Сергей Бакшеев - Композитор
За час Композитор обошел вокруг колонии и вернулся к главной палатке-штабу. Заметно нервничавший генерал вцепился в потертый рукав кожаного плаща агента и, заглядывая в глаза, спросил:
– Ну, что?
Равнодушный взгляд Марка вяло скользнул вдоль сжатого рукава. Он стряхнул руку генерала и прошел внутрь палатки. Склонившись над планом колонии, Композитор указал:
– Они здесь.
– Кто они? – встрепенулся Бурмистров.
– Люди в форме с металлическими пуговицами. Они заперты в узкой комнате с жесткими стенами. Окон нет. Им тесно. За дверью помещение побольше, с тремя окнами, в нем много жующих людей. Там большие кастрюли на плитах, под ногами коробки.
Генерал смотрел на схематический квадратик в центре зоны.
– Так. Что здесь?
– Позовите вохровца! – крикнул Кротов. – У нас есть сержант из охраны. Он хорошо знает внутренние помещения колонии.
Вызванный рыжеусый сержант в пыльных сапогах, с опаской глядя на строгого генерала, пояснил:
– Там это, столовая и кухня.
– Запасы подъедают, сволочи! – бухнул кулаком Кротов.
– Где входы-выходы в здание? – спросил Бурмистров.
– Там это, один вход. По центру. Но широкий. Перед ним плац для построения. Мы завсегда там перекличку делали. А по краям, вот они, бараки.
– А комната без окон с гладкими стенами внутри есть? – недоверчиво поинтересовался Кротов.
– Там?
– Ну, там, там!
– А, дак это. Кладовка для продуктов. Стены в кафеле, и без окон.
– Все коробки из нее вынесли, – пояснил Марк. – И заперли заложников.
– Быстро к столовой не подойдешь, – задумался полковник.
– А где расположены вооруженные посты преступников? – задал вопрос генерал.
– Дак, откуда мне знать, товарищ генерал, – выпучил глаза сержант.
– Не тебя спрашиваю. Ты свободен. – Бурмистров перевел взгляд на Композитора.
– В здании администрации на верхнем этаже. Там собрали самых дисциплинированных. Автоматы редко звякают. Еще есть здесь, здесь и здесь. Эти бахвалятся и всегда спорят.
– Все посты находятся далеко от ограждения, – сделал вывод Кротов. – Они держат под прицелом главные ворота, забор и плац перед столовой. Неожиданно не подойдешь, гранатами не забросаешь. Завяжется перестрелка. Как в этом случае остальные зеки поступят с заложниками – неизвестно.
– К сожалению, известно. Они уже перешагнули через кровь и теперь не остановятся, – вздохнул Бурмистров.
– Лучше всего укреплено здание администрации, – продолжал рассуждать армейский полковник. – Каменные стены, железные двери, окна в решетках. Его быстро не возьмешь. Но нам это и не требуется. Здание отсечем пулеметным огнем, и направим главный удар на столовую с заложниками. В нем длительную оборону организовать невозможно. Есть шанс – взять с наскока.
– Сколько минут тебе потребуется, полковник?
– Минут? Мои люди за полчаса здесь камня на камне не оставят.
– В это я верю. Это вы можете, – горько улыбнулся генерал. – Только за это время мы всех заложников потеряем.
– Мы постараемся быстрее, товарищ генерал. – Полковник стиснул кулак и зашипел: – Давить их надо, волков поганых.
– Это самое простое. Но…
– Если до рассвета штурм не начнем, они будут резать наших людей. Как баранов! Вы же слышали их вожака. И мы перед этой швалью на цыпочках ходим. – Полковник вытянулся, поправил френч и официально спросил: – Разрешите начать штурм, товарищ генерал.
В палатке воцарилась напряженная тишина. Бурмистров мучительно размышлял. Марк ленивым взглядом осматривал предметы, имевшиеся в штабе. Он первым нарушил затянувшееся молчание, удивленно спросив:
– Что это?
Все обернулись. Марк Ривун вертел в руках переносной мегафон на батарейках. Полковник отрывисто пояснил:
– Устройство для усиления звука. Взяли для переговоров. Если бы телефон не работал, воспользовались.
Марк поднял тяжелый рупор, щелкнул тумблером и тонко и протяжно дунул в микрофон. В палатке завыл ветер. Марк захрипел, тихо, одним горлом. Мегафон изрыгнул зловещий рокот. Молодой человек удовлетворенно констатировал:
– Они ждут прокурора из Москвы? Я готов быть прокурором.
Генерал рассматривал агента странным оценивающим взглядом.
– Вы хотите вступить с ними в переговоры?
– Я зайду к ним в гости.
– Внутрь?
– Да.
– Один?
– Если со мной пойдете вы, заключенные будут отвлекаться.
– Что это даст?
– Я поговорю с ними. По-своему.
Генерал взволнованно напрягся, мучительно осмысливая предложение. Полковник нетерпеливо заметил:
– Мы потеряем время, а у преступников появится еще один заложник. Только и всего!
Бурмистров проигнорировал слова Кротова и продолжил общение с Композитором.
– Вы хотите сказать, что сумеете нейтрализовать Кумаря?
– Сколько заключенных в колонии?
– Товарищ генерал-майор, – вновь вмешался в разговор Кротов. – Ну, что может сделать один гражданский против оголтелой толпы преступников?
– Отвечайте на вопрос, полковник! – Бурмистров жахнул кулаком по столу. – Сколько человек сейчас на территории колонии?
Кротов побагровел и нехотя процедил:
– Более трехсот. И у них около двадцати единиц огнестрельного оружия.
Композитор вертел в руках мегафон, словно оценивал его возможности.
– Я попробую.
– Когда? – расширив глаза, сдавленно выдохнул генерал.
– Мне бы какао. Сладкого, – попросил Марк. – И я готов.
Кто-то из армейских офицеров иронично хмыкнул: "Детский сад". Побагровевший генерал круто развернулся и рявкнул:
– Вы слышали? Какао!
– Да где же у нас… – начал было оправдываться полковник.
– Обеспечить!
После продолжительной суеты, в которую были вовлечены все служащие, имеющие отношение к питанию, Композитор согласился на чай с медом.
Полная луна лениво приподнялась над горизонтом и, с вечно глупой, но любопытной физиономией, нависла над растревоженной колонией. Никто из зеков не спал. Вторую ночь все ждали штурма. В общий успех не верили. Но каждый в глубине души надеялся в суматохе зацепить за пестрый хвост свою личную птицу-удачу и скрыться из злополучного места.
Однако полчаса назад прошел обнадеживающий слух, что власть, наконец, дрогнула и прислала прокурора из Москвы. Он привез долгожданное постановление об амнистии. И уже твердили, ссылаясь на телефонный разговор самого Кумаря, что половину амнистируют сразу же, а остальным скостят сроки. После смерти Сталина и ареста всесильного Берии, такие новости уже никому не казались невероятными.
Композитор допил остатки сладкого чая, подбил повыше шерстяной шарф, запахнул плащ и откинул в угол ненужную шляпу. Оттопыренные уши на фоне короткой стрижки выглядели по-детски беспомощно. Марк встал и покинул палатку. В левой руке он держал толстую кожаную папку, а в правой мегафон. Осторожно втянув носом прохладный воздух, Марк в очередной раз объяснил взволнованному генералу:
– Я войду один. Солдатам приближаться незачем. Запускайте их минут через десять.
– Знак дадите?
– Не знаю, – честно ответил Марк.
Генерал сжал худые плечи тщедушного агента.
– Если получится… Если заложники не пострадают… Я тебе…
Марк высвободился из генеральских объятий, потянулся к холодной луне, стряхнул накопившуюся усталость и бодрым шагом направился к черной стене колонии строгого режима, за которой его поджидали озлобленные на весь свет нетерпеливые уголовники.
Композитору предстояло самое сложное в его жизни, смертельно опасное испытание.
Глава 24
За высокими воротами колонии его уже поджидали. В узком окошке поблескивал колкий взгляд.
– Прокурор? Из Москвы? – недоверчиво спросил хриплый голос.
– Он самый, дружок. Он самый. Ни сна ни отдыха от вас нет. Только и заседаем по комиссиям, дела пересматриваем. Ты знаешь, сколько таких бедолаг, как ты, по огромной стране разбросано?
– Не моя забота. Не я сажал.
– Те, кто сажал, уже сами сидят. А мне разгребать за ними.
– Молодой. Несолидный, – рассматривал гостя встречающий.
– Да, молодой! – уверенно подтвердил Марк. – Потому и нет за мной неправедных приговоров. Теперь мы только по закону работаем.
– Закон, что дышло, куда повернешь, туда и вышло.
– Открывай, грамотей, хватит зыриться! Меня из теплого московского кабинета выдернули, сюда направили. А я летать на самолете боюсь. До сих пор дрожь в коленках.
Внутри шушукались. "Вроде один, рядом никого, с важной папкой". "Приоткроешь – и сразу на засов". Лязгнула железная калитка. Сильная рука дернула Композитора за плечи и впихнула внутрь. Гибкие пальцы быстро обшарили одежду.
– Полегче, – возмутился Марк. – А то обижусь.
– В папке что?
– Бумаги на ваше освобождение.
– А эта штука для чего? – кривой палец ткнул в мегафон.
– Чтобы все слышали. Вы, небось, галдите, а у меня голос слабый. Болею.
