Петра Хаммесфар - Сестра
«В последние дни я так часто слышал, как ты бьешь по ней, — сказал он. — Не считаешь ли ты, что мы должны наконец избавиться от этой штуки? Ты же этим мучаешь себя только, Миа. Если она не будет больше у тебя перед глазами, тебе наверняка станет легче. Возможно, было бы даже лучше всего, если б ты отказалась от Ателье».
«Ты это несерьезно», — сказала я.
Но Роберт кивнул. «Конечно, Миа, я это серьезно. Лучше всего было бы, если мы переделаем помещение так, чтобы Йонас мог там жить. Ему нужно помещение на первом этаже. Мы были уже согласны друг с другом, что он не может надолго быть запертым там, наверху. Это как тюремное заключение. Мы могли бы пристроить наклонный въезд к террасе и к входной двери. Иза могла бы иногда ездить с ним в город. Это было бы для него некоторым разнообразием, понимаешь?»
Когда я отказалась, Роберт коротко сжал губы. «Я не хочу тебя принуждать, — сказал он. — Может, ты поговоришь об этом с Пилем? Я забочусь здесь не о Йонасе. Что касается его, то есть и другие возможности, например лестничный лифт. Но что до тебя, Миа, это не может так дальше продолжаться. Ты прячешься здесь, ты часами колотишь по этой штуке. С Изой ты не хочешь иметь дела, с Йонасом тоже больше нет. Ты даже меня избегаешь. Может быть, я должен поискать дом, как ты считаешь? Тогда тебе будет спокойно».
Как же я ненавидела эту мерзость наверху в эти минуты. Искать дом! Роберт был, естественно, очень осторожным и не сказал, что это должен быть дом только для обеих крыс.
«Не утруждай себя, — сказала я. — Найми только двоих сильных мужчин, которые могут снести его вниз. Только не в сад. И ее пошли, лучше всего, сразу вслед. Попробуй, установи лифт, и ты увидишь, что ты с этого будешь иметь. Позаботься только, чтобы они могли вместе поехать в город. Кого, как ты думаешь, встретят они там первым? Не понимаешь ты, что ли, что происходит за твоей спиной? Они настраивают нас друг против друга. Если у них это получится, то ты будешь один, и я буду одна. И тогда начало будет положено».
Потом я немного выпила и поехала к Сержу, дрожа от злости и беспомощности. Искать дом! Мне было страшно, ужасно страшно потерять Роберта.
У Сержа я пила дальше, чтобы побороть этот страх. В конце концов, Серж позвонил Роберту в тот вечер три недели назад, скорее даже ночью, так как он думал, что я не могу больше вести машину. Но вести машину я могла, я не могла только ждать Роберта. Я не смогла бы этого вынести, еще раз видеть его раненый взгляд и слышать тоску в его голосе. «Но что-то должен же я делать, Миа».
Я тоже должна была что-то делать. Только я не знала, что. Поэтому я не могла ехать домой той ночью, во всяком случае, не сразу. Это было, вероятно, то, что Йонас имел в виду, когда говорил об одном случае, три недели назад.
Только, при всем желании, я не могла представить, что Роберт действительно хотел послать мне вслед полицию. Этого бы он никогда не сделал. Он знал, что означает для меня иметь машину и вместе с ней, немного свободы.
За завтраком на следующее утро, мы разговаривали об этом. Я не была ни в своей кровати, ни в Ателье на софе. Когда мне удалось, в конце концов, поставить машину в гараж, я заснула за рулем. Я была полностью обессилена.
Роберт тоже выглядел переутомленным. «Я пол ночи тебя искал, — сказал он. — Где ты была, Миа?»
Я не знала этого точно. Я просто ездила вокруг, просто так. Чтобы с самой собой прийти к согласию, чтобы выработать план, стратегию защиты или, еще лучше, прямого наступления. Мне бы хотелось суметь повернуть время назад, хотя бы на пару недель.
Первые месяцы, когда мне приходилось иметь дело только с невидимым Хорстом Фехнером, были значительно проще и легче переносимыми. Тогда я, по-крайней мере, знала, как я должна была оценивать Изабель и чем она занималась, когда покидала дом. Сейчас же она пряталась за этим колоссом в инвалидной коляске и за спиной Роберта.
Мне было абсолютно ясно, какое впечатление она производила на окружающих. Пиль достаточно часто мне это демонстрировал. Бедная молодая дама, вторгшаяся без злого намерения в сообщество, сцементированное чувством вины и расплаты. Она могла свой безупречный лоб разбить в кровь и обломать красные когти при попытке снести мою стену — это бы ей никогда не удалось. Мне было ясно, также, какое я сама производила впечатление, когда я напивалась из-за беспомощного гнева и страха, когда я не могла ничего другого делать, как только лишь возвращаться постоянно к одной и той же теме. Она изменяет тебе! А для этого у нее просто не было больше возможности.
Роберт был очень обеспокоен обо мне, потянулся через стол за моей рукой и попросил: «Миа, пообещай мне кое-что. Пообещай мне, что ты больше никогда не будешь этого делать. Я испытал тысячи страхов, что с тобой что-нибудь случится. Я бы не смог этого вынести, ты понимаешь?»
И при этом он хотел меня покинуть, чтобы жить в бунгало с Изабель и Йонасом? Да никогда!
Почему он скрыл от меня свою покупку, мне было уже ясно к тому времени, когда я сидела с Лучией за кухонным столом. Для того чтобы меня поберечь, чтобы избавить меня от новых волнений и ложных выводов. Но ко всему, он хотел предотвратить, чтобы я, необдуманным замечанием, не предупредила обоих прежде времени.
Лучия настояла на том, чтобы я что-нибудь поела. Она считала, что я стала слишком тощей, собственноручно сделала мне два бутерброда, хотя сама только тост грызла.
Сначала мы обе молчали, предавшись своим мыслям и воспоминаниям. Лучия пила, с низко опущенной головой, свой кофе и посматривала на меня, поверх чашки. И внезапно она пробормотала: «Она всю ночь провела в его комнате».
«Я знаю, — сказала я. — Она со времени его приезда почти исключительно в его комнате, так что только по ночам у нее еще оставалась пара часиков для Роберта. Но сейчас, когда Роберт не стоит на дороге, зачем ей стесняться? Она ежедневно моет ему задницу и кое-что еще. И ты можешь мне поверить, что природа щедро его наградила. Думаю, что он может с жеребцом потягаться. Возможно, ей пришлось это по вкусу».
«Она его сестра», — сказала Лучия. Это прозвучало, как резкое замечание.
Я небрежно пожала плечами. «Ну и что? Тебе бы поговорить об этом разок с психологом. Она была бы не первой сестрой, которая хочет своего брата. Для большинства женщин в такой ситуации существуют границы. Но есть, однако и такие, которые не обременены никакими комплексами».
«Миа, хватит, — сказала Лучия, и это прозвучало еще строже. — Она боится тебя».
Она продолжала дальше очень обстоятельно. Ей было нелегко открыто говорить со мной. Часто она не знала, как ей это выразить, заботилась только, чтобы меня не нервировать, чтобы не привести меня в живо описанное Йонасом, неистовое бешенство, в состоянии которого, я была на все способна.
Бедная Лучия.
Изабель и Йонас основательно использовали прошедший вечер в своих целях. Чего только они ей не понарассказывали. Это означает, что Йонас рассказывал, а бедный ребенок только то и дело всхлипывал, иногда, также, кивал.
Бедный Роберт между двумя фронтами, старающийся сделать счастливой свою маленькую жену и угодить своей сумасшедшей сестре, и одновременно обеспечить беспомощному Йонасу достойное существование. Это походило на драму в трех актах. В последнем акте герой заплатил за свое усердие жизнью. После него осталось полностью растерянное существо, которое не знало выхода из своих боли и горя. Мужчина, прикованный к инвалидному креслу, проклинающий свою беспомощность, который полностью осознавал свою неспособность оказать поддержку и защиту растерянному существу. И я осталась после него, больная от ненависти к Богу, к миру и ко всем, хотевшим оспорить у меня моего Роберта. Алкоголичка. Непредсказуемая. Агрессивная.
Лучия пригубила снова свой кофе, когда подошла к концу. Я почти ожидала, что она задаст мне известный вопрос. Но она даже не спросила, была ли я той ночью пьяна. Так далеко они, очевидно, не зашли, чтобы прямо обвинить меня перед ней. Они ограничились только тем, чтобы довести до ее понимания, что после смерти Роберта им приходилось бояться потерять кров. При этом они совсем и не собирались здесь долго оставаться.
«Ты знала, что Роберт собирался искать дом, Миа? Для себя, своей жены и своего деверя?»
«Естественно, — сказала я, — мы подробно говорили об этом. И он не только искал дом, он его уже нашел, правда, не для себя, а только для своей жены и своего шурина. То, что они ничего об этом не знают, должно быть для тебя достаточным доказательством. Он хотел расстаться с Изабель. Но он не хотел их предупреждать прежде времени, потому что он знал, на что они способны».
Лучии понадобился момент, чтобы это переварить. Это не вписывалось в ее мировоззрение. «Она беременна», — объявила она после нескольких секунд молчания, с оттенком смущения в голосе.
«Это являлось предпосылкой, — сказала я. — Тебе же известно отцовское завещание».
