Уильям Таппли - Жертва (в сокращении)
Камера последовала за ее рукой, указавшей на кирпичное здание, затем дала крупный план видневшейся в окне вывески: «Всеамериканские перевозчики, Инк.».
— И давно вы этим занимаетесь?
— Вот уже пятый день, — сказала Мэри.
— Мистер Эппинг, — обратилась Молли к Дугу, — чего вы рассчитываете добиться?
— Признания наших законных прав, — ответил Дуг.
— Признания ваших законных прав? — переспросила Молли. — И только?
— У нас возникли разногласия с этими людьми, — сказал Дуг, — а они просто-напросто игнорируют нас. Но если они полагают, что мы сдадимся и уйдем, то сильно ошибаются. Мы пенсионеры, времени у нас предостаточно, решимости тоже, так что мы пришли сюда надолго.
Камера крупным планом показала Молли. Она смотрела прямо на зрителей.
— Не знаю, как вас, — сказала она, — а меня саму далеко не один раз игнорировали компании и чиновники, и должна со стыдом признаться, что я была недостаточно упорна в защите своих прав. Если хотите знать мое мнение, нам требуется побольше людей, подобных Дугу и Мэри, чтобы они напоминали нам о том, в какой стране мы живем. Мы должны сами поднимать голос в свою защиту. И почему бы нам не прибегнуть для этого к старой доброй американской традиции — к пикетированию? Уверена, если кто-то из вас составит Эппингам компанию, они возражать не станут. Репортаж с Аутлук-драйв в Нэшуа вела Молли Берк. А теперь я снова передаю слово вам, Тед и Эллен.
Я нажал на пульте кнопку и вернулся к футболу. И вдруг сообразил, что ухмыляюсь как последний дурак.
В пятницу, около трех пополудни, Джули проводила в мой кабинет Роджера Горовица. Он плюхнулся в стоявшее перед моим столом кресло для клиентов.
— В понедельник в семь утра за тобой заедут, — сообщил он.
— Понедельник — День ветеранов, — сказал я. — Официальный праздник. Кто и зачем собирается за мной заезжать и чего ради я должен с этим мириться?
— Кто — все мы: полицейские штата, Грили с его фэбээровцами плюс местные отделения всякого рода агентств. Зачем — чтобы предотвратить возможную террористическую акцию. А мириться тебе придется по той причине, что ты достойный гражданин, да к тому же и выбора другого я тебе не оставлю.
— Стало быть, Фила Трапело, или Джона Кинкейда, или как там его теперь зовут, они не взяли.
— Об этом я говорить не вправе, — ответил Горовиц. — Выводы делай сам. Но к семи утра в понедельник будь готов. Булочками и кофе они тебя обеспечат.
В понедельник утром, в пять минут восьмого, я уселся на ступенях своего крыльца, чтобы выпить кофе из дорожного термоса, но тут к дому подъехал уже знакомый мне черный фургон.
Как только я поднялся на ноги, из фургона вылез агент Нил и открыл для меня заднюю дверцу. Я подумал, что сейчас он положит ладонь мне на затылок и запихнет меня внутрь, однако Нил этого не сделал.
Переднее пассажирское сиденье занимал прижимавший к уху сотовый телефон агент Мартин Грили. Он не обернулся, просто пошевелил в воздухе пальцами, приветствуя меня.
В это раннее утро выходного дня улицы Бостона были практически пусты, и для того, чтобы добраться по Уолтем-стрит до поворота на Лексингтон, нам потребовалось всего полчаса. А спустя еще недолгое время мы уже увидели стоявший на краю Поля битвы при Лексингтоне памятник командиру минитменов капитану Паркеру.
Агент Нил заехал на парковку, с которой открывался вид на поле. На всем пути от моего дома они с агентом Грили не обронили ни слова.
Теперь же Грили щелкнул крышкой сотового, сунул его в карман куртки и повернулся ко мне:
— Хорошо, что вы смогли приехать сюда.
— Всегда рад помочь, — ответил я. — Правда Горовиц мне особого выбора не предоставил. И не сказал, что я должен здесь делать.
— Смотреть телевизор, — сказал Грили и указал через лобовое стекло на большой трейлер Седьмого канала, стоявший на краю парковки. — Это наш. Сейчас мы обоснуемся в нем.
— Седьмой канал? — удивился я.
— Он не возражает против того, что мы время от времени используем его как прикрытие. — Грили открыл свою дверцу. — Пойдемте. Я покажу вам, что там к чему.
Мы приблизились к трейлеру Седьмого канала, поднялись по складной алюминиевой лесенке и вошли в него. Изнутри трейлер походил на центр управления полетами. Никаких окон. Мужчины и женщины, склонившиеся над большими клавиатурами. Воздух, наполненный еле слышным гудением электронных приборов и негромкими переговорами. Вдоль одной из стен расположились десять рабочих станций с большими компьютерными мониторами, походившие на пульты студии звукозаписи, у каждой сидел оператор в головном телефоне. Над станциями тянулись по стене телевизионные экраны.
— Мы сканируем толпу, — объяснил Грили. — Исходим из того, что, если Кинкейд что-либо предпримет, то именно здесь. Однако День ветеранов отмечается сегодня и еще в четырех городах Массачусетса. Все они находятся под нашим наблюдением.
— И вы хотите, чтобы я указал вам на Джона Кинкейда?
Грили кивнул.
— Все наши агенты запомнили его компьютерный портрет, который вы помогли нам создать несколько дней назад. Но своими глазами видели его только вы, видели, как он двигается, как жестикулирует. Если вы сможете опознать его, это сэкономит нам полминуты и, возможно, спасет множество жизней.
— Да, конечно, — согласился я. — Так что же я должен делать?
— В толпе находятся наши агенты, снабженные телекамерами, — ответил он, — а сидящие здесь операторы сканируют ее, выискивая Джона Кинкейда в любом возможном обличье. Они ищут людей определенного роста и с какими-либо утолщениями под куртками. Прихрамывающих людей. Обнаруживая хоть кого-то похожего, мы будем просить вас приглядеться к нему. Если вы усмотрите даже малую возможность того, что это он, скажите нам. Нам не требуется абсолютно надежная идентификация личности. Да мы на нее и не рассчитываем. Хорошо?
— Хорошо, — кивнул я.
Грили указал на столик в углу:
— Кофе, сок, булочки, оладьи, хворост, слоеные пирожные. Берите, что хотите. Прямо у трейлера стоит передвижной туалет. — Он пожал мне руку. — Удачи.
— Сделаю, что смогу, — пообещал я.
Я запивал булочку кофе и вглядывался в настенные телеэкраны, показывавшие, как я уже сообразил, то же, что и стоявшие под ними компьютерные мониторы. На шесть левых экранов выводились различные участки лексингтонского поля. На остальные четыре — другие поля городков Новой Англии, на которых шли приготовления к празднованию Дня ветеранов.
Время от времени, на одном из экранов появлялось увеличенное изображение мужского лица. Однако ни одно из них не имело ни малейшего сходства с лицом человека, которого я теперь заставлял себя мысленно называть Джоном Кинкейдом.
Людей на лексингтонском поле, как и на полях других городков, собиралось все больше, и на экранах все чаще возникали крупные планы мужских лиц.
Затем сквозь стены трейлера пробились первые приглушенные звуки государственного гимна. На одном из экранов появился военный оркестр. Я взглянул на часы: одиннадцать, точка в точку.
И тут в кармане моей рубашки завибрировал сотовый телефон.
Я взглянул на его дисплей: «НЕИЗВЕСТНЫЙ АБОНЕНТ». Грили стоял на другом конце трейлера, у одной из рабочих станций. Я помахал ему рукой. Он вопросительно поднял брови. Я указал пальцем на свой телефон. Он кивнул и снова повернулся к монитору.
Я открыл телефон, сказал:
— Да.
Низкий голос ответившего мне человека я узнал мгновенно:
— С Днем ветеранов, мистер Койн. Празднуете?
Голос принадлежал Джону Кинкейду. «Раз он звонит на мой сотовый, — подумал я, — значит, о моем местонахождении ничего не знает». Первые его слова сопровождались звуками оркестра, заигравшего «Усеянное звездами знамя». Через долю секунды эти же звуки пробились ко мне сквозь стены трейлера.
Кинкейд был здесь, в Лексингтоне, где-то снаружи.
Я повернулся и отчаянно замахал рукой Мартину Грили.
— Во-первых, — произнес Кинкейд, — надеюсь, вы понимаете, что мне ничего не стоило убить той ночью и вас, и Херба Кройдена. Я предпочел сохранить вам жизнь.
— Я это понял, — ответил я. — И благодарен вам.
Грили уже приблизился ко мне. Лицо у него было мрачное. Я еще раз указал на телефон и нарисовал в воздухе большое К.
Грили одними губами произнес: «Кинкейд?»
Я кивнул, описал пальцем круг и указал на пол, объясняя, что Кинкейд где-то здесь.
Грили тоже кивнул, поднял в воздух ладонь и похлопал о большой палец четырьмя другими, — он хотел, чтобы я продолжал разговор. Затем он отошел к одному из операторов и что-то пошептал ему на ухо.
— Но почему все-таки вы убили Гаса Шоу и Педро Аккардо? — спросил я у Кинкейда. — Я бы не назвал вас хладнокровным убийцей.
— А я и не убийца, — ответил он. — Мы разработали план. А эти двое собирались выдать нас. Они не оставили мне выбора.
