Лоуренс Сандерс - Торговцы плотью
— А что внутри? — спросила Марта.
— Десяток спален через перегородки, без дверей, только отдергивающиеся портьеры на кольцах. Все на виду, то есть, я хочу сказать, все слышно.
— Кто получает деньги? — спросил я.
— По-моему, Сэндз. Во всяком случае, там сидел субъект, отвечающий вашему описанию. Спросил, чего бы мне хотелось: белого, черного, желтого или какого еще. Я предварительно не договаривалась, значит, вся команда у него под рукой. Я заплатила за белого. Когда мы остались одни, поинтересовалась, не найдется ли травки покурить. Он сказал: «Конечно, никаких проблем». Пять баксов. Товар хороший. А потом добавил, что и покрепче можно добыть.
— А что именно, не сказал? — поинтересовался Люк Футтер.
— Нет, но когда я намекнула на понюшку, кивнул.
— А ты видела кого-нибудь из парней? — спросил я.
— Уходя, заметила какого-то колченогого. Могу поклясться преисподней, что он не жеребец. В общем, дело грязное. Но, на мой взгляд, жизнь там кипит, как на Таймс-сквер.
Люк Футтер подбросил последний орешек и вытер пальцы.
— Звучит неплохо, — сказал он. — Мне надо немного разведать, не стоит ли кто за ним. Если да, вам придется заплатить за то, чтоб его прихлопнуть. Если нет, мы легко его достанем.
— А за это сколько нам придется заплатить? — спросил я.
— Нисколько, — криво усмехнулся Футтер. — Что касается дома, я всегда могу добиться законного ареста. Пошлю туда парочку переодетых сотрудниц полиции. Может, им удастся купить кокаин. Если все действительно так, как ты говоришь, поставим микрофоны, прослушаем телефон.
— И долго придется ждать? — спросила Марта.
— Несколько недель, — сказал он. — Возможно, месяц. Если вам надо выставить этого молодца по-хорошему, все придется делать как следует.
Он взглянул на Николь. Мы сообщили ей, что будем оплачивать счастье, которое она дарит детективу.
— Тебе надо идти, Люк? — спросила она.
— Пожалуй, нет, — нерешительно ответил он.
— Пошли, расскажем друг другу пару историй из нашей жизни, — сказала она, поднимаясь.
— Ладно, — согласился он.
Мы подождали, пока захлопнется дверь Синей комнаты. Я плеснул Марте еще фруктовой.
— Он ведь не думает, что она делает это из любви к нему? — спросил я.
— Кто знает, — пожала плечами Марта. — Он о себе высокого мнения. — Я кивнул. — Что с тобой? — внимательно взглянула она на меня. — Ревнуешь?
— Мне нравится Никки, — признался я.
— Мне тоже. Ну и что? Питер, это бизнес. Тебе известно, что девочка зарабатывает на жизнь. Футтер для нее пустое место.
— Известно, — сказал я. — Но все же…
Она накрыла мою руку ладонью.
— Ты слишком мягкий, — заметила Марта. — Хочешь, пойдем в твою комнату и поласкаемся?
— Пожалуй, я пас, — ответил я. — Тем не менее очень признателен.
И мы остались сидеть, потягивая коньяк. Через какое-то время вернулись Никки с Футтером, мы выпили по последней, и они ушли втроем. Я остался один.
Прошелся по квартире, гася свет. Вышел на террасу. Было начало апреля, но все еще зябко. Несколько минут я расхаживал взад и вперед, потом вернулся в комнату и совершил невероятно идиотский поступок. Позвонил Дженни Толливер.
После седьмого гудка послышался сонный голос:
— Алло…
Я повесил трубку.
Лучше бы мне поласкаться с Мартой.
Глава 75
О деньгах могу сказать следующее: для всех, кроме блаженных вроде Артура Эндерса, они важны, только когда их нет. Когда они есть, деньги утрачивают собственное значение и обретают некий новый смысл.
Дают, например, как я уже говорил, возможность удовлетворить свои прихоти. Купить шелковое белье, нанять лимузин, слетать пообедать в Париж. С наличными можно капризничать. Забавляться.
Когда есть деньги, происходит что-то еще. (По крайней мере, так было со мной.) Можно поступать как заблагорассудится, нисколько не заботясь о том, что подумают другие.
Когда у меня завелись деньги, я вполне мог полить мороженое кетчупом или плюнуть в официанта. Мне было абсолютно все равно. Я пришел к выводу, что снобизм — это бегство от бедности.
А еще деньги избавляют тебя от необходимости повиноваться дуракам. Я думаю, девяносто процентов людей, зарабатывающих себе на жизнь, вынуждены выполнять команды людей, которых они не уважают. По себе знаю.
На самом деле, богатство дает свободу, и я получил ее впервые в жизни.
Я радостно принял приглашение Артура Эндерса пообедать у «Блотто». Я, конечно, любил Артура, но мне было важно поддерживать дружбу с ним, доказывая себе, что я не превратился в сноба. Я даже охотно приготовился снова есть спагетти с фрикадельками и пить это кислое красное вино.
Только позже мне пришло в голову, что я был похож на Марию-Антуанетту, изображающую пастушку.
Мы назначили обед на вечер воскресенья, когда апартаменты были закрыты для публики. «Блотто» ничуть не изменился: хозяин, официанты, бармен не забыли меня, но никто не спросил, куда я пропал.
— Ну, что с твоей пьесой? — спросил я Артура.
С обычным энтузиазмом он поведал, что самый последний вариант отдан в театрик в Гринвич-Виллидж и он ждет извещения о том, когда состоится читка. Я ничего не сказал, чтоб не рушить его надежд.
Я позволил ему поболтать, улыбаясь и кивая, когда он перечислял внесенные в пьесу исправления. Когда он умолк, наливая из треснувшего графина домашнее вино, я небрежно спросил:
— Ты видишься с Дженни?
— Господи, конечно! — заморгал он. — Я вижу ее раза два-три в неделю, а звоню почти каждый день.
— Да? — спросил я, наматывая на вилку спагетти. — И как она?
— Прекрасно. После Дня труда открывает собственную студию и страшно волнуется.
— Дай Бог ей удачи. Она всегда мечтала об этом. Я рад, что она встает на ноги. У нее есть талант.
— Ну конечно! — с жаром воскликнул он. — Посмотрел бы ты на ее ткани!
— Я смотрел, — коротко напомнил я.
— А, — спохватился он, краснея. — Да. Разумеется. Я м-м-м я ей рассказал, что обедал у тебя. Расписал квартиру. Она порадовалась твоим успехам.
— Гм… А скажи, Артур, куда вы с ней ходите? Чем занимаетесь?
— Ну… ты ведь знаешь, денег у меня немного, а Дженни копит на студию. Так что чаще всего закусываем у нее или у меня. Мы съели страшное количество гамбургеров и консервов из тунца. Мы — бедняки.
Он радостно засмеялся, а я был готов убить его.
— И вы никуда не выходите?
— Да Господи, конечно, выходим! На прошлой неделе были в кино. Еще ездили в Бронкс в зоопарк и в музей Метрополитен на выставку Тернера.[16] А один раз путешествовали на пароме на Стейтен-Айленд. Ну и гуляем много. В Виллидже, в Сохо. В прошлое воскресенье чуть ли не весь нижний Ист-Сайд обошли. Нам нравится бродить по городу. Разговаривать.
Я хотел спросить, возвращаются ли они потом домой, чтоб заняться любовью, и не смог.
— Отлично! — по возможности беззаботно воскликнул я. — Передай ей мои наилучшие пожелания. И если ей нужны деньги на студию… — Я не закончил.
— О Господи, Питер, — сказал он в замешательстве и заморгал без остановки. — Я думаю, денег она от тебя не возьмет.
— Да, конечно. Глупое предложение. Не говори ей ничего.
Вечер не доставлял мне особого удовольствия, а почему — я не мог понять. Но уходить не хотелось. И, покончив с едой, мы перешли в бар, где я уговорил Артура позволить мне заказать графин водки.
Я был в смятении. Помню, что снова старался перевести разговор на Дженни Толливер. Как она выглядит? Купила ли какие-нибудь обновки? Как поживают ее родители? Не похудела ли она?
Потом заметил, что Артур смотрит на меня с жалостью, и не смог этого вынести. Я сказал, что в понедельник буду страшно занят, и поспешил унести ноги.
— Спасибо за обед!
— Спасибо за выпивку, — ответил он. — Давай повторим в ближайшее время.
— Давай!
Но я знал, что не повторим.
Глава 76
Безусловно, утрата лучших жеребцов, которых переманил Уолкотт Сэндз, была для нас ударом, но мы выстояли. Я сам стал работать активней, и мы принимали почти всех, кого присылал Сол Хоффхаймер. Поступило несколько жалоб от клиенток, однажды пришлось даже вернуть деньги, когда перетрудившийся жеребец не оправдал надежд.
Я позванивал Люку Футтеру, узнавая, как продвигаются его изыскания, но в ответ слышал только одно: «На это нужно время».
Где-то в середине апреля я поставил в график собственную «сцену» с женщиной по имени Салли, которая, по словам рекомендовавшей ее особы, приехала из другого города в Манхэттен на недельку за покупками.
Я ждал ее в Розовой комнате, главной спальне, где спал сам. Приготовил белое вино в бокалах, заглянул в ванную, проверить, сменила ли Марта полотенца.
Заслышав стук в дверь, я открыл и расплылся в улыбке. Передо мной стояла Салли Ли Сурби, моя бывшая жена.
