Никита Максимов - Черника в масле
– Не понимаю пока, куда ты клонишь.
– Я к тому клоню, что стала замечать, что за пределами нашего круга к нам отношение как-то изменилось. И вот если, например, те же менты, полицейские разные, они всё равно с нами как бы на одном уровне, только из-за соседнего забора, как соседи по даче. А всякие там учителя, преподаватели у Дарьи в институте, ну, не знаю, парикмахеры, продавцы – да все остальные! Те, кто точно знают, что ты – офицер, важная шишка, мы – твоя семья, вот все эти люди стали к нам относится по-другому. И не так, как раньше, помнишь, когда только на 23 февраля вспоминали, или если на границе где-нибудь задымится. Тогда все, конечно, армию любить начинали. Но вот сейчас, мне кажется, это каждый день стало проявляться. И здесь не просто уважение, что вот, мол, защитники Родины и их семьи! Нет, это как если бы у нас правда появился какой-то особый статус, который от рождения. Вроде бы мы другие, совсем. Привилегированные, что ли. Будто нам можно что-то такое, чего им, простым смертным, нельзя. И они, все эти прочие, прекрасно это понимают!
Александр уже оделся, обулся и стоял, готовый протянуть руку за баулом. Ничего такого ему в голову не приходило, а вникать сейчас в слова жены не было ни времени, ни желания. Наталья почуяла, что её философствования никому не интересны, закрыла молнию, протянула сумку мужу.
– Спасибо.
– Не за что. Иди.
– Вы тут без меня с Дарьей разберётесь?
– А куда мы денемся? Разберёмся. Как всегда. Сами.
Опять лишние слова. Что она хотела этим сказать? Уколоть дополнительно или ободрить?
Ладно.
– Пошли.
В прихожей ждал Денис. Обниматься не стал – несолидно. Старательно, изо всех сил пожал отцу руку. Из-за косяка двери гостиной выглянула Дарья. Не подошла, ничего не сказала, только изобразила неопределённый жест рукой на уровне красных опухших глаз. Вроде как пожелала удачи. Жена приобняла – легонько, привычно, без особого чувства.
– Пока.
– Счастливо оставаться.
Михайлов вышел из квартиры, вызвал лифт. Забросил баул на плечо, оглянулся ещё раз. Дверь за спиной уже закрылась. Ну и чёрт с ним! С проблемами этими, недомолвками, намёками, невысказанными желаниями. Спустился вниз, в вестибюль. Пожилой консьерж, кажется, бывший инженер, при его появлении встал, повернулся к нему лицом.
– Добрый вечер! На службу?
– Куда ж без неё?
– Дело доброе, – пенсионер кивнул и как бы слегка поклонился при этом: – Ну что же, удачи!
– Всего хорошего! – машинально, через плечо, ответил Александр и, уже закрывая за собой дверь подъезда, вдруг подумал: вот если бы сейчас этот старик добавил в конце «ваше благородие», то ни он сам, ни Михайлов ничуточки бы этому не удивились.
«Чертовщина какая-то!».
Он покачал головой и пошёл навстречу подъезжающей машине.
***Под рабочую комнату отвели зал для инструктажа на втором этаже. Техники прикатили туда пару дополнительных досок для записей, развернули проекционные экраны и сейчас заканчивали монтаж остального оборудования. Маркус Торсен временно руководил, пока не прибыли представители от министерства транспорта и комитета по гражданской авиации. Яна Петерссона он оставил командовать сменой вместо себя, прихватил с собой только Ингунн Линдгрен и Андреаса Сандстрёма. Со времени потери связи к ним успел присоединиться лишь представитель ВВС – капитан Леннарт Свенссон. Вчетвером они стояли вокруг интерактивного стола, на который была выведена карта Швеции.
– И всё равно мне кажется, что инцидент случился совсем не там, где мы предполагаем.
Капитан Свенссон внимательно посмотрел на Андреаса:
– Почему?
– Судите сами. В момент, когда началась вся эта заварушка, борт NP412 по данным «НАПС» был над южной оконечностью озера Веттерн. – Сандстрём ткнул пальцем в место на карте, нарисовал там цветной кружок. – Он шёл в своём эшелоне, на высоте девять тысяч. Потом происходит неизвестный инцидент, по сообщениям автоматики разгерметизируется салон и кабина экипажа, и начинается аварийное снижение до трёх тысяч – опять же, по сообщениям автоматики. Отвесным такое пике быть не могло, значит, какое-то расстояние борт должен был пройти и по горизонтали тоже. Если он спускался под углом в сорок пять градусов, то он преодолел те же шесть километров по горизонтали, что и по вертикали. Если угол был круче, то меньше, если более пологий, то больше, но вряд ли это расстояние превысило десять километров. С учётом всяких погрешностей самолёт не должен был уйти от озера дальше, чем на двадцать километров. А теперь – внимание!
Андреас многозначительно поднял указательный палец.
– Помните тот отрывочный сеанс связи с пилотом? Он тогда сказал, что они снизились то ли до трёх, то ли до четырёх тысяч. С такой высоты он вполне должен был видеть озеро, не мог не видеть! А он что сказал? «Подо мной лес, один лес и ничего больше». Как-то так. Я могу путать слова, но смысл был абсолютно ясен. Никакого озера, никакой воды! И тогда это начинает согласовываться с фактом, почему никто не смог обнаружить NP412 на радарах. Он просто был не там, вот и всё.
Маркус покачал головой.
– Объяснений тому факту, что пилот не видел озера, может быть выше крыши. Самое простое – оно оказалось у них за спиной в слепой зоне, кроме того, в аварийной обстановке, в состоянии стресса можно много чего не заметить. – При этих словах капитан ВВС согласно кивнул. – Я полагаю, что с кислородной маской на лице и в пикирующем самолёте мы бы с тобой не заметили даже розового слона, если бы он пролетел мимо кабины. Так что я на якобы отсутствующее озеро все фишки не ставил. Но!
Тут уже Торсен поднял вверх указательный перст.
– Версия того, что самолёт оказался не там, где мы предполагаем, по-прежнему остаётся одной из рабочих. В её пользу говорят: отсутствие самолёта на радарах по указанным координатам – раз. Отсутствие сообщений об аварийно севшем или разбившемся в этом районе самолёте – два. А ведь с момента потери связи прошло уже три часа. И больше двух, как «НАПС» перестал выдавать данные по 412-му борту. Как мы знаем, такое может произойти только в случае, если воздушное судно вышло из поля зрения спутников и стратосферных платформ или потерпело крушение.
Он прервался, несколько секунд барабанил кончиками пальцев по алюминиевой окантовке стола. Сенсорный экран легонько подмигивал возле этого места, реагируя на движение. Наконец Маркус остановился, вздохнул, скрестил руки на груди.
– Ладно. Давайте пробежимся ещё раз. Мы обнаружили, что самолёт, который передал сообщение об аварии, отсутствует на экранах радаров. Однако мы не можем игнорировать показания навигационной системы, и наши военные и гражданские аварийные службы ведут поисковую операцию в районе последних координат, которые передал борт NP412.
Капитан Свенссон кивнул.
– Так точно. ВВС подняли два спасательных вертолёта. Оповещены все наземные аварийные службы. Поисковые группы уже должны выдвинуться в районы предполагаемого крушения или вынужденной посадки. Также центр кризисных ситуаций взял под наблюдение все каналы информации – социальные сети, сервисы сообщений, новостные порталы на предмет появления возможных известий.
– Хорошо. Вы сможете привлечь дополнительные ресурсы?
– Если потребуется – да. Штаб объединённого командования НАТО в Северной Европе отправил к нам своего представителя для координации совместных действий. Мы ждём его прибытия через несколько часов.
– Спасибо. Ингунн, ты смогла идентифицировать все остальные рейсы в нашем пространстве? Никто не потерялся? Каждый самолёт на радарах совпал с отметкой в «НАПС»?
– Все до единого, – лёгкий норвежский акцент в голосе Ингунн Линдгрен выдавал волнение. – Абсолютно точно. Единственная метка в системе, поведение которой совпадало с описанием аварийной ситуации, принадлежала рейсу NP412.
– Угу. Только его по этим координатам не было. Или… Капитан, скажите, есть хоть малейшая вероятность, что в работе радаров произошёл сбой?
Леннарт Свенссон не сомневался ни секунды.
– Нет. Исключено. Мы же видели остальные самолёты в воздухе. Такая избирательность не в духе техники.
– Ладно, спасибо. Андреас, ты связался с «НАПС»?
– Да. Проблема в том, что в Северной Калифорнии, где они базируются, сейчас глубокая ночь с пятницы на субботу и многие ключевые специалисты просто недоступны. Так, технический директор с группой ведущих инженеров и старших программистов отправился сплавляться на рафтах, и плановый сеанс связи с ними состоится только в восемь утра по тихоокеанскому времени, когда у нас будет уже вечер. Дежурные технические службы «НАПС» запустили серию тестов, но пока они не могут сказать ничего определённого. Им нужно время.
Маркус Торсен в задумчивости постучал себя костяшкой указательного пальца по подбородку.
