Тесс Герритсен - Гробовое молчание
Каменная обезьяна, не имевшая ни отца, ни матери, вскоре стала царем обезьян. Ее народ жил в совершенной гармонии, пока однажды Царь Обезьян не понял, что их ждет гибель. И отправился он искать тайну бессмертия. Это путешествие привело его на небо, а также к искушениям, бедам и неволе. Когда Царь Обезьян шествовал на собственную казнь — его собирались сжечь в плавильной печи волшебным огнем, — ему удалось вырваться на свободу, и битва Сунь Укуна за жизнь ввергла небеса в хаос. Тогда богам пришлось заточить его под Гору Пяти Стихий.
Там, в каменном мраке, он сидел веками, пока наконец не понадобился на земле. И вот пришел тот день, когда Царю Обезьян суждено было появиться снова, чтобы вступить в борьбу.
Перевернув страницу, Джейн увидела изображение Сунь Укуна, сжимавшего длинный боевой шест. Это была всего-навсего книжная иллюстрация, однако от одного лишь взгляда на Царя Обезьян руки Джейн покрылись гусиной кожей. Она всматривалась в острые зубы, выступавшие из черного рта, в корону из серебристой шерсти и была не в силах отвести взгляд.
Джейн вспомнила, как однажды, еще шестилетней девочкой, она была в зоопарке, и папа приподнял ее на руках, чтобы дочка увидела паукообразных обезьян. Зверьки всего лишь разок глянули на нее, и клетка погрузилась в пугающий хаос: обезьяны принялись вопить и скакать по веткам, будто бы только что узрели самого сатану. Тут же примчался работник зоопарка. «Отойдите, посторонитесь! — приказал он всем собравшимся. — Я не знаю, что их напугало!» Папа уносил Джейн прочь от клетки, а она прекрасно понимала, из-за кого взбесились обезьяны. Они испугались ее. «Что привиделось им в шестилетней девочке с черными кудряшками?» — задумалась Джейн. Или они поняли что-то иное, нечто, открывшееся им еще тогда? Может быть, то, кем она станет в один прекрасный день?
— Ну и как идут дела с обезьяньими книжками?
От слов Корсака Джейн вздрогнула и оторвалась от книги. Он был одет в лучший воскресный костюм — во всяком случае, в лучший из всех комплектов, которые можно было бы составить для ужина у Анжелы Риццоли. Во всяком случае, на его белой рубашке-гольф и классических брюках цвета хаки не было пятен от кетчупа. После инфаркта, пережитого несколько лет назад, Корсак сел на диету и сбросил четырнадцать килограммов, однако сейчас его вес начал потихоньку возвращаться, и отрастающий живот опять натягивал ремень, в котором недавно проделали новое отверстие.
— Это для одного нашего дела, — пояснила Джейн. Она закрыла книгу, радуясь возможности не видеть Сунь Укуна.
— Да, я слышал о нем. Снова у вас таинственная история. Все началось с мертвой женщины на крыше, верно? Как бы мне хотелось снова оказаться в седле!
Поглядев на его живот, Джейн подумала: да поможет Бог той лошади, на которую ты решишь взгромоздиться.
Корсак плюхнулся в кресло — то самое, в котором любил сидеть отец Джейн. Странно было видеть его на привычном месте Фрэнка Риццоли, однако папа Джейн лишился всех прав на кресло в тот день, когда ушел от Анжелы и переехал к Шлюшке. Теперь все они называли ее именно так, хотя прекрасно знали ее имя. Сэнди Хаффингтон. Джейн обладала полной информацией о Шлюшке, включая количество уведомлений о нарушении правил дорожного движения, которые та получила за последние десять лет. Их, уведомлений, было ровным счетом три. Именно из-за Шлюшки Винс Корсак сидел в этом кресле, счастливый и раздобревший на Анжелиной стряпне.
Джейн даже думать не хотелось о том, какими еще способами ублажала его мама.
— Китайский квартал, — пробормотал Корсак. — Странное место, вкусная еда.
Ну конечно же он не забыл о еде!
— Что ты помнишь о стрельбе в «Красном фениксе»? — поинтересовалась Джейн. — До тебя наверняка доходили тогдашние слухи.
— Да это просто жуть какая-то. С чего вдруг парню, отцу лапочки-дочки, понадобилось застрелить четырех человек и пустить себе пулю в висок? Я никогда этого не понимал. — Винс покачал головой. — Да и ребенок был такой милый. Настоящая папенькина дочка.
Эти слова удивили Джейн.
— Ты знал семью повара?
— Да нет, конечно, хотя неоднократно ужинал там. Эти китайцы понятия не имеют, что такое выходные, поэтому ресторан был открыт постоянно, почти всю ночь. Даже после самой поздней смены там можно было поужинать. Как-то раз, в воскресенье, я зашел в ресторан в десять вечера, и печенье с предсказанием мне принесла девочка. Детский труд, конечно, м-да. Но, судя по виду, девчонка с большим удовольствием крутилась возле папочки.
— Ты уверен, что видел дочку повара? Тогда она, наверное, была совсем малышкой.
— Она и выглядела малышкой. Лет пяти, вряд ли больше. Ну очень миленькая. — Корсак печально вздохнул. — Не могу поверить, что отец был способен сотворить такое, что он мог оставить жену и ребенка. Не говоря уж о других разрушенных по его вине семьях. А через несколько недель похитили дочь одной из убитых.
— Шарлотту Дион.
— Так ее звали, да? Я просто помню, что это была какая-то греческая трагедия. Одно несчастье за другим.
— А знаешь, что самое странное? — спросила Джейн. — За два года до этого похитили дочь еще одного погибшего. Официанта. Она пропала по дороге из школы домой.
— Да ладно! Я этого не знал. — Корсак обдумал новую информацию. — Поразительно. Волей-неволей начинаешь думать, что это не просто совпадение.
— Одна из последних фраз, сказанных мне детективом Ингерсоллом по телефону, касалась девочек. «Речь о том, что случилось с теми девочками». Вот что он сказал.
— С теми двумя девочками? Или с какими-то другими?
— Не знаю.
Корсак покачал головой.
— Столько лет прошло, а мы опять думаем о них. Жутко осознавать, что сейчас, возможно, от них остались одни скелеты. — Он помолчал. — Но сегодня вечером мне хочется думать совсем не об этом. Давай нальем вина.
— А я думала, ты любитель пива.
— Твоя мамка обратила меня. Знаешь, в любом случае вино лучше действует на мой старый мотор. — Он встал из кресла. — Пора поговорить о чем-нибудь радостном, верно?
Только не о мертвецах, подумала Джейн. Не о массовых убийствах и не о похищенных девочках. Но когда в дом вошел Габриэль, державший Реджину за ее крохотную ручку, Джейн снова подумала о Шарлотте Дион и Лоре Фан. Она помогла маме отнести блюда на стол. Это была целая череда все более и более впечатляющих кушаний. Хрустящая жареная картошка. Зеленая фасоль, сбрызнутая оливковым маслом. И наконец — две роскошные жареные курицы, благоухавшие розмарином. Но даже когда они сели за стол, когда Джейн повязала Реджине слюнявчик и разрезала мясо на мелкие кусочки, чтобы ребенку было удобней есть, Риццоли продолжала размышлять о пропавших девочках и безутешных родителях. Как матери жить дальше после такого? Джейн задумалась: а не хотелось ли Айрис Фан в конце концов покончить со своими мучениями? Спрыгнуть с крыши или принять горсть снотворных таблеток? Это ведь куда проще, чем каждый день жить горем, изнемогать без близких людей, которых больше никогда не сможешь увидеть.
— Джени, тебе не нравится еда? — спросила Анжела.
Джейн подняла взор на мать, обладавшую необъяснимой способностью — она всегда точно знала, что попадает в рот каждого из сидящих за ее столом гостей.
— Очень вкусно, мама. Сегодня ты превзошла саму себя.
— Тогда почему же ты не ешь?
— Я ем.
— Ты съела всего один кусочек курицы, а потом принялась копаться в своей тарелке. Надеюсь, ты не худеешь, потому что тебе не нужно сбрасывать вес, милая моя.
— Я не худею.
— Многие девушки вечно сидят на диетах. Помирают с голода на одних салатах. И спрашивается — чего ради?
— Уж наверняка не ради мужчин, — пробормотал Корсак, набивший полный рот картошки. — Парням нравится, когда у девушки есть хоть немного мяса. — Он подмигнул Анжеле. — Вот, например, твоя мамка. Сложена так, как должна быть сложена женщина.
Джейн не видела, что происходит под столом, но вдруг ее мама, смеясь, резко выпрямилась на своем стуле.
— Винсент! Веди себя прилично!
«Веди себя прилично, пожалуйста, — мысленно попросила Джейн. — Потому что я больше не могу это видеть».
— Ну вот, — начал Корсак, разрезая свой кусок курицы. — Настала пора поведать сама знаешь о чем.
Никогда еще эти четыре слова не звучали так зловеще. Вздернув подбородок, Джейн поглядела на маму.
— О чем это — «сама знаешь о чем»?
— Это то, что мы некоторое время обсуждали, — пояснила Анжела. — Мы с Винсом.
Джейн посмотрела на мужа — лицо Габриэля, как обычно, приобрело характерное фэбээровское выражение, даже несмотря на то, что он, вероятно, чувствовал, к чему приведет этот разговор.
— Ну, ты ведь знаешь, что мы с Винсом довольно долго встречаемся, — продолжала Анжела.
