Итан Блэк - Мертвый среди живых
— Держу пари, вы профессиональный фотограф, — говорит Габриэль. — Именно это и делаете днем, верно? А что снимаете? Моду? Спорт?
— Это просто хобби.
— Сестра видела телешоу о фотографе, который снимает палочки от фруктового эскимо. Представляете? А какие фотографии вы делали сегодня? Надеюсь, это не палочки? — Она смеется.
— Я был в Центральном парке.
— Должно быть, сделали тьму-тьмущую снимков. День был такой замечательный. А проявлять пленку будете сами? Лесли сказала, что я балдею от всего такого, и она права.
— Я устроил темную комнату в квартире. Научиться проявлять пленку совсем не трудно.
— Темная комната. Звучит ужасно. Комната темная. От этих слов несет холодом.
— Она скорее напоминает чулан.
Габриэль спрашивает, будет ли Уэнделл сегодня проявлять пленку, и он видит, что перед ним появился еще один портер и еще один «Том Коллинз» перед Габриэль. Алан за стойкой бара делает ему знаки, как мужчина мужчине: «Это за мой счет, мистер Най. Вы мужчина что надо. Не теряйтесь».
Обычно он и в классе вел себя неважно, думает Уэнделл.
Однако верно — больше всего придает сил мужчине интерес к нему красивой женщины. Лишите парня работы, самоуважения, квартиры, семьи, а он будет продолжать верить, что Мисс Невада влюблена в него, потому что ему этого хочется с пятнадцати лет. С Габриэль легко говорить — она интересуется фотографией, упивается эрудированными ответами Уэнделла. Хочет знать, насколько сложно пользоваться реактивами. И новый вопрос:
— А вам когда-нибудь удавалось в своем хобби соприкоснуться с жизнью общества?
— В этом разбирается жена. Сейчас она вместе с сыном проводит уик-энд в Вашингтоне, — говорит Уэнделл. — Наверное, сегодня буду проявлять какую-нибудь давнишнюю пленку.
Глаза у Габриэль блестят, в руках она крутит стакан. Он смотрит на ее длинные ногти, и у него возникает ощущение, что она поглаживает тыльную сторону его запястья.
— Уэнделл, я понимаю, это будет звучать смешно, потому что я вовсе не собираюсь подцепить тебя…
— Я знаю.
— Но Лесли все время твердит, что техника идет вперед.
— Вы можете оказаться очень творческой в темном месте.
Габриэль открыто и дружелюбно хохочет.
— Что ж, если вы не против, покажите, где проявляете пленки. — Она краснеет и добавляет. — Я лучше понимаю, когда вижу сама.
— Хотите пойти ко мне домой?
— Если это вас не затруднит, Уэнделл. И если у вас нет других планов.
Теперь Уэнделл стоит пошатываясь, но в голове ясно. Он говорит с ней, довольный общением, но отрицательно качая головой.
— Когда мне было семнадцать, я бы убил за подобное приглашение от такой хорошенькой девушки.
«Я люблю жену. Прости».
— О нет, я не это имела в виду, — говорит Габриэль. Но конечно же, она подразумевала это, так как делается явной ее неловкость. Внезапно секс-бомба исчезла в неуклюжей молодой женщине. — Уэнделл, я все понимаю. И спасибо за урок. Вы хороший учитель.
Алан ошарашенно смотрит, как Най платит по счету, встает и оставляет явно заинтригованную королеву красоты в одиночестве.
Алан машет на прощание:
— Приходите в любое время, мистер Най!
— Как получается, что хороших парней всегда разбирают? — спрашивает Габриэль Алана, когда дверь бара закрывается.
— А я призрак, что ли?
Но Габриэль уже слезает с табурета и вынимает сотовый — теперь, когда Уэнделл ушел, она не так уж и расстроена. Она хватает фотокамеру, словно ей и дела мало, если эта дурацкая штука разобьется.
Алан слышит ее голос — она с кем-то разговаривает, широко шагая к двери, и сейчас он совсем другой: отстраненный, холодный, усталый.
— Он идет, — говорит она кому-то в трубку. Алану кажется, что он слышит, как она добавляет: — Он один.
Теперь Уэнделл чувствует себя немного лучше, несмотря на то что, подойдя к дому, видит: замок в двери вестибюля опять сломан. Лампы в коридоре нужно заменить, но он давно перестал сходить с ума по этому поводу. Пожив в этом доме, понимаешь, что нет смысла переживать за порядок. Возле своей двери, роясь в поисках ключа, Уэнделл слышит, как гремит телевизор у соседки, миссис Мур. Наверное, она опять куда-то засунула свои наушники.
«Эти ожерелья выполнены украинскими ювелирами — количество ограниченно!», — кричит диктор рекламного канала.
Хмыкая, Уэнделл входит в квартиру — пиво и разговор с Габриэль притупили его настороженность, оставшуюся от встречи в Центральном парке, свидетелем которой он был.
«Вероятно, конверт мне привиделся», — думает он, запирая дверь на замок.
У него возникает ощущение опасности, и после того как он понимает, что что-то не так, ощущение переходит в уверенность. Уэнделл хмурится, чувствуя запах корицы, которого утром не было, и поражается, взглянув налево, через проем в виде арки, на кухню. Одна из фаянсовых баночек Марсии валяется на полу, и ее содержимое — коричневые гранулы — рассыпано.
Уэнделл еще не понимает. Он злится, подумав совсем не то.
«Если у нас завелись крысы и этот дешевый ублюдок хозяин перестал вызывать санэпидслужбу, я позвоню в департамент здравоохранения».
Но, сделав пару шагов вперед, он видит, что в квартире полный кавардак. В неярком свете, просачивающемся сквозь ситцевые занавески Марсии, Уэнделл видит разбросанные в гостиной подушки, выдвинутые ящики, валяющиеся или косо стоящие на полках книги.
«Быстро уходи».
Уэнделл хватается за ручку двери, но в этот момент кто-то наносит ему два быстрых удара по почкам, он сгибается от боли и кричит, затем очередной удар вбивает его наискось в гостиную. Он даже еще не видит, кто его бьет, и по инерции спотыкается о подушку. Обмякшее плечо врезается в книжные полки. Падая вниз головой, Уэнделл старается увернуться, отодвинуться, прикрыться.
Когда он падает на ковер, воздух выходит из легких. Лежа, Уэнделл мельком, на крошечную долю секунды, замечает, что в его сторону летит кулак в черной перчатке с длинной золотой полоской на костяшках и врезается слева в челюсть.
Раздается пронзительный ужасающий крик на высокой ноте, но он резко обрывается, когда человек в маске из лыжной шапочки бьет его в живот. Даже во время драк в школьном дворе, когда он был мальчишкой, ему никогда не было так больно.
Когда следующий удар достигает цели, он слышит в груди звук, напоминающий треск дерева или льда. Кожа словно съеживается и западает внутрь.
Отец был бойцом и мог контролировать боль. Знал, как драться ногами, знал, с какой стороны нападать и как вести бой, но ни за что не хотел, чтобы Уэнделл научился деталям столкновений и умел больше, чем необходимо для защиты в уличной драке. И Уэнделлу видятся школьные шумные стычки, где молотили кулаками и выкрикивали проклятия. А сейчас над ним стоит воплощение ярости, которое молча бьет и сопит как конь.
Затем обработка кулаками прекращается, но кажется, что мучительная боль мощным током расходится по нервным узлам. Она пронзает все тело — от челюсти до грудной клетки, от черепа до пяток, — огнем прожигая сверху донизу позвоночник.
— Хорошо разогрелся, командир? — спрашивает кто-то, возвышаясь над ним.
Слова пусты — в них нет ни малейшего раздражения.
— Может, еще добавить? — снова спрашивает мужчина.
Этого не может быть, но Уэнделла тащат по скомканному ковру, и тот же человек советует:
— Выплюнь зубы, не то задохнешься. Ведь ты же не хочешь их проглотить. Носом дышать можешь, командир? Тогда давай попробуй.
«Он приковывает меня к трубе батареи в спальне».
В промежности мокро и горячо. Пахнет мочой.
В зеркале напротив Уэнделл видит избитого в кровь незнакомца и понимает, что это он сам — рубашка на животе задрана, на запястье, прикованном к трубе, закатан рукав. Нет ботинка, носок болтается. Изувеченное лицо в зеркале — не лицо того, кем был Уэнделл еще десять коротких минут назад. Оно превратилось в кусок мяса.
Теперь Уэнделл видит не только маску противника. Стоящий рядом на коленях человек одет в синюю ветровку, джинсы и кроссовки.
— Я сказал: подыши носом, командир. — Мужчина затыкает Уэнделлу рот — грязными носками или майкой.
«Боже, как больно!»
— Я знаю, так неудобно внимательно слушать. Выну на пару минут кляп, и когда это сделаю — никакого шума, идет? Кивни, если дошло.
Кивок.
— Знаешь, кто я?
Голова мотается — нет.
— Это тебе первый урок. А вот как обстоят твои гребаные дела. Я знаю, кто ты. Знаю, где Марсия. Знаю расписание уроков твоего парня и делаю тебе, понимаешь, одолжение. Я их пока не трогаю.
Судя по деловому тону, этот человек может оказаться юристом, связанным с Управлением образования.
— Я сказал «пока». Решать тебе.
Уэнделл мычит, умоляя мужчину оставить семью в покое.
— Покажу одну вещь, а затем поговорим.
