Дэн Симмонс - Террор
Снаружи шел град величиной с крикетный мяч, высекавший из льда осколки, взлетавшие на добрых тридцать футов. Полночные арктические сумерки озарялись молниями столь часто, что они накладывались друг на друга и небо сверкало ослепительными вспышками, оставлявшими черные пятна остаточных изображений на сетчатке глаза.
– Нет, нет! – проорал Гор, перекрывая грохот грома. Он рывком оттащил Терьера от выхода обратно в переполненную палатку. – Куда ни сунься, мы здесь самые высокие существа. Отбросьте шесты по возможности дальше, но оставайтесь под брезентом. Заберитесь в спальные мешки и лежите пластом.
Мужчины бросились выполнять приказ; пряди длинных волос, выбивавшиеся из-под «уэльских париков» или вязаных шапок, трепыхались и извивались подобием змей над шерстяными шарфами, обмотанными вокруг шеи. Гроза неистовствовала все сильнее, и от грохота грома закладывало уши. Град яростно молотил по спинам, прикрытым брезентом и одеялами, точно тысяча огромных кулаков, избивающих до синяков. На самом деле Гудсер стонал скорее от страха, нежели от боли, хотя непрерывно сыпавшиеся на голову и спину удары являлись самым жестоким избиением из всех, какие он претерпел со времени своего обучения в привилегированной частной школе.
– Господи Иисусе, твою мать! – выкрикнул Томас Хартнелл, когда град усилился и молнии засверкали чаще.
Все мало-мальски здравомыслящие мужчины уже лежали под своими спальными мешками, а не в них, прикрываясь от града двумя слоями плотного шерстяного одеяла вместо одного. Брезент палатки грозил всем смертью от удушья. Тонкая просмоленная парусина под ними нисколько не спасала от холода, поднимавшегося снизу, пробиравшего до костей, безжалостно остужавшего нагретый дыханием воздух.
– Разве грозы бывают, когда так холодно? – прокричал Гудсер Гору, который лежал рядом с ним в куче перепуганных мужчин.
– Такое случается, – проорал в ответ лейтенант. – Если мы решим перебраться с кораблей в лагерь на суше, нам придется взять с собой чертову уйму громоотводов!
Именно тогда Гудсер услышал первый намек на вероятность, что они покинут корабли.
Молния ударила в ледяной валун футах в десяти от палатки, возле которого они сидели во время своего прерванного ужина, и отрикошетила к валуну высотой не более трех футов, сверкнув у них прямо над головами, прикрытыми брезентом, – и все до единого мужчины прижались к земле плотнее, словно пытаясь продраться сквозь парусиновую подстилку и зарыться поглубже в мерзлую гальку.
– О господи, лейтенант Гор, – выкрикнул Джон Морфин, чья голова находилась ближе прочих к входному отверстию пухнувшей палатки, – кто-то ходит там, в этом аду кромешном!
Все восемь членов отряда находились в палатке.
– Неужели медведь? – проорал Гор. – Бродит вокруг в такую грозу?
– Слишком крупен для медведя, лейтенант, – прокричал Морфин. – Это…
Тут молния опять ударила в ледяной валун неподалеку от палатки, а удар следующей молнии пришелся так близко, что наэлектризованный брезент над ними резко всколыхнулся, и все припали к земле еще плотнее, прижались лицом к холодной парусине и оставили всякие разговоры, чтобы вознести к небу мольбы о спасении.
Яростная атака – а Гудсеру все происходящее представлялось некой атакой древних богов, разъяренных их самонадеянным решением зимовать в царстве Борея, – продолжалась почти час, пока наконец последние раскаты грома не стихли в отдалении и вспышки молний не стали реже и не переместились на юго-восток.
Гор выбрался из-под брезента первым, но даже этот бравый лейтенант – практически не ведавший страха, насколько знал Гудсер, – не поднимался на ноги целую минуту, если не дольше. За ним все остальные на четвереньках выползли наружу и замерли на месте, ошеломленно озираясь вокруг и словно вознося мольбы или хвалы Всевышнему. В небе на востоке сверкали узоры разветвленных молний, гром все еще грохотал над плоским островом достаточно громко, чтобы они кожей ощущали звуковые волны и зажимали уши ладонями, но град прекратился, двухфутовый слой разбитых белых шариков устилал берег, насколько хватало глаз, – и минуту спустя Гор встал и начал оглядываться по сторонам. Потом все остальные поднялись на ноги, медленно, неуклюже, ощупывая конечности – сплошь покрытые синяками, полагал Гудсер на основании своих собственных болевых ощущений. Черные тучи затягивали сумеречное небо на юге достаточно плотно, чтобы казалось, будто на землю опускается настоящая ночная тьма.
– Вы только посмотрите! – крикнул Чарльз Бест.
Гудсер и все остальные столпились возле саней. Перед своим прерванным ужином они сложили в кучу консервные банки и прочие предметы на месте, где готовили, и молния каким-то образом ухитрилась ударить в низкую пирамиду банок, промахнувшись мимо самих саней. Все голднеровские консервированные продукты разметало вокруг, как если бы в пирамиду попало пушечное ядро – точный бросок шара в космическом кегельбане. Куски обугленного металла, все еще дымящиеся несъедобные овощи и тухлое мясо были разбросаны в радиусе двадцати ярдов. У левой ноги врача валялся черный от копоти, искореженный котелок, на боку которого виднелась надпись «варочное устройство». Он входил в походный комплект столовых принадлежностей и стоял на одной из спиртовок, когда они бросились в укрытие. Металлическая бутылка, содержавшая пинту древесного спирта, взорвалась, и разлетевшаяся во все стороны шрапнель лишь чудом не задела никого из них, когда они прятались под брезентом. Если бы молния ударила в деревянный ящик с бутылками горючего, стоявший на санях рядом с двумя дробовиками и коробкой патронов, они все погибли бы при взрыве.
Гудсер почувствовал острое желание рассмеяться, но сдержался из опасения, что одновременно разрыдается. С минуту все молчали.
Наконец Джон Морфин, взобравшийся на невысокую, изрешеченную градом ледяную гряду поблизости, крикнул:
– Лейтенант, вы должны взглянуть на это!
Они поднялись наверх, чтобы посмотреть, на что он там таращится.
Вдоль низкой ледяной гряды, начинавшейся среди нагромождений льда к югу от них и терявшейся из виду на северо-западе, тянулась цепочка совершенно невероятных следов. Невероятных, поскольку они превосходили размерами следы любого из ныне существующих животных на этой старой доброй планете. За пять дней похода мужчины видели на снегу следы белых медведей, и некоторые из них были на удивление большими – до двенадцати дюймов длиной, – но эти отпечатки были в полтора-два раза больше. Иные казались длиной с руку мужчины. И они были свежими – в этом не приходилось сомневаться, – ибо вмятины остались не на старом снегу, а на холстом слое градин.
Какое бы существо ни проходило мимо лагеря, оно появилось здесь в самый разгар грозы с градом, как и докладывал Морфин.
– Что это? – сказал лейтенант Гор. – Быть такого не может. Мистер Дево, будьте добры, принесите мне дробовик и патроны из саней.
– Есть, сэр.
Еще прежде, чем помощник капитана вернулся с дробовиком, Морфин, рядовой морской пехоты Пилкингтон, Бест, Терьер и Гудсер двинулись вслед за Гором, который пошел по невероятным следам в северо-западном направлении.
– Они слишком большие, сэр, – сказал морской пехотинец.
Он был включен в состав отряда, знал Гудсер, поскольку являлся одним из немногих мужчин на обоих кораблях, имевших опыт охоты на дичь крупнее тетерева.
– Я знаю, рядовой, – сказал Гор.
Он взял дробовик у второго помощника Дево и спокойно загнал в ствол патрон. Увязая в ледяном крошеве, семеро мужчин шагали в направлении темных облаков за цепью айсбергов, тянувшейся вдоль береговой линии.
– Может, это не следы, а что-то другое… скажем, арктический заяц или еще какой зверь прыгал по ледяному месиву, делая вмятины всем телом, – предположил Дево.
– Да, – рассеянно сказал Гор. – Вероятно, так и есть, Чарльз.
Но это были отпечатки лап. Доктор Гарри Д. С. Гудсер знал это. И все мужчины, шедшие рядом, знали это. Гудсер, никогда в жизни не охотившийся на зверя крупнее кролика или куропатки, точно знал, что это не вмятины от тела какого-то мелкого животного, прыгавшего влево-вправо, но скорее отпечатки лап некоего существа, которое шло сначала на четырех ногах, потом если верить следам – прошагало почти сотню ярдов на двух. Здесь они походили на следы человека, имеющего ступни длиной с предплечье Гудсера и покрывающего почти пять футов за один шаг, причем вместо отпечатков пальцев оставляющего бороздки от когтей.
Они достигли незащищенного от ветра участка каменистого берега, где Гудсер упал на колени много часов назад. Поскольку градины здесь разбивались на мельчайшие осколки, под ногами у них лежал практически голый камень – и на нем следы обрывались.
