Александра Сашнева - Наркоза не будет!
Слушая этот идиотский спич, Муся безжалостно вытаскивала блестящие черные волоски из бровей.
— Ты даже не представляешь, как много можно сделать обыкновенными щипчиками для бровей. А бровей у тебя хватит на двоих. Вообще, что-то есть в том, что ты говоришь. Только непонятно, почему надо держаться подальше?
— Ну! Они взрослые! У них менструации, дети, беременность, мужья, любовники. Они так в этом застряли, что света белого не видят.
Муся зашлась в припадке веселья:
— А у тебя что — нет менструаций?
Коша вздохнула.
— Есть. Я бы, конечно, обошлась и без этого. Но меня не спросили. Даже любовники есть. Но это как-то отдельно. Как будто это не я. Не знаю, как объяснить Короче, ядро моей личности находится где-то за пределами всего этого. Это дополнительная маленькая часть жизни. После работы. А у них это — главное.
— Вот ты наколбасила! Ты когда работала последний раз?!
— Я имею ввиду вообще! Картины там. Ну подвиги, короче! Если бы меня иногда не припирало, я бы лучше дружила с парнями.
— Ну-ну… А неделю из койки не вылезать с Ринатом! Это как?
— Раз в год-то можно! Это ж не все время! Я ж говорю — припирает. Но уже почти прошло!
Муся отодвинулась, разглядывая результаты труда:
— По-моему — зашибись. Сама посмотри в зеркало. Короче! Все, что ты говоришь — туфта.
Разомлевшая Коша поднялась, мяукнув, зевнула и приблизилась к зеркальной дверце шкафа.
— Ух ты! А я, типа, это… ничего себе… Типа, даже симпатичная.
Муся усмехнулась, собирая инструменты:
— Да ты супер!!! Пойдем! Только не городи ничего про ядро личности. Ладно?
Пока Коша закрывала окно, просунув руку в форточку, Муся тормознула машину. Они уселись вместе назад.
— Куда, девчонки? — обернулся водила.
— А куда? — спросила Коша, закрывая дверцу. — Ты знаешь, куда?
— Блин! Куда… — Муся на секунду задумалась. — А! Кажется, в Союзе художников… Да. Ну мы оттуда позвоним, если что.
Водила ехал хорошо — быстро и легко, точно вписываясь в повороты, попадая на зеленый. Коша высунула руку в окно и уперлась ладонью в ветер, который все время норовил вырваться в сторону или столкнуть руку со своего пути. Она засмеялась от приступа дикого веселья.
Водила усмехнулся им в зеркальце и поддал газу так, что кишки прилипли к спине.
— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! — заорала в окно Коша.
* * *Они попали, куда надо.
Все были там. И Зыскин, и Котов, и Рыжин, и Лох малознакомый. И какие-то еще люди, которые изредка мелькази в кафе на 16-ой линии. И какие-то журналисты, и разные другие какие-то.
Все ходили по залу с умным видом и косились на шампанское, которое стояло на двух столах посреди зала. Довольно большая толпа с жужжанием перемещалась от холста к холсту. И даже рыжий мужик с татуировкой в виде жука на запястье тоже был тут. Воспоминание о сломанной ручке неприятно шевельнулось под ложечкой.
Но, увидев свое отражение в зеркале, она успокоилась. Не узнает он ее. Ни за что!
Ринат успел накрасить два холста, которые были о том, что знали только Коша и он.
Это была просто та крыша, тот день и та точка зрения, которую можно было найти там только в одном месте. Краска еще была совсем свежая, местами даже не схватившаяся. Коша оглянулась, ища Рината, и наткнулась на взгляд, который наблюдал за ней из толпы. Коша поняла, что он хотел, чтобы она пришла и увидела его работы.
Это была часть их отношений.
И она опять сошла с ума.
Синеглазый «ангел» отвел глаза и заговорил с каким-то пожилым дядькой нарочито заинтересованно.
А Коше захотелось подойти к нему и что-то сделать, что-то сказать, трахнуть его прямо тут в сортире. Но он, как будто понял это, и нарочно избегал встречи. Мусю окружили вниманием Зыскин и Рыжин.
И Коша осталась одна.
Она огляделась ища, на всякий случай жену Рината, но ее точно не было среди приглашенных.
Коша, влекомая безрассудной страстью, все-таки рискнула приблизиться к группе людей, в центре которой стоял Ринат. Он интеллигентно отвечал на вопросы и благодарил за поздравления. Появился Валентин, пожал руку «ангелу», что-то коротко сказал. И, заметив Кошу, облапал наиболее сальным из своих взглядов.
Ринат перевел взгляд с Валентина на Кошу и резко отвернулся.
Она разозлилась. Какое право он имеет на ревность? Сука!!!
Злая, Коша пошла к столу и сама открыла себе бутылку. Ну как не надраться, когда тебя разрывает на части? Разрывает от страсти и от ненависти одновременно! Еще немного и ты взорвешься, подобно гранате или бомбе. Лучше — надраться.
Гораздо лучше надраться и пуститься в оргии, чем убить кого-то совершенно по трезвяку. О эти белые ночи!!!
Коша начала наливать себе шампанское и вдруг почувствовала, что кто-то взял за локоть. Сдерживая злость, она медленно повернула голову и увидела так близко лицо Валентина, что едва не толкнула его. Он понимающе ухмыльнулся и сказал тихо, приблизясь к уху:
— Ничего себе прикид… Даже на женщину похожа… Загляни ко мне на днях. Поговорим. Все может быть гораздо лучше, чем в прошлый раз.
Галерейщик скользнул рукой по ее спине, захватив задницу.
И надо ж такому быть, что как раз в этот момент Ринат (ну почему именно в этот момент?) оглянулся именно в эту сторону. Коша выпила сразу целый бокал. Валентин понял, что под платьем ничего нет и это его чрезвычайно возбудило. Он мгновенно покрылся испариной и, больно схватив Кошу за руку, потянул за собой со словами:
— Пойдем сейчас… Я тебе дам еще денег. Прямо сейчас!
— Нет! Только не сейчас, — она пристойно улыбнулась ему и медленно, но настойчиво выдернула кисть.
Почему она не плеснула шампанским в лицо? Почему она его не задушила? Почему?
— Ну. Как хочешь, — сказал Валек с деланным равнодушием и направился к дверям медвежьей бандитской походкой.
Она посмотрела ему вслед и поняла почему не плеснула шампанского. Она хотела его смерти. Надо было бы, чтобы он не был на этом свете. Плевать на месть и удовлетворение. Этой швали просто не место на Земле. Просто Валька не должно быть. И все. И не должно после него остаться никаких детей. Потому что они тоже будут уродами.
Коша сперла бутылку со стола и, покачиваясь направилась с ней за серый, обтянутый холстом стенд. Там была еще черная лестница и огромное окно с широким подоконником. Окно было открыто и на перегретом цинковом навесе топтался жирный сизый голубь.
Коша села на подоконник. Голубь всполошился и полетел. Она выпила бутылку, как сок. В голове взвился смерч.
Достала сигареты. Закурила. За стендом раздались шаги. Она уже знала, что это он.
Это и правда был Ринат. Он появился, держа в руке целую бутылку и два бокала, и немного пьяно улыбнулся.
— Им там есть чем заняться, — усмехнулся «ангел». — Давай выпьем! Тебе понравилось?
Коша растерянно улыбнулась. Солнечный луч из окна скользнул по оливковой скуле.
— Да… Мне понравилось. Все так и было. Жаль…
Надежда победила Кошу, отвратив ее от истины. И она опять проиграла.
— Почему жаль? — Он подал ей бокал. — За живопись! Все-таки это главное в моей жизни… и, думаю, в твоей тоже!
— Может быть, — вздохнула Коша.
Она чувствовала, что катастрофически взрослеет. Она не знала в тот момент, что главное. Ей хотелось бы чтобы в ее жизни главным было что-то, что от нее никуда не денется. Возможно, живопись. Возможно, возлюбленный. Было бы лучше, если бы это была она сама. Но ее нет. В ней — раздор каких-то посторонних голосов, среди которых она не может узнать, кто из них она настоящая. Коша как таковая. За каждое слово или жест которой, она согласна подписаться и предстать перед небесным судом.
Они звякнули бокалами и выпили.
Ринат протянул руку и привлек Кошу к себе.
— Я хочу тебя, — мрачно сказала она, опустив лицо на его грудь. — Прямо сейчас. — И вцепилась пальцами в его крестец.
Ринат ничего не ответил, но она почувствовала, как в нем все вздрогнуло и напряглось. Она вдыхала его запах, как животное, с каждым вдохом все больше теряя сознание. Ей уже было все равно, чем все это кончится. Она чувствовала, что умрет, если этого сейчас не произойдет.
Хорошо, что раньше делали такие широкие подоконники.
Все было кончено. На лбу Рината блестел пот, руки дрожали от напряжения.
Где-то внизу на лестнице хлопнуло окно.
Ринат с трудом застегнул молнию. У него дрожали руки.
— Черт! — сказал он и рассмеялся.
Коша кисло улыбнулась. Да. Это было супер. Но в то же время чувство, что они еще более удалились друг от друга. Щемящая легкость. Как на американских горках.
— Посмотри на меня, пожалуйста, — попросила Коша.
Ринат оторвал взгляд от зиппера и, сощурясь, глянул в лицо любовнице.
