Николай Станишевский - Цветы к сентябрю
— Джина… — прошептал он. — Джина, дочка, что ты такое говоришь?
— А разве я неправа? — я подняла заплаканное лицо.
— Конечно, нет, — было видно, что ему с трудом удаётся сохранить спокойствие. — Как я могу желать тебе плохого? Ведь ты моя родная дочь!
— Докажи мне обратное! — истерически взвизгнула я.
— Послушай, — отец потянулся ко мне, но от его движения я дёрнулась к стене.
— Хорошо, — он поднял руки вверх. — Я не буду к тебе прикасаться. Прошу только об одном — постарайся спокойно и до конца выслушать меня.
Я всхлипнула ещё несколько раз и размазала слезы по лицу.
— Все, что происходит с тобой сейчас, действительно похоже на кошмарный сон, — он говорил очень быстро, очевидно понимая, что в любую секунду с моей стороны может последовать вспышка гнева. — И это обусловлено лишь твоим нервным состоянием. Пойми, Джина, ты просто зациклилась на своих проблемах, твои мысли вошли в состояние круга. Они вертятся у тебя в голове, словно белка в колесе. И остановить их не получается. Отсюда — твоя постоянная рассеянность. Ты не можешь сосредоточиться, потому что все время чего-то боишься. И, по-моему, я догадываюсь, чего. Ты боишься, что-то вспомнить. С одной стороны ты желаешь этого, ведь оно может оказаться крайне важным. С другой стороны — опасаешься, что оно может быть ужасным. Отсюда — частые приступы. Ты запрограммировала себя, что постоянно ждёшь нечто плохое, и всякий раз тебе кажется, что именно это я тебе и сообщу. Твой организм даёт ответную реакцию. На самом деле все обстоит иначе.
Он медленно опустился на краешек кровати и продолжал:
— Я не желаю тебе зла, Джина. Поэтому, заметь, иногда рассказываю что-то не до конца. Специально, чтобы не травмировать твою психику лишний раз. И уж, конечно, твоё выражение, что я причастен к этим таблеткам или к тому, чтобы что-нибудь тебе подсыпать… Ты могла меня очень обидеть, Джина. Я не рассердился только потому, что прекрасно понимаю твоё настоящее состояние…
— Ничего ты не понимаешь! — что есть сил, закричала я. — Что ты можешь понять, если ты не находился столько времени в замкнутом пространстве? О чем ты можешь, вообще, говорить, когда и близко не сталкивался с этими гадкими, безобразными муравьями?
— Какими муравьями? — не понял отец.
— Обыкновенными! — я почувствовала, что сейчас наговорю массу глупостей, но остановиться уже не могла. Где-то в глубинах желудка опять закопошились маленькие мохнатые существа. И я прекрасно знала, что со мной произойдёт, когда они начнут своё факельное шествие. Поэтому в голове билась лишь одна мысль — нужно успеть сказать все, что я хочу. Неважно что, самое главное — успеть.
— Джина! — отец недоуменно склонил голову вправо. — Я никак не возьму в толк, о каких муравьях ты говоришь?
Я перестала всхлипывать и исподлобья взглянула на него.
— Забудем об этом, — эти слова я произнесла сквозь зубы, и они прозвучали зловеще и дерзко в серой больничной тишине. Похоже, мне всё-таки удалось привести в порядок свои мысли. Пусть на время, но удалось.
— Папа, я хочу задать тебе вопрос, — я произнесла эту фразу очень тихо, но она была похожа на грохнувший рядом ружейный выстрел. — Ты сможешь на него ответить?
— Конечно, — он слегка откинулся назад. — Я отвечу на твой любой вопрос, дочка.
— Не сомневаюсь, — я сама удивилась издевательской интонации, с которой произнесла эти слова. — Но сейчас я прошу об одном — чтобы ты ответил мне ЧЕСТНО.
— Договорились, — было заметно, что он занервничал, хотя и старался сохранить спокойствие.
— Папа, — я обхватила колени руками и твёрдо посмотрела ему в глаза. — Ты находишься в нашем времени уже довольно долго. Скажи мне, где ты живёшь?
Я поняла, что подобного вопроса он не ожидал. Лицо начал заливать пунцовый румянец, и на его фоне шрам на щеке проступил особенно жутко.
— Где придётся, — отрывисто бросил он. — Обычно я стараюсь ночевать дома. Ты же знаешь, для меня — не проблема переместиться в своё время, когда захочу.
Я судорожно кивнула.
— Но иногда на это просто не хватает сил. Поверь, частые перемещения во времени отнимают слишком много энергии. И мне ничего не остаётся, как ехать в какую-нибудь гостиницу.
— Ты что, ночуешь в разных?
— Ну, я бы не сказал. Возраст, дорогая, довольно упрямая вещь. Привыкаешь к чему-то одному, более или менее постоянному.
Он немного помолчал и пристально посмотрел на меня.
— На въезде в город есть неплохой отель. Поэтому, если что-то не срастается, я еду туда.
— Как называется улица, на которой он расположен?
— Святого Лаврентия, — он удивлённо поднял брови. — Но зачем тебе это?
— Надо, — я упрямо мотнула головой. — Теперь следующий вопрос. Там, в будущем, в том времени, в котором ты живёшь, в котором мы жили… живём… как называется улица, на которой стоит ТВОЙ дом?
— Я не понимаю смысла этих вопросов! — румянец на щеках отца обозначился ещё сильнее.
— Ты не ответил! — жёстко оборвала я.
— Там нет улицы, — он устало прикрыл глаза. — Наш дом находится за городом.
— Ты говорил мне, что я жила за городом вместе со своим мужем!
— Совершенно верно. И этот, уже ваш дом был когда-то расположен недалеко от нашего. Я имею в виду от того места, где его потом построят.
— Значит, там тоже нет улицы?
— Нет, — растерянно произнёс он.
— Хорошо. А где ты жил с моей матерью?
— Все в том же загородном доме. Я построил его ещё до того, как мы с ней познакомились.
— Тогда, может быть, ты мне расскажешь, что это был за дом, который находился на улице Звезды?
Наверное, если бы в этот момент в палате появилось привидение, его бы появление произвело на отца не такой эффект, как мои слова. Румянец на щеках моментально исчез, на смену ему выступила мертвенная бледность.
— С чего ты взяла… — прошептал он. — Откуда ты, это…
— Вспомнила! — перебила я. — Представляешь, я всё-таки это вспомнила! И теперь я хочу кое-что услышать от тебя!
— Но…
— Никаких «но», папа! Каким бы страшным и горьким это ни было, ты должен мне рассказать.
Впоследствии я поняла, что, произнеся эти слова, я совершила большую ошибку. Но это произошло потом. А сейчас я внимательно наблюдала за ним и видела, как цвет его лица меняется на глазах.
— Ты не МОГЛА этого вспомнить, — спокойно произнёс он. — Потому что НИКАКОЙ улицы Звезды просто НИКОГДА и НИГДЕ не существовало.
3 сентября
Анализируя вчерашний день, я постоянно ругаю себя за несообразительность и проклинаю за несдержанность. Несомненно, в названии увиденной во сне улицы крылась тайна, и я находилась от неё в двух шагах. Но неправильно поставленный вопрос дал моему отцу передышку для того, чтобы взять себя в руки. А потом, сколько я ни старалась вернуться к этой теме, он всякий раз умело отводил разговор в сторону, мотивируя, что мне все это привиделось во сне.
В итоге я посчитала, что вчерашний день прожит зря. Правда, одно всё-таки утешало — в пылу разговора я совершенно забыла про муравьев и, как выяснилось впоследствии, они тоже забыли про меня. Получилось это само собой или мне всё-таки удалось с ними справиться, я так и не поняла.
К сожалению, я не узнала ничего нового об этой злосчастной улице Звезды. Я хотела поверить своему отцу, но не могла — слишком явным было моё видение. Выходит он умышленно это скрывает.
Почему?
Серое осеннее утро тянулось и тянулось. Даже Полли, появившаяся как обычно, не смогла внести в него разнообразия. На её вопросы я отвечала так вяло, что, в конце концов, она была вынуждена уйти.
Оставшись одна, я подошла к окну. Погода сегодня была сухая, но хмурая, деревья почти потеряли листву, их голые ветви напоминали скрюченные паучьи лапы. Одно такое дерево росло довольно близко от окна, и с каждым порывом ветра его сучья стучались в стекло. И каждый раз меня невольно посещала мысль, что это некий злой демон тянет ко мне омертвевшие высохшие пальцы.
«Всё время так, — тоскливо подумала я. — Кто-то постоянно хочет за мной прийти».
Почему я так подумала?
В тот момент я не знала. Просто почувствовала, что в глубине сознания появился маленький просвет, который натолкнул меня на подобные воспоминания. Оно появилось не в образе мысли, но в виде картинки.
Я увидела большую равнину, покрытую серой высохшей травой, сама же я находилась меж истощённых кривых деревьев, похожих на большие зубы неведомого чудовища. Я бродила среди них, прикасалась к перекошенным стволам, гладила потрескавшуюся шершавую кору. И знала, что мой дом находится неподалёку. Я — ужасная трусиха и никогда бы не решилась забрести в такую глушь одна, находясь она так далеко. К тому же эти избитые временем и измученные непогодой деревья показались мне родными.
