и потер переносицу. Его голос дрожал, когда он сказал:
– Спасибо. Спасибо за все.
– Мы собираемся вводить ему седативные препараты, чтобы успокоить. Это лучше делать здесь. Домой вы сможете его забрать, пожалуй, послезавтра, если считаете, что сможете обеспечить уход.
– У меня начинаются слушания. Боюсь, в ближайшие дни меня не будет дома.
– Мы можем оставить его здесь. Просто дайте нам знать, когда решите. – Ветеринар взял в руки голову Шерлока. – Что, хочешь увидеть своего приятеля?
Хвост Шерлока начал молотить воздух. Пес высвободил голову, зашевелил ушами, и его железный ошейник зазвенел. Вместе с Дэном они пошли вслед за ветеринаром, но Трейси осталась, чувствуя, что ей там не место. Шерлок остановился и с вопросительным видом посмотрел на нее, но его хозяин, не останавливаясь, шел дальше.
Глава 40
Утро пришло скоро. Когда Трейси добралась до своего мотеля в Силвер-Спурсе, было уже за полночь. Она легла спать, но не спалось. Она помнила, как видела на часах горящие цифры 2:38, а встала в 4:54.
Раздвинув шторы, Кроссуайт увидела за окном белую завесу падающего с низкого серого неба снега. Снег уже покрывал землю, налип на ветви деревьев и провода. Он приглушал звуки небольшого городка, придавая картине ложное ощущение покоя.
Трейси зарезервировала номер в мотеле, еще будучи в Сиэтле, не желая, чтобы репортеры фотографировали ее и Дэна утром у его дома. После стрельбы О’Лири уговаривал ее остаться, считая, что жить одной в мотеле неразумно. Она отвергла его сомнения, так же как и опасения Роя Каллоуэя.
– Просто какой-то сумасшедший перепил пива, – сказала она. – Если бы он хотел меня убить, то запросто застрелил бы и не стал бы использовать дробовик. У меня «Глок». Больше мне для защиты ничего не нужно.
На самом деле ей не хотелось подвергать опасности Дэна и Шерлока.
Она поехала в окружной суд Каскейда и зарулила на стоянку за час до слушаний в надежде избежать встречи с прессой, но стоянка была уже почти полностью забита, и репортеры жужжали у стоящих на улице фургонов с оборудованием. Им не потребовалось много времени, чтобы обнаружить ее, они сняли, как она прошла через стоянку, а когда приблизилась к широким ступеням под возвышающимся фронтоном, забросали вопросами:
– Что вы можете сказать о вчерашней стрельбе, детектив?
– Вы испугались за свою жизнь?
Трейси продолжала идти. Слухи в Седар-Гроуве всегда распространяются быстро.
– Почему вы оказались в доме у Дэна О’Лири?
– У полиции есть подозреваемые?
По мере приближения к зданию суда репортеров с камерами и без становилось все больше, их толпа становилась плотнее, мешая проходу. Поток укутанных по-зимнему зевак, страстно желавших попасть на слушания, хлынул по ступеням и выплеснулся на тротуар, добавляя толчеи.
– Вы будете давать показания, детектив?
– Это решат юристы, – ответила она.
– Вы разговаривали с Эдмундом Хаузом?
Она протолкалась к южной стороне здания, к стеклянной двери для членов семьи, свидетелей и адвокатов. Охранник внутри без колебаний открыл дверь и впустил ее.
– Я был судебным приставом у судьи Лоуренса на первом суде, – сказал он. – Теперь это что-то вроде дежавю. Даже зал отвели тот же самый.
* * *Чтобы вместить ожидавшуюся толпу, судья Мейерс действительно выделил церемониальный зал на втором этаже, где Эдмунда Хауза судили двадцать лет назад, в те ужасные дни. Почти все в зале осталось таким же – от роскошного мраморного пола до коробчатых балок из красного дерева на потолке, с которого свисали бронзовые с цветным стеклом люстры. Изменились только технологии. В углу, слева от места судей, где раньше располагался стенд, чтобы показывать фотографии присяжным, теперь стоял телевизор с большим плоским экраном, а на столах у всех участников процесса, у судей и адвокатов и на месте опроса свидетелей стояли компьютеры.
Дэн сидел за столом слева, ближайшим к окну. Когда Трейси вошла, он бросил на нее быстрый взгляд и продолжил просматривать свои записи. Несмотря на события прошлого вечера, Трейси показалось, что он выглядит стильно в своем темно-синем костюме и белой рубашке с солидным серебристым галстуком. В отличие от него, Вэнс Кларк уже выглядел утомленным. Он стоял у ближайшего к пустым креслам присяжных стола, сняв свой спортивный пиджак и закатав рукава рубашки. Опершись руками на стол, Кларк склонился над топографической картой и, закрыв глаза, свесил голову. Трейси задумалась, приходило ли ему когда-нибудь в голову, что он может снова вернуться в этот зал суда и будет сидеть напротив того же обвиняемого, которого упрятал за решетку двадцать лет назад. Она сомневалась, что приходило.
Когда дверь в судебный зал распахнулась у нее за спиной, появилась еще часть прошлого. Паркер Хауз, дядя Эдмунда, увидев ее, в нерешительности замер, словно думая, входить или нет. Он постарел. По прикидкам Трейси, ему было уже лет шестьдесят пять. Его волосы поредели и поседели, но по-прежнему свисали прядями до воротника куртки. Лицо его, загорелое и обветренное от многолетней работы под открытым небом, обвисло от тяжелой жизни и пьянства. Засунув руки в карманы потертых джинсов, Паркер потупился и прошел вдоль задней стены на противоположную сторону зала, стуча своими потертыми сапогами со стальными носками. Он сел в первом ряду позади Дэна, на то же самое место, где сидел во время первого суда, по большей части в одиночестве. Отец Трейси во время процесса каждое утро демонстративно здоровался с ним, и когда Трейси спросила почему, отец ответил:
– Паркеру тоже тяжело.
Теперь Трейси подошла к нему, но он глядел в окно на продолжающийся снегопад.
– Паркер.
Он повернул голову, словно удивился, услышав свое имя, и, помедлив, нерешительно встал.
– Привет, Трейси. – Его голос звучал не громче шепота.
