Замерзшее мгновение - Седер Камилла

— Садись куда-нибудь, — сказала она. — Ужин будет готов через пять минут.

В углу комнаты трещал камин. Телль сел перед ним и достал сигарету.

Сейя встала напротив, скрестив руки. Трудно было понять выражение ее лица. Он приготовился объяснить, почему только сейчас ответил на ее телефонные звонки, но она протянула ему бокал красного вина. Он истолковал этот жест как приглашение остаться на ночь и приложил все усилия, чтобы скрыть широкую улыбку, наверное, слишком очевидную. Цель его приезда — в разговоре с глазу на глаз положить конец их отношениям — вдруг показалась абсурдной.

— А есть еще второй этаж? — спросил он, не увидев кровати. Она кивнула, улыбнулась, а он смутился, поскольку ход его мыслей вдруг стал очевиден.

— Пойдем, я покажу.

Она открыла незаметную узкую дверь. Лестница вела наверх, на небольшой спальный чердак, где прямо на полу лежали два матраса, накрытые винно-красным бархатным покрывалом. Она встала позади него и дотронулась до его ноги, когда он, чувствуя, что еще никогда в жизни не был столь раним, пополз к кровати.

Он опустился на край матраса и уперся коленями в подбородок, пока она не заставила его мягко опрокинуться на спину, чтобы расстегнуть ему рубашку, ремень на брюках. Снять носки.

Постельное белье слегка пахло дымом и мылом. Из дырки в полу сочился свет из прихожей и надтреснутый голос Тома Уэйтса. Телль мимолетно подумал, что уже многие годы не слышал «Надеюсь, что не влюблюсь в тебя». Он закрыл глаза.

Он открыл глаза. Стены и потолок были покрыты старыми киноафишами. Классическими — «Касабланка», «Любовники с Нового моста» с Жюльетт Бинош, «Время цыган». Круглое окошко украшал подсвечник адвента. Когда дул ветер, верхние ветки березы царапали по стеклу.

Утром его разбудили звуки, и он сразу понял, что проспал — впервые за много лет. Уже рассвело, и постель рядом с ним была пуста. Из кухни слышался звук воды, по радио крутили старый шлягер. Он спустился вниз по лестнице и увидел спину Сейи в халате и тапочках из овечьей шерсти.

Когда он шумно втянул запах кофе, она обнаружила, что он рядом.

— Доброе утро. Ты проголодался? — Она сделала шутливый жест в сторону кастрюль на плите. — В таком случае можем съесть ужин сейчас, вчера мы про него забыли. Если не хочешь гуляш с эстрагоном, то можно просто чашку кофе.

Она вытерла руки о махровые рукава и смущенно шагнула к нему в объятия. Она была одного роста с Теллем.

— Я только пойду оденусь.

— Лучше раздевайся, — засмеялась она, обнимая его за шею. — Тебя кто-то разыскивает, твой телефон звонил уже много раз.

Три сообщения с работы. Он только собрался их прослушать, как телефон зазвонил снова, и Сейя выразительно на него указала. Высветился номер Бернефлуда. Телль вышел из комнаты.

— Телль.

— Черт, ты где? Я звоню с восьми часов.

— Что-то новое?

— Да, Стрёмберг обозначил время с семи до девяти вечера.

Телль прошел в прихожую и с трудом забрался на чердак, чтобы найти свою одежду.

— То есть он лежал там всю ночь.

— Конечно. И наверняка пролежал бы еще долго, потому что никто из проезжающих мимо не мог видеть его с дороги. Но помнишь ту старую сплетницу, с которой разговаривали Бекман и Гонсалес, Раппе? Она ведь сказала, что был показ дома где-то неподалеку.

— Да, точно. Ты имеешь в виду, что показ был именно с семи до девяти?

— Так точно.

— Проверь, какая маклерская контора…

— Бекман уже проверила — дом показывало Шведское агентство недвижимости. Риелтора зовут Хелена Фриман. И еще лучше: очевидно, заинтересованные покупатели записываются на показ по Интернету. Она уже переслала нам список по факсу.

— Ты имеешь в виду, что все, кто был на показе и проезжал место преступления в предполагаемое время убийства, перечислены в одном списке?

Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— С адресами и номерами телефонов.

— Много их там?

— Около пятнадцати. Впрочем, люди и просто приезжают; риелтор не могла поклясться, был ли на показе кто-то без предварительной записи. Большинство приехали около семи часов, так что до восьми там одновременно находилось довольно много народу. Есть неплохие шансы, что кто-то из них видел или слышал что-то важное.

— Хорошо. Попросим местных полицейских поработать над этим списком. Что-нибудь еще?

В телефоне лязгнуло.

— Алло, — снова раздался голос Бернефлуда. — Тут на лестнице плохая связь. Теперь снова слышно. Кстати, о местных — оказалось, они нашли возможного кандидата, когда проверяли психов, отпущенных домой. В Лилльхагене и Санкт-Йоргене только один подходящий, однако у него есть алиби на тот вечер. Но из колонии для несовершеннолетних в Лонгтуне был совершен побег за пару дней до убийства — она ведь находится всего в миле от того места. Сбежавшего еще не нашли.

— Это все?

Сейя подняла кофеварку, и Телль знаком показал: да, спасибо. Она надела джинсы и рубашку и завязала волосы в узел.

— Да, на данный момент все. Ты приедешь, или как?

Телль положил трубку и, войдя в кухню, с благодарностью взял чашку кофе, протянутую ему Сейей.

— Они что, интересуются, где ты?

— Гм. Я в полном рабстве. Они ведут себя как дети без няни, когда меня нет.

Она молча смотрела на него, пока он завтракал.

— У тебя будут проблемы, Кристиан?

— Да, наверное, — просто ответил он и пожал плечами. — Давай поговорим об этом потом. Сейчас мне действительно нужно ехать.

Он сделал пару быстрых глотков кофе и обжег язык. В зеркале он увидел отражение своего небритого лица.

— Ванная?

— Туалет на улице.

Он засмеялся.

— Лесная колдунья.

Она посерьезнела.

— Тогда ты снова захочешь встретиться со мной.

— Конечно, — услышал он свой голос и остановился, чтобы поцеловать ее. Она охватила его лицо руками и посмотрела прямо в глаза, словно пытаясь понять, говорит ли он правду. Наверное, она решила, что да, и погладила его по колючей щеке.

— Хорошо. Иначе я бы очень расстроилась.

Откровенность, казалось, была для нее естественна, как и неспособность ко всем тем играм, к которым он привык при первых контактах с женщиной. Это было облегчением.

24

Он покачал головой. Что-то было не так с коллегой, хотя Бернефлуд не мог понять, что именно. Телль ничем особо не делился — оставалось только догадываться, что это не связано с работой. Если в жизни Телля вообще было что-то не связанное с работой. Но проспать и быть недоступным по телефону во время важнейшего периода расследования убийства? Это на него не похоже, считал Бернефлуд, хотя и был доволен, что начальник раз в жизни забыл о своей боязни не справиться. И каким-то необъяснимым образом провал Телля оказал положительное влияние на самого Бернефлуда: работа уже давно не доставляла ему такого удовольствия.

Телль что, влюбился? Поистине смешная мысль.

Рейно Эделль, без сомнения, параноик, но по крайней мере в одном оказался прав — относительно Закариассона: тот действительно голубой. И дело не только в розовой рубашке, которую, несмотря на свои почти пятьдесят лет, он носил навыпуск поверх джинсов — кстати, наверняка самых узких из тех, что можно найти в магазине. И не в дурашливом поведении, нет. Он безбоязненно встретил взгляд Бернефлуда, когда они поздоровались за руку.

Это было просто ощущение. Бернефлуд имел хороший нюх на голубых, о чем всегда охотно шутил. Он мог заметить голубого в толпе на расстоянии двадцати метров. Если бы кто-то заставил его подробнее описать свой редко пригождающийся талант, он бы отметил их манеру двигаться. Мягкие движения, как у женщины.

Бернефлуд служил в полиции уже почти сорок лет. По его мнению, на этой работе человек приобретает знание о людях. Жаль только, что молодое поколение не особенно ценит опыт. Зарплата у него ниже, чем, например, у Бекман, и он прекрасно знал об этом. Почему Карин Бекман с такой легкостью продвигалась вверх по служебной лестнице, нетрудно вычислить, учитывая современные квоты и всю эту болтовню о равноправии.