Анатолий Крысов - Белые медведи
- В первую очередь, я проверяю конкурентов, - рассказывает Никифорыч. - Во вторую, всех тех, кого ты уже обошел. Мне кажется, это такой своеобразный метод давления. Очень эффектный и эффективный метод, должен заметить. Я говорю:
- А остальные?
- Надо найти вещь, которая связывает всех, - отвечает Никифорыч и снова: я постоянно думаю об этом, но так и не нашел ответа.
- Мы только и делаем, что думаем! - кричу я. Меня бесит спокойный тон Никифорыча, ведь ему не понять: его не резали скальпелем и не жгли утюгом. - Где результат?! Где он, я спрашиваю! Ты - начальник мой долбаной службы безопасности, и что ты делал, когда надо мной издевались, а?!
- Успокойся, - только и говорит Никифорыч.
Он закуривает и продолжает:
- Недолго ему осталось бегать, поверь мне.
- Я хочу видеть этого карлика подвешенным за ноги к потолку, хочу бить его арматурой, хочу разорвать ему ноздри и рот, хочу пройтись по нему отбойным молотком, хочу отрезать ему пальцы по одному, хочу вырвать голыми руками его поджелудочную железу, затем легкие, затем желудок, затем сердце - и это лишь малая часть моих желаний.
- Все будет, - кивает Никифорыч и добавляет: и даже больше.
Пока мы разговариваем, парни заканчивают уборку. Конечно, стены квартиры уже никогда не будут похожи на те, что были раньше. В целом, крови нигде не видно, но запах смерти по-прежнему витает в атмосфере. Думаю, придется покупать новую квартиру для нас с Татьяной, если выживу.
- Кстати, тебе неплохо бы пожить пока в другом месте, - говорит Никифорыч, и на этот раз я с ним абсолютно согласен. - У тебя есть куда податься?
В голову сразу же приходит мое секретное гнездышко на всякий пожарный случай. Иногда я привожу туда молодых сотрудниц, желающих продвинуться по карьерной лестнице. Во мне нет маний Льва Соломоновича, поэтому все ограничивается банальным сексом.
Я киваю и говорю:
- Есть одно место. Думаю, там я буду в безопасности.
- Вряд ли, но лучше подстраховаться, - отвечает Никифорыч и дальше: береженого Бог бережет.
За окном белым-бело, поэтому я спрашиваю:
- Погода не меняется, да?
- Паршивая весна, Саня, - соглашается Никифорыч. - Такого не бывало уже лет пятнадцать, если мне не изменяет память.
Неожиданно вспоминается одна мелкая деталь прошлой ночи. Я говорю Никифорычу об этом:
- Слушай, этот карлик хорошо меня знает, - морщусь и продолжаю: он в курсе, что я читал запоем. Он прямо так и сказал, что, мол, ты, Саша, когда-то много читал.
Новая волна истерики накатывает, сдавливая горло. Этот черт изучал мою жизнь, ведь мало кому известно из неблизких людей, что в юности я упивался книгами. Возможно, он каким-то образом наводил справки обо мне, расспрашивал знакомых. А может быть, он умудрился выбить информацию из Инны, замучив бедняжку до полусмерти?
Моя сестра оказалась в плену у этого психопата. Уж не знаю, что он делал с ней, а ведь она не смогла даже сообщить мне, что творится. Достаточно было бы одного звонка, и все решилось бы, но я узнал о карлике только после того, как он крепко на меня насел.
- Интересно, - задумчиво говорит Никифорыч и предполагает: я уже упоминал об этом. Он действует не один, а с кем-то в кооперации. И это беспокоит меня больше всего, ведь Вова, похоже, сам открыл входную дверь, следов взлома нет. Его сообщник - очень близкий тебе человек.
Я ужасаюсь: сообщником может оказаться и Сергей, и Маша Кокаинщица, и Никифорыч и кто-то еще, кому я доверяю. Начинаю неумышленно пятиться к окну, подчиняясь инстинкту самосохранения. Никифорыч замечает это и говорит:
- Думаешь, это я? - улыбается и добавляет: клянусь, это не так.
- А вдруг? - говорю я.
- Я работаю по-другому, не находишь? - отвечает Никифорыч. - Не мой стиль, это больше походит на Серегу.
А ведь и правда, думаю я, он всегда отличался особо креативным подходом к любым вещам. Пустить безумного карлики в ход - это вполне в манере Сергея. - Но я не думаю, что это он, - продолжает Никифорыч и объясняет: не верю, что Серега стал бы так поступать с тобой. Вы же знакомы с университета, да?
Я киваю.
- И уж точно не Маша, - Никифорыч потирает висок. - В ее мозгу нет ничего, кроме кокаина и «Троекурова». С чего бы ей так взбеситься?
Я соглашаюсь.
- Ладно, к вечеру ситуация прояснится: мои ребята обещали дать адрес, откуда было осуществлено проникновение в твой компьютер, - Никифорыч начинает собираться. - А пока давай съездим к моему знакомому врачу, а после того заглянем в банк, где у Инны была ячейка. Я обо всем уже договорился и глаз с тебя теперь не спущу.
Мы уходим. На улице деревья громко скрипят ветвями, а снегопад прекратился. Во дворе настолько тихо, что слышится гул трансформаторной будки, стоящей в глубине улицы по соседству с продуктовым магазином. У Никифорыча машина с водителем, поэтому мы оба садимся на заднее сиденье.
Почему мне постоянно снятся эти актеры: Бельмондо, Де Ниро, Сальма Хайек?
25
Врача, который обескураженно смотрит на мою грудь, зовут Виктор. Это высокий, чуть полноватый мужчина от сорока до пятидесяти, с очками в толстой оправе на горбатом носу. Он уже пару минут не может оторвать глаз от слова «гном», расположившегося между моими сосками. Никифорыч стоит рядом и рассматривает колбы с различными растворами в невысоком стеклянном шкафчике с красным крестом на двери.
- Оригинальненько, - говорит Виктор и поправляет волосатым указательным пальцем чуть сползшие очки.
- Да уж, - отвлеченно бормочет Никифорыч.
- Ну, единственное, чем я могу вам помочь, - начинает Виктор и дальше: это обработать рану антисептиком, а затем покрыть обожженный участок плоти мазью от ожогов. Обезболивающих у меня здесь свободных нет, так что купить их придется вам самостоятельно.
Никифорыч проводит рукой по контуру красного креста и отвечает:
- За таблетки не беспокойся, - усмехается. - У меня есть такие, о которых ты и не слышал, Витя.
У меня от этих пилюль кружится голова, но боли нет, а вместе с ней улетучились и тревоги, разрывавшие сердце час назад. Все кажется спокойным и даже местами милым. Я похожу сейчас, наверное, на обкуренного жирафа, с этими приспущенными веками и чуть поданными вперед губами. Так и хочется начать жевать траву.
- С таблеточками аккуратнее надо бы, - говорит Виктор Никифорычу и дальше: я видел ужасные психозы после тех лекарств, которые у тебя имеются. Жуткое дело, скажу я вам.
- Не волнуйся, - отвечает Никифорыч и объясняет, кивая в мою сторону: ему уже никакие психозы не страшны. Саня у нас теперь - это один ходячий психоз.
А я киваю, мне все равно. Кожа стонет под действием жидкости, которую Виктор на нее наносит. Приходится зажмуриться и пожалеть, что не заглотил перед посещением врача еще несколько граммов того вещества, которое Никифорыч возит в секретной аптечке под водительским сиденьем.
- Пару минут будет жечь, а потом всей пройдет, - говорит Виктор, обратив внимание на мою гримасу.
- Это не боль, - отвечаю я и добавляю: просто неприятно.
По каким-то неведомым причинам вспоминается Лена. Странно, но она всегда появляется у меня перед глазами именно в трудные минуты. Словно напоминание о том, что может быть еще хуже. В данный момент мне сложно сказать, что тяжелее: поступок Лены или атаки карлика. Виктор специальным тампоном накладывает холодноватую мазь ровным слоем вдоль порезов. Мне кажется, будто тугая масса желтого цвета при попадании на кожу начинает шипеть. Но на самом деле она просто слишком быстро впитывается в ожог, отчего ощущается приятное покалывание. В такие моменты принято облегченно вздыхать, что я и делаю.
- Помогает? - спрашивает Виктор.
Я отвечаю утвердительно.
- Это хорошо, - продолжает Виктор и объясняет: значит, заживет быстро. Когда начнет чесаться, ни в коем случае не чешите, а то занесете грязь, и, не дай Бог, получите нагноение. Тут вот лечил одного дядьку, так у него на левой ягодице был чирей. В него попала грязь, пришлось оперировать раз шесть. Короче говоря, всю задницу ему исполосовал.
Смеемся, а через еще каких-то десять минут Виктор накладывает мне на грудь большую повязку и отпускает. Мы с Никифорычем отправляемся в банк, преодолевая несколько километров плетущихся автомобилей и мигающих светофоров.
На входе к нам подходит молодой белокурый клерк, жмет руки, а затем, широко улыбаясь, сообщает, что ждет нас уже полчаса. Спрашивает, тяжело ли на дорогах, а то ему, мол, скоро племянницу возить по магазинам в поисках платья для школьной дискотеки и cute черных туфель. Он ведет нас в комнату с банковскими ячейками, продолжая лепетать, что так надоели эти traffic jams, покоя ему не дают несметные crazy drivers, что аж хочется улететь в какую-нибудь quite small country somewhere around Middle Europe. В нашей жизни стало так много english words, думаю я и недоумеваю. Почему бы нам не общаться на французском или испанском, к примеру? Так было бы даже более оригинально, нет?
- Вот здесь, - говорит клерк, показывая рукой на одну из ячеек.
