Лиза Скоттолине - Каждые пятнадцать минут
– Не понимаю, почему копы так долго не дают о себе знать. Ты не звонила своим ребятам – в приемное его не привозили?
– Нет. Я звонила и попросила сразу мне сообщить, если что. А копы наверняка справятся с любой ситуацией – в Редноре они неплохо знают свое дело.
Лори поставила две одинаковые синие тарелки на стол, и они сели.
– Мне нужно сидеть там, где сигнал хорошо проходит.
Телефон Эрика вдруг зазвонил. Эрик посмотрел на экран – там высветился незнакомый номер – и немедленно схватил трубку:
– Доктор Пэрриш.
– Доктор Пэрриш, это офицер Чарльз Гамбия. Мы сейчас у дома Тихнеров, 310 по улице Ньютона, в Бервине.
Это был адрес Макса.
– Да-да, и как там мальчик, Макс Якубовски? Я могу поговорить с ним?
– Его здесь нет, доктор Пэрриш.
– Что?! – воскликнул с изумлением Эрик.
– Его здесь нет. Мать его здесь, а тело умершей увезли в похоронное бюро.
– Но где же мальчик?! – Эрик никогда еще не был так встревожен, как сейчас.
– Его здесь не было, когда мы приехали. Мы проверили все вокруг – дом пуст.
Мысли Эрика путались.
– А его мать – она знает, где он?
– Нет.
– А когда вы приехали туда?
– Мы прибыли приблизительно в 18:45, доктор. Мы были неподалеку и приехали почти сразу после вашего звонка.
Эрик попытался свести все воедино: итак, полиция приехала туда быстро, но все равно слишком поздно, Макс уже сбежал. И все произошло меньше сорока пяти минут назад.
– А почему вы так долго не звонили мне? Вы пытались его найти?
– Мы… общались с его матерью, Мэри Якубовски. Она в плохом состоянии.
– И это понятно – ведь ее мать умерла. Могу я с ней поговорить?
– Ну… – Офицер Гамбия колебался. – Я спрошу у нее. Она рядом со мной.
– Спасибо.
Эрик слышал, как на том конце провода офицер обратился к кому-то, затем женский плачущий голос произнес что-то неразборчивое.
– Доктор Пэрриш? – это снова был офицер Гамбия. – Она не хочет брать трубку. Вы нас извините, но нам с напарником пора уходить. У нас вызов.
– Окей. Но как же Макс? Вы можете как-нибудь его найти?
– Он не числится среди пропавших – мы не можем объявить его в розыск.
– И ничего больше нельзя сделать?
– Нет. Еще созвонимся, попозже.
– Понятно. Спасибо.
– До свидания. – И офицер Гамбия повесил трубку.
Эрик нажал «отбой», мысли его беспорядочно метались в голове. Он повернулся и увидел Лори, которая сидела за накрытым столом. В деревянной миске в центре стола красовался зеленый сала с нарезанным авокадо, жареным перцем и кубиками брынзы, рядом стояла тарелка с хрустящими хлебцами и масло. А около его тарелки поблескивал стеклянный стакан с водой и высокий, запотевший бокал джина с тоником.
– Хорошие новости? – Лори опустила руку на стол, глядя на Эрика с сочувствием.
– Нет. – Эрик чувствовал себя виноватым, но ему действительно нужно было уйти. – Ужин выглядит просто великолепно, но ты ведь простишь меня, если я тебя сейчас покину?
Глава 25
Было уже совсем темно, когда Эрик добрался до густо застроенного района, где дома семидесятых годов были до половины облицованы камнем, и поехал по извилистой неосвещенной улице – фонарей здесь не было, и единственным источником света становились мерцающие в окнах домов телевизоры и экраны компьютеров. Он притормозил около дома Макса, припарковался и выключил зажигание, озираясь по сторонам.
Дом Макса был двухэтажным и таким приземистым, что его с трудом можно было различить за разросшейся живой изгородью. Во дворе стояла темная «Тойота» – она, верно, принадлежала Максу или его матери. Снаружи у дома не было освещения, но свет за занавесками говорил о том, что внутри кто-то есть.
Эрик вышел из машины, на ходу сунув ключи в карман, и торопливо перешел улицу. Перед домом была маленькая лужайка с небольшим кривым навесом, который был призван защищать от дождя и солнца несколько пластиковых стульев, драный гамак и столик со стоящей на нем грязной пепельницей в виде сигареты с надписью «Не лезь не в свое дело!».
Занавески на большом окне, выходящем в садик, были плотно задернуты, но Эрик видел, что сквозь них пробивается свет телевизора.
Он постучал в дверь и подождал некоторое время – ответа не последовало. Он постучал снова, погромче – и снова подождал. Его не особенно волновало то, что, по сути, он не имел никакого права тут находиться. Наоборот, сейчас, когда он всерьез опасался за жизнь Макса, он считал своей прямой обязанностью проинформировать мать мальчика об этой опасности.
Дверь неожиданно открылась, и на пороге возникла маленькая женщина в халате – он пока не мог толком ее разглядеть, только расплывчатый силуэт. Вероятно, это была мать Эрика.
– Миссис Якубовски?
– Ага. Она самая. Я Мэри.
– Я доктор Пэрриш, психиатр, я лечу вашего сына Макса. Пожалуйста, примите мои соболезнования в связи со смертью вашей…
– Какой еще психиатр? Я не в курсе, ничего не знаю ни про каких психиатров!
– Могу я войти и поговорить с вами, миссис Якубовски?
– Окей. – Мэри распахнула дверь пошире, одновременно с дверью распахнулись и полы ее халата, и Эрик вошел в дом.
Воздух был спертый и прокуренный, и теперь, на свету, Эрик сразу заметил все признаки алкогольной зависимости у Мэри на лице: дряблая кожа, водянистые голубые глаза, налитые кровью, двойной подбородок и полопавшиеся капилляры на носу и щеках. Ей было, вероятно, под пятьдесят, но выглядела она минимум лет на десять старше.
– Мэри, я беспокоюсь за Макса. Его ведь нет дома, да? – Эрик обвел взглядом маленькую гостиную: плотные шторы, на одном из окон – тарахтящий допотопный кондиционер; у стены глубокий коричневый диван с брошенным на него коричневым пледом, рядом – коричневый же коврик; журнальный столик заставлен коричневыми и голубыми бутылками, здесь же – наполненный окурками стеклянный стакан, используемый, по всей видимости, вместо пепельницы, грязные пластиковые стаканчики, следами от которых была заляпана вся деревянная столешница, и открытая бутылка водки «Смирнофф». Эрик понял, что больше в доме никого нет: кроме гостиной, свет больше нигде не горел, и было тихо.
– Нет, нет его. Я же уже сказала копам – нет его здесь. Он ушел, исчез, увидимся как-нибудь, аллигатор.
Мэри говорила невнятно, глотая слова, взгляд ее блуждал, и Эрик, который провел немало времени с пациентами из приемного отделения и уже не хуже полицейских навскидку определял степени алкогольного опьянения, сразу понял, что она превысила допустимую дозу минимум в два раза. Он сомневался, что она вообще в состоянии понимать его, но все равно должен был попытаться.
– Мэри, я пришел потому, что беспокоюсь за него. Я очень боюсь, что в связи с кончиной вашей матери он может попытаться сделать с собой что-нибудь…
– Так вы правда психиатр Макса? И кто платит за это, интересно? – Мэри фыркнула: – Впрочем, можете не говорить, дайте я угадаю: моя святоша-мамаша, да?
Эрик был неприятно поражен ее реакцией – если не сказать больше.
– Да, ваша мать все оплатила, но вы вообще понимаете, что я пытаюсь вам сказать? Я говорю, что Макс близок к самоубийству! И очень важно нам с вами как можно скорее найти его, как можно скорее! Он был здесь, когда вы приехали? Вы его застали?
– Ну да. Я еще сказала ему позвонить, чтобы кто-нибудь приехал и убрал, наконец, отсюда этот долбаный стульчак для горшка и эту долбаную койку! – Мэри махнула рукой куда-то вглубь комнаты. Ее голубой велюровый халат при этом снова распахнулся, и Эрик мог наблюдать во всей красе ее прелести, ибо под халатом у нее ничего не было. – Какого хрена! Я не хочу и не хотела все время натыкаться на сортир в гостиной, каждый раз, как приезжаю домой! В конце концов я хозяйка этого дома, но они никогда со мной не считались, особенно он, и он начал ны-ы-ыть… рыдать, мать его, и ушел – убежал вон за дверь, даже словечка не сказал, ну точно как его папаша, да вы же знаете, как говорится, яблочко от яблони…
Эрик снова от всей души посочувствовал Максу, представив, как совершенно разбитому горем ребенку мать говорит такие вещи про сортир и все остальное.
– Но у вас есть какие-то предположения, где может быть Макс? Какие-то места, куда он любит ходить, может быть, что-то типа «Старбакса», или библиотека, или какой-нибудь торговый центр – хоть что-нибудь?
– «Старбакс»? Издеваетесь, что ли? Да бог знает, куда он ходит. А в торговых центрах единственное место, куда он ходит – это магазины долбаных видеоигр. Если вы хотите знать, где он – спросите мою мамашу. Упс. Ой, точно… – Мэри хихикнула, и этот смешок отдаленно напоминал скрипучий смех ее матери. – Я вам вот что скажу: эти двое были как две горошины из одного стручка, и она делала для него все что могла, все, что от нее зависело. Она мне всегда говорила, что не оставит мне ни цента – все ему отпишет, – Мэри вдруг нахмурилась: – Вот как это – такое сказать своей единственной дочери, а?! Вот вы психиатр – скажите, разве это не гадость? Она вообще была змея, ядовитая змея. То же самое и со страховкой – она всегда говорила мне, что наследник он! И единственный вариант мне получить ее деньги – это если он умрет…
