Ларс Кеплер - Контракт Паганини
Комиссар разложил на столе все пять писем по порядку; Сага встала рядом и начала читать переписку.
Первое письмо Бьёрна Альмскуга. Среда, второе июня, 11.37:
Уважаемый г-н Пальмкруна,
настоящим письмом сообщаю, что стал обладателем оригинала фотографии весьма щекотливого содержания. На ней вы сидите в частной ложе и пьете шампанское вместе с Рафаэлем Гуиди.
Я знаю, что фотография может доставить вам неприятности, и готов продать ее вам за один миллион крон. Как только вы переведете указанную сумму на транзитный счет № 837–9 222701730, фотография будет выслана вам, а вся информация о нашей переписке — уничтожена.
С уважением,
Скунс.Ответ Карла Пальмкруны. Среда, второе июня, 18.25:
«Я не знаю, кто вы, но знаю одно: вы не понимаете, во что ввязались. Вы не имеете ни малейшего представления о положении дел. Предупреждаю вас, что это очень опасно, и умоляю: пожалуйста, отдайте мне фотографию, пока не поздно».
Второе письмо Карла Пальмкруны. Четверг, третье июня, 14.02:
Слишком поздно. Нам обоим вынесен смертный приговор.
Третье письмо Бьёрна Альмскуга. Четверг, третье июня, 16.02:
Я отступаюсь от своих требований и готов отдать вам фотографию.
Третье письмо Бьёрна Альмскуга. Пятница, пятое июня, 07.45:
Уважаемый г-н Пальмкруна, я выслал фотографию. Пожалуйста, забудьте, что я когда-либо писал вам.
С уважением,
Скунс.Сага дважды перечитала письма, серьезно взглянула на Йону и объявила, что теперь суть трагедии ей ясна:
— Бьёрн Альмскуг хочет продать Пальмкруне некую компрометирующую фотографию. Очевидно, что Пальмкруна верит в существование фотографии. Так же очевидно, что фотография эта гораздо опаснее, чем полагает Бьёрн. Пальмкруна предупреждает Бьёрна. У него и в мыслях нет предлагать деньги, но он, кажется, уверен, что само существование фотографии грозит опасностью им обоим.
— И что, по-твоему, происходит дальше?
— Пальмкруна ждет ответа — по электронной или по обычной почте. Не дождавшись, отправляет второе письмо, в котором предсказывает, что они оба — и он, и Бьёрн — погибнут.
— А потом вешается, — дополнил комиссар.
— Явившись в интернет-кафе и прочитав второе письмо Пальмкруны — «Слишком поздно. Нам обоим вынесен смертный приговор», — Бьёрн пугается и пишет в ответ, что готов отдать фотографию без денег.
— Не зная, что Пальмкруна уже мертв.
— Именно. Уже слишком поздно, и что бы он ни сделал — все будет напрасно.
— Бьёрн как будто запаниковал после второго письма Пальмкруны. Отказался от шантажа… теперь он хочет только одного — убраться подальше.
— Но проблема в том, что фотография находится в квартире Пенелопы.
— И он может забрать ее, только когда Пенелопа уедет в телецентр, — продолжал комиссар. — Он ждет на улице, видит, как Пенелопа садится в такси, бросается в дом, где на лестнице встречает девочку, вбегает в квартиру, срывает фотографию с двери, спускается в метро, посылает фотографию Пальмкруне. Отправляет ему электронное сообщение, едет к себе домой на Понтоньяргатан, хватает сумку, садится на автобус до Сёдермальма и торопится в Лонгхольмен, где стоит его яхта.
— Так почему ты думаешь, что это нечто большее, чем обычный шантаж?
— Квартира Бьёрна сгорела дотла примерно через три часа после его ухода. Пожарные уверены, что пожар начался из-за забытого соседкой утюга, но…
— Когда я занялась этим делом, то перестала верить в случайные совпадения.
— Я тоже, — улыбнулся Йона.
Они еще раз просмотрели переписку, и комиссар указал на оба письма Пальмкруны:
— Вероятно, между первым и вторым письмом Пальмкруна с кем-то поговорил. Первое письмо содержит предупреждение. Во втором говорится «уже поздно». И он, и шантажист погибнут. Думаю, что, получив письмо с требованием денег, Пальмкруна кому-то позвонил. Он смертельно испугался, но надеялся на помощь. И только когда понял, что его не спасут, написал второе письмо, в котором просто констатировал свою и шантажиста скорую гибель.
— Надо засадить кого-нибудь за список его звонков, — сказала Сага.
— Эрикссон уже занимается этим.
— Что еще?
— Надо проверить человека, которого Бьёрн упоминает в первом письме.
— Рафаэля Гуиди? — удивилась Сага.
— Ты про него знаешь?
— Все зовут его «Архангел Рафаил». Итальянский бизнесмен, заключает сделки на поставку оружия в Африку и на Ближний Восток.
— Торговля оружием, — пробормотал Йона.
— Рафаэль основал компанию в тридцать лет и построил настоящую империю, но он вряд ли замешан в нашем деле. У Интерпола никогда ничего на него не было. Попадал под подозрение, но не более.
— То, что Карл Пальмкруна и Рафаэль встречались, это странно? — спросил Йона.
— Наоборот. Это была часть работы Пальмкруны, даже учитывая, что ему вряд ли стоило пить с Гуиди шампанское.
— Но из-за этого не кончают с собой и из-за этого не убивают, — заметил комиссар.
— Конечно, нет.
— Значит, фотография заключает в себе нечто более серьезное, нечто опасное.
— Если Бьёрн отправил фотографию Пальмкруне, она должна быть где-то в квартире.
— Я заглядывал в почтовый ящик, но…
Комиссар внезапно замолчал. Сага вопросительно взглянула на него, и комиссар сказал:
— В ящике были только личные письма. Ни рекламы, ни счетов. Кто-то сортирует все, что приходит на его адрес.
45
Автострада
У Эдит Шварц, домработницы, не было телефона. Жила она милях в семи к северу от Стокгольма, возле Нивсты. Йона молча сидел рядом с Сагой, которая не спеша вела машину по Свеавеген. Они выехали из города через Норртулл и поехали по автостраде, миновав съезд к Каролинской больнице.
— Служба безопасности закончила работать на месте преступления в квартире Пенелопы, — говорила Сага. — Я просмотрела материалы. В них нет ничего, что указывало бы на связь Фернандес с левыми экстремистами. Наоборот. Пенелопа держится от них подальше, она убежденный пацифист и не согласна с методами левых. И я посмотрела то, что у нас есть на Бьёрна Альмскуга. Работает в «Дебасер» на Медбургарплатсен, политически неактивен, хотя однажды его задержала полиция. На уличном празднике, который организовала Reclaim the City.
Теперь машина ехала быстрее. За окном промелькнули черная ограда Северного кладбища и густая зелень Хагапаркена.
— Я просмотрела наш архив, — задумчиво сказала Сага, — все, что у нас есть на левых и правых экстремистов Стокгольма… просидела почти всю ночь. На материалах, конечно, гриф секретности, но тебе нужно знать, что Служба ошиблась: Пенелопа и Бьёрн не замешаны ни в диверсиях, ни в чем-либо подобном. Они почти до смешного невинны.
— Значит, по этому следу ты больше не идешь?
— Да. Мы расследуем дело, которое лежит совсем в другом поле, далеко от экстремизма, что левого, что правого… и, возможно, выходит за рамки деятельности и Службы, и уголовной полиции. Смерть Пальмкруны, пожар в квартире Бьёрна, смерть Виолы и так далее… мы имеем дело с чем-то, что не имеет отношения к уличным боям.
Сага замолчала, а комиссару вспомнилась домработница — как она посмотрела ему в глаза и спросила, сняли ли они Пальмкруну.
«Что значит „сняли“?» — «Извините, я всего лишь домработница. Я думала…»
Он тогда спросил, не видела ли она чего-нибудь странного. Женщина ответила: «Петлю на крюке от люстры в салоне».
«Вы видели петлю?» — «Естественно».
Естественно, подумал Йона и взглянул на автостраду. Справа тянулась красная ограда, защищавшая от шума частные домики и футбольное поле. Это «естественно», уверенно произнесенное домработницей, крепко засело у комиссара в голове и звучало снова и снова. Он вспомнил, какое у нее было лицо, когда он объявил, что ей придется пойти в полицию. Она не разволновалась, как он ожидал, а лишь кивнула.
Они проехали Ротебру, где нашли пролежавшие в земле десять лет останки Юхана Самюэльссона. Тело обнаружили в саду Лидии Эверс, когда искали Беньямина, сына Эрика-Марии Барка.[27] Тогда была зима, сейчас зелень ковром покрывала бурые от ржавчины рельсы, парковки и землю до таунхаусов и частных домов.
Йона позвонил Натану Поллоку в Комиссию по расследованию убийств. После двух гудков послышался слегка гнусавый голос:
— Натан.
— Вы с Томми Кофоэдом осматривали круги следов под телом Пальмкруны.
— Расследование закрыто, — ответил Поллок, и Йона услышал, как он что-то печатает на компьютере.
— Да, но теперь…
— Знаю, — перебил Поллок. — Я говорил с Карлосом, он рассказывал о твоих подвигах.
— Ты можешь еще раз посмотреть, что там со следами?
— Как раз смотрю.
