Люк Босси - Манхэттен по Фрейду
Фрейд объяснил Грейс, как после смерти матери она решила, что заняла ее место. Поведение Августа подкрепляло ее фантазм: он все время находился рядом с дочерью, появлялся с ней на официальных церемониях. Впоследствии она вытеснила воспоминание об измене отца в подсознательное, для того чтобы продолжать его любить.
Она предоставила Юдифь право ревновать вместо себя, вновь и вновь терзаться тайными мстительными чувствами.
— Когда Мэри ушла, — заключил Фрейд, — отец достался вам. Но вы чувствовали себя виноватой. Раскаяние требует жертв. Каждую ночь вы опять видели себя в постели и ощущали чье-то присутствие: вам чудились движущаяся фигура, пронзительный взгляд.
— Я застала их однажды вечером, — произнесла Грейс сдавленным голосом. — Мне показалось, что он ее насилует.
Фрейд вздохнул с облегчением: она в первый раз призналась, что придуманная им сцена произошла в действительности.
— Возможно, так оно и было, — заметил он. — Хозяева, которые спят с прислугой… Кьеркегор, Леонардо да Винчи и Ибсен — дети подобных союзов: все они дети служанок, забеременевших и уволенных. Унижение, пережитое матерью, запечатлелось в их бессознательном и вызывало у них постоянную меланхолию. То же самое случилось с Джоном Менсоном.
— Я вспоминаю… — продолжила Грейс, — отец не хотел, чтобы я просыпалась по ночам. Каждый вечер он давал мне стакан с настоем апельсинового цвета, чтобы я лучше спала…
Еще одна причина водобоязни.
— Боже мой! — Грейс всплеснула руками. — Джон — мой брат! — Она широко открыла глаза. — Я слышу голос отца накануне его смерти! Невероятно!.. Воспоминания всплывают… Он говорит, что боится за свою жизнь. Я едва его слушаю. Не могу думать ни о чем, кроме того, что у меня есть сводный брат. Я только что узнала о его существовании…
Фрейд знал, что сознательно вынудил свою пациентку пойти по этому пути.
Его гипотеза о первоначальной сцене подтвердилась. Когда вытесненные воспоминания становятся сознательными, исчезают барьеры, вызвавшие амнезию.
— Отец ужасно выглядел, — продолжала Грейс. — Я испугалась.
— За него?
— Да, и он сам тоже меня напугал. Он легко выходил из себя, если встречал сопротивление.
— Помните ли вы, что произошло, когда вы от него ушли?
— Нет… — Она неожиданно схватила Фрейда за руку: — Не покидайте меня. Не бросайте меня…
На глазах у нее выступили слезы.
Фрейд попытался выяснить, вспомнила ли Грейс другие вытесненные в подсознательное события, но она больше ничего не смогла или не захотела вспомнить. Он начал сомневаться в успехе сеанса. Его интерпретация сна оказалась неполной, и Грейс слишком легко с ним согласилась. Воспоминания вернулись к ней вместе с возбуждением, а не со смутной тревогой, какая обычно сопровождает выявление глубокой травмы.
И главное — почему не вмешалась Юдифь? Разве не решила она препятствовать психоанализу второго сна? Очевидно, решил Фрейд, его объяснения ее не взволновали. А это означало, что он еще далек от цели. Видимо, он не встревожил Юдифь, скорее всего, даже успокоил.
Но роль Юдифь становилась яснее. Грейс в фантазмах превратилась в восторженную супругу своего отца, а Юдифь хранила в себе разрушительное чувство ревности, испытывая, очевидно, отчетливое желание убить отца, который и сам способен на насилие.
И снова Фрейд поймал себя на мысли, что Юдифь могла перейти к действиям…
— Мой брат не мог убить моего отца, — сказала Грейс. — Кто же совершил преступление? Почему она мне этого не говорит?
Фрейд беспомощно молчал.
— Я хочу спросить ее, — заявила Грейс. Выразительно посмотрев на Фрейда, она добавила: — Пойдемте!
Фрейд поколебался, затем последовал за молодой женщиной. В каком-то оцепенении он шел за Грейс по лестницам до ее комнаты.
Обстановка в спальне показалась Фрейду суровой. Лишь запах апельсинов слегка ее оживлял.
Грейс подошла к белоснежной кровати, где развивались ее мрачные неврозы, и взяла с подушки фарфоровую куклу с голубыми глазами и белокурыми волосами — настоящими кудрявыми волосами.
— Ну, — произнесла Грейс, — скажи нам, что ты знаешь!
Фрейд посмотрел на Юдифь.
Кукла относится к тем же предметам, что и тотемы — священные предметы или живые существа примитивных обществ, которые он изучал на примере австралийских аборигенов. Животное, вещь, растение или явление природы могли воплощать символического отца и духа-хранителя племени. И с каждым тотемом были связаны особые табу.
Кукла Юдифь играла похожую роль. Бдительный страж «внутренней семьи» Грейс, она воплощала и защиту, и свод запретов. Как и тотем, кукла скрывала тайну своего происхождения столько лет подряд, что узнать ее было почти невозможно.
Фрейд пристально рассматривал Юдифь, словно ждал от нее ответа на вопрос Грейс.
Осознав всю нелепость своего поведения, он смущенно опустил глаза. Вдруг он увидел свои руки и закричал от ужаса.
Они были покрыты кровью.
23
На Манхэттене было много птиц.
Кан уже видел лебедей, треугольным клином летавших над Центральным парком, попугаев в шикарных квартирах на Пятой авеню, соколов-сапсанов, камнем падающих между двумя зданиями, чтобы схватить когтями голубя. Но он не знал, что рядом с Таймс-сквер можно найти дроздов, чаек и даже райских птиц.
На рынке было полно самых разных птиц, но первые продавцы, к которым обратился Кан, признались, что понятия не имеют, кто это сидит у него в клетке. Прыгающая, размахивающая когтистыми лапами птица с кроваво-красными глазами произвела на всех неприятное впечатление. Правда, один торговец все-таки захотел ее купить. Он был уверен, что ярко-бирюзовое оперение понравится дамам из высшего света.
Перья экзотических птиц шли в основном на украшение женских шляпок, и Кан решил изменить направление поисков и опросить торговцев перьями. Два птичника дали ему адрес некоего Конклина, специалиста по тропическим птицам, который заказывал товар на трех континентах и торговал на складе у доков.
Кан выжал из «форда» максимальную скорость, сорок пять миль в час, и помчался по Седьмой авеню в направлении Уолл-стрит.
— Конклин — убийца!
— Конклин, закрывай свою лавочку!
Примерно пятьдесят женщин разного возраста осаждали склад-магазин Марта Конклина, потрясая плакатами и афишами.
Кан с клеткой в руке вышел из машины и попытался протиснуться сквозь толпу. Его остановили, чтобы сообщить, что демонстрация организована ассоциацией «Друзья Одюбона». Ее члены, друзья знаменитого орнитолога Одюбона, выступали против охоты на редких птиц ради их перьев. Десятки видов птиц уже пали жертвами моды и исчезли с лица земли.
Кан достал свое удостоверение и с его помощью убедил дам расступиться, но одна маленькая брюнетка встала у него на пути и негодующе ткнула пальцем в агонизирующую птицу, которую он нес:
— Полиция должна арестовывать убийц, а не помогать им!
Женщины окружили Кана, который уверил их в том, что как раз разыскивает палача несчастного создания и нисколько не пытается помешать их протесту. Ему удалось добраться до двери. Высокий мужчина, увидев его удостоверение, быстро впустил его внутрь. Забаррикадировавшись снова, он повернулся к Кану и раздраженно сказал:
— Я вызвал полицию два часа назад!
Конклин был очень похож на грифа — быть может, из-за лысого черепа, длинной шеи и черного редингота, а может, из-за того, что жил в окружении птиц.
— Одни дамочки пищат, а другие хотят перья себе на шляпки! — Он потряс перед лицом Кана каталогом Национальной компании костюмов и шляп, продающей товары по почте. Каждая вторая женщина на рисунках была в шляпке с перьями.
— Я здесь не из-за них. — Кан показал на обитателя клетки.
Торговец наклонился, чтобы взглянуть на птицу, и тут же испуганно отступил:
— Уберите ее отсюда!
— Она не вырвется, — заверил Кан. — Но я вижу, что не ошибся. Вы знаете, что это за тварь.
Конклин пристально посмотрел на полицейского.
— Тот, кто ее покупал, отлично знал, что делает! Я не виноват, если вышла маленькая неприятность! — заявил он.
— Пока у вашей фирмы не вышла большая неприятность с таможней, — сказал Кан, — расскажите, как вы достали эту птицу.
— Называется она хохлатый питоху, — сообщил Конклин. — Ее привезли из Новой Гвинеи. Я получил их полдюжины в большой клетке. Великолепные перья, длинные, пушистые… Я дорого за них заплатил. А потом имел несчастье рассмотреть одну из них поближе.
— Что же случилось?
— Мерзкая тварь клюнула меня в палец. Я пососал ранку. Палец вспыхнул огнем. Нёбо у меня онемело, а палец распух.
— Из-за того, что вас клюнула птица?
— Из-за ее перьев. Они покрыты каким-то ядовитым веществом. Врач сказал, что если бы я не наглотался хинина, то отправился бы на тот свет. Никогда раньше не слышал о ядовитых птицах. Наверно, единственный вид в мире.
