Карин Слотер - Кровь отверженных
– О каких других вещах ты говоришь? – спросила Лена, думая, что Нэн собирается выбросить вещи Сибил.
– Это просто бумаги, – сказала Нэн и поставила коробку на землю. – По большей части школьные. Диссертация, несколько статей.
– Ты что же, собираешься их выбросить? – возмутилась Лена.
– Да. Они никому не нужны.
Нэн говорила с ней, словно с ребенком.
– Но они представляли ценность для Сибил, – возразила Лена, ей хотелось завопить. – Как тебе только это в голову пришло?
Нэн глянула на землю и снова перевела взгляд на Лену. Голос был по-прежнему покровительственным.
– Я же сказала: ты можешь забрать их, если захочешь. Они написаны на брайле. Тебе все равно их не прочитать.
Лена нервно рассмеялась и поставила коробки на землю.
– Нечего сказать – возлюбленная!
– Что, черт побери, ты хочешь сказать?
– Если бы это ей не было нужно, она бы давно все выбросила, – сказала Лена. – Что ж, давай, выкидывай.
– Прошу прощения, – сказала Нэн и указала на коробки. – Сколько раз я тебе звонила и просила забрать все это?
– Это другое дело, – Лена полезла в карман за ключами.
– Почему? – осведомилась Нэн. – Потому что ты была в больнице?
Лена оглянулась на бар:
– Не кричи.
– Не указывай, что мне делать. – Нэн заговорила еще громче. – Я не собираюсь отвечать, любила я твою сестру или нет. Понятно?
– Я тебя и не спрашивала.
Лена удивлялась, как быстро у них дошло до перепалки.
Она даже не могла вспомнить, с чего все началось, но Нэн явно рассвирепела.
– Как же, не спрашивала, – рявкнула Нэн. – Думаешь, ты одна любила Сибил? Я делила с ней свою жизнь.
Нэн понизила голос.
– Делила постель.
– Знаю, – скривилась Лена.
– Знаешь? – сказала Нэн. – Знаешь что, Лена? Мне надоело, что ты относишься ко мне, как к парии.
– Я за «Садди» в софтбол не играю, – сказала Лена.
– Не знаю, как она это терпела, – пробормотала Нэн почти про себя.
– Что терпела?
– Хотя бы твое дурацкое полицейское женоненавистничество.
– Женоненавистничество? – повторила Лена. – Ты считаешь, что я ненавижу женщин?
– И гомофобию, – добавила Нэн.
– Гомофобию?
– Что ты повторяешь, как попугай?
У Лены раздулись ноздри.
– Нечего меня высмеивать. Ты ничего не знаешь.
Нэн не обратила внимания на предупреждение.
– Почему бы тебе, Ли, не вернуться в бар и не повстречаться с подругами твоей сестры? Почему ты не поговоришь с людьми, которые хорошо ее знали и любили?
– Ты говоришь, как Хэнк, – сказала Лена. – О, я понимаю! – Она сложила в целое разрозненные куски. – Ты говорила обо мне с Хэнком.
Нэн сжала губы.
– Мы волнуемся за тебя.
– Вот как? – засмеялась Лена. – Здорово! Мой заблудший дядя и лесбиянка, подруга моей покойной сестры, волнуются за меня.
– Да, – твердо сказала Нэн. – Волнуемся.
– Как глупо! – Лена притворно рассмеялась.
Вставила ключ в замок и открыла багажник.
– Значит, глупо? – сказала Нэн. – Глупо, что твое поведение меня беспокоит? Что я волнуюсь из-за того, что ты губишь свою жизнь?
– Никто не просил тебя меня опекать.
– Верно, – согласилась Нэн. – Но Сибил бы этого хотела.
Нэн уже не кричала.
– Если бы Сибил была жива, она сказала бы то же самое.
Лена проглотила подступивший к горлу комок. Она старалась оттолкнуть от себя слова Нэн, потому что чувствовала за ними правду. Сибил была единственным человеком, способным достучаться до Лены.
– Она бы сказала, что тебе нужно справиться с этим. Она бы тоже волновалась за тебя.
Лена смотрела на домкрат, лежавший в багажнике, потому что он помогал ей сосредоточиться.
– Ты очень злишься, – сказала Нэн.
Лена снова рассмеялась, но смех звучал неестественно даже для нее.
– Думаю, у меня на то есть причина.
– Почему? Потому что убили твою сестру? Потому что тебя изнасиловали?
Если бы все было так просто, подумала Лена. Она оплакивала не только смерть Сибил, она оплакивала собственную смерть. Лена не знала, кто она такая и зачем вообще поднялась сегодня утром. Все, чем раньше была Лена, отняло у нее насилие. Она не знала саму себя.
Нэн снова заговорила и произнесла его имя. Лена видела, как губы Нэн образовали это слово, видела как имя проплыло через пространство между ними, словно струящийся по воздуху яд.
– Ли, – сказала Нэн. – Не дай ему разрушить твою жизнь.
Лена крепче схватилась за автомобиль. Она чувствовала, что ноги подкосятся, если у нее не будет опоры.
Лена снова произнесла его имя, а потом сказала:
– Ты должна расправиться с этим, Лена. И сделать это сейчас, иначе не сможешь идти вперед.
– Прекрати, Нэн, – прошипела Лена.
Нэн подалась вперед. Кажется, хотела положить ей на плечо руку.
– Пошла к черту! – воскликнула Лена.
Нэн протяжно вздохнула и сдалась. Повернулась и, не оглядываясь, пошла в бар.
Лена сидела на пустой стоянке возле бара «Пиггли-Уиггли». Потягивала из бутылки дешевое виски. Она уже не чувствовала резкого вкуса: горло онемело от алкоголя, и она не ощущала, как пойло скатывается по гортани. На сиденье рядом с ней лежала еще одна бутылка. Возможно, она прикончит и ее – вся ночь впереди. Все, чего хотелось сейчас Лене, это – сидеть в машине на пустой стоянке и пытаться уяснить, что с ней творится. Нэн в чем-то была права. Лена должна покончить с этим, но это не означало, что ей нужно пускаться в душеспасительную беседу с идиотом вроде Дейва Файна. Лене надо собрать силенки и перестать изводить себя дурацкими мыслями. Надо разобраться с собственной жизнью. Посидит ночь, пожалеет саму себя, погорюет и будет жить, как живется.
Она слушала урывками записанные Сибил песни, вставляла диски в проигрыватель, один за другим. Надо бы их пометить, да жаль, ручки не найти. К тому же казалось неправильным делать надписи на вещах Сибил, даже если та не имела бы ничего против. Среди дисков имелись уже помеченные, на большинстве – песни в исполнении певцов «Атланты»: Мелани Хэммет, «Индиго герлз». Было там и несколько имен, о которых Лена ничего не слышала. Вставила последний диск – с одной стороны там оказалась компиляция классической музыки, а с другой – старые записи «Претендерз».
Лена достала с заднего сиденья последнюю коробку. Она оказалась тяжелее других. С трудом перетащила ее вперед – на сиденье посыпались фотографии. По большей части это были снимки Грега Митчелла и Лены на разных стадиях их взаимоотношений. Среди них, разумеется, пляжные фотографии, а также снимки, сделанные в Чаттануге: они ездили смотреть аквариум. Лена сморгнула слезы, припоминая тот день. Они с Грегом стояли в очереди на выставку, с реки дул сильный ветер, и Грег прикрывал ее сзади, чтобы она не замерзла. Он обнял ее за талию и положил подбородок ей на плечо. Пожалуй, это был единственный момент в ее жизни, когда она чувствовала себя по-настоящему счастливой. Затем очередь двинулась, Грег отступил назад, сказал что-то – то ли о погоде, то ли об услышанной в новостях истории, – и Лена нарочно затеяла с ним ссору безо всякой на то причины.
Прихлебывая виски, Лена просмотрела еще одну стопку фотографий. Она смотрела на снимки и удивлялась, что когда-то ей требовалась мужская компания и интимная близость. Впрочем, несмотря на то, что́ она когда-то наговорила Грегу при расставании, ей все еще хотелось его вернуть.
Лена нашла снимок, о котором говорила Нэн. Несмотря на жалкий вид, Сибил улыбалась, глядя в камеру. Им тогда было по семь лет. В этом возрасте они выглядели почти одинаковыми, хотя Сибил потеряла передний зуб, потому что споткнулась и упала с крыльца. Тот, что вырос на его месте, был неправильной формы, и это придавало ее рту индивидуальность. Во всяком случае, так говорил ей Хэнк.
Лена улыбалась, разглядывая перевязанные резинкой фотографии. На пятнадцатилетие Хэнк подарил ей полароид, и Лена в один день истратила две кассеты – снимала все, что попадало на глаза. Позднее она подправила некоторые изображения. Ей запомнился один снимок, и Лена просмотрела всю пачку, пока его не отыскала. В свое время она бритвой подрезала фотографию, не до самого конца, и убрала из нее Хэнка. В освободившееся место вклеила золотистого лабрадора Бонни.
– Бонни, – вздохнула Лена и обнаружила, что плачет.
Это была одна из причин, по которым Лена обычно не пила спиртное. Собака умерла десять лет назад, но Лена плакала по ней, словно это произошло вчера.
Вышла из автомобиля, прихватив с собой бутылки: она вознамерилась их выбросить. Чувствовала себя при этом хуже, чем ей это представлялось в машине: ноги словно чужие. Несколько раз споткнулась на ровном месте. Магазин закрылся несколько часов назад, но Лена проверила окна: хотелось знать, не видел ли кто ее позора. Пошла вокруг здания, взявшись за стену одной рукой. В другой руке удерживала обе бутылки. Добралась до черного входа, отпустила руку, но тут же споткнулась и стала падать. И все же ей удалось удержаться на ногах и не упасть лицом на асфальт.
