Татьяна Устинова - Мой личный враг
Они с Викой, например, пойдут сегодня в ресторан, где будет вся тусовка, а потом поедут танцевать в престижнейший загородный клуб. На билеты ухлопано столько, что страшно подумать. А уж под утро — к родителям супруги, в Рублево-Успенское, где будет другая тусовка, и она должна будет оценить Андрея.
Смотрины, блин…
Так что пить, тем более с утра, не следовало бы. Но было противно, так противно, как будто вчера на банкете в «Останкине» его накормили червями.
Все шло как надо, можно даже сказать — все шло просто замечательно. Поэтому его состояние было неправильным, ненужным, от него следовало избавиться, и он выпил, хотя знал, что Люда все видала и, конечно же, доложит «барыне».
Нынешний Новый год выгодно отличался от предыдущего, проведенного в квартире у первой жены. Вот для кого это было святое — семейный праздник! Дура чертова. Будь она хоть чуть-чуть поумнее, разве попался бы он на крючок к этой шлюхе, что мокнет сейчас в джакузи, и ее высокопоставленному папаше?!
Как она его тогда раздражала, со всеми ее пирогами, елками, свечками, гостями, подругами… Как ему тогда было душно, тесно, словно Гулливеру в лилипутском домике, как он мечтал о хорошем ресторане, об обществе великих и могучих, где он был бы свой, равный.
Теперь все есть — ресторан, компания, правительственная дача тестя. Даже «БМВ».
Андрей вытер со лба холодный пот. Сейчас его стошнит. Несмотря на выпивку.
Он трус, жалкий и презренный. Он боится того, что наступит после, когда придется выходить на работу и делать то, для чего его наняли. И недаром боится. Дорогая супруга, контролируя каждый его вздох, фильм тем не менее смотреть не стала. Предусмотрительная, умная сука хотела остаться вообще ни при чем.
Его убьют. Таких случаев сколько угодно. Даже Вешнепольского в конце концов прикончили, а он был — сила. Куда до него Андрею Победоносцеву.
От страха и жалости к себе он тяжело вздохнул, хотя ему хотелось завыть.
У него неразрешимые проблемы, а его бывшая жена небось вовсю печет свои пироги. Для нового мужа. Ну, конечно, их не сравнить: его, Андрея, и того, нового. Только и достоинств, что француз. Во всем остальном — ниже всякой критики. Конечно, другого такого, как он, Андрей, его толстуха вряд ли бы еще раз заполучила, но все-таки противно, что его место занял этот облезлый. Могла бы получше найти, и не так скоро. Все говорила «люблю, люблю», а через два месяца — бац, и за другого. Как это ей в загсе разрешили?! Для Андрея разрешение тесть получал, а для нее кто? Небось французик этот недоразвитый…
Пошатавшись по квартире, Андрей вошел в спальню и упал поперек кровати на французское покрывало ручной работы.
Еще предстояло «подумать» о бывшей жене, как называла это Вика. Чтоб не наплела лишнего про фильм. Она ведь удивится, ох как удивится, когда он выйдет…
А, собственно говоря, что она может сделать? К кому кинуться?
Конечно, есть этот замминистра, с которым спит грудастая Ладка, но станет ли он связываться? Хотя… если и не станет, то что все-таки подумает, узнав, что фильм подложный? Как отреагирует его окружение, если он решит просто рассказать кому-нибудь об этом?
Андрей застонал.
И что значит «подумать»? Напугать ее как следует? Отправить почтовым переводом на Камчатку? Убить?..
Убить, конечно, вернее…
— Что ты все валяешься, Андрейка? — На пороге стояла Вика в халате, стоимость которого, наверное, равнялась месячному бюджету небольшого города. Она любила такие вещи. — И джинчику уже тяпнул, а?
У нее было отличное настроение, она не собиралась с ним ссориться, это он сразу понял и расслабился. По крайней мере, сегодня ему ничего не угрожало.
— О делах думаю, — сказал он с нарочитой озабоченностью. — Всякие мысли одолевают.
— А пусть они тебя не одолевают, — посоветовала Вика. — Все будет хорошо, я знаю. Ты мне верь. Ты мне веришь, Андрейка?
Дьявол, как ему надоели эти собачьи кликухи — от дуси до Андрейки! Где она только их берет?!
— Верю, — через силу улыбаясь, сказал он. — Верю, конечно. Ты же все у нас знаешь…
— Я слышала, что Михайлова снимают, — пропела Вика из-за двери гардероба стиля деко. — Говорят, сразу после праздников…
«Михайлова? Да ведь это Ладкин любовник! — пронеслось у него в голове. — Неужели и его достали? — запаниковал он. — Да или нет? Они или не они?»
— А… почему? — просипел он.
— Кто его знает, — беззаботно ответила Вика. — Но как только снимут, я его шлюху в один момент под увольнение подведу. Надоела она мне, как прыщ на заднице.
— Да-да, — сказал Андрей, теперь уже уверенный, что это Викин папанька организовал: для дочки отставку незадачливого замминистра.
И ужас, вполне оформившийся и вполне реальный, заставил его встать, аккуратно оправить за собой французское покрывало ручной работы и, сохраняя видимость достоинства, выйти в туалет, где можно было посидеть в безопасности, закрывшись на защелку.
Сразу после Нового года Филипп все-таки улетел.
— Дела, — коротко сказал он Александре, и больше никаких объяснений. У них все было чудесно в постели, но в обычной жизни они по-прежнему почти не общались. Только теперь это сильно ее тревожило.
Что никакой он не журналист, она догадалась давно, но просто не-разрешала себе об этом думать.
То, что он писал, никак не походило на обычные журналистские заметки. То, что он читал, никак не походило на знакомство с жизнью страны, о которой он вроде бы собирался писать. В компьютере у него стоял пароль, дискеты он всегда носил с собой, как будто боялся, что Александра будет за ним шпионить. Он отправлял куда-то десятки факсов, иногда даже на японском языке. Или это был китайский?
Но сам факт, что в его Лэп-топе стоит еще и японская версия «Windows», поверг ее в состояние, близкое к панике.
Может, он шпион? Обычный шпион, или, как их называют в кино, резидент. Его схватят, посадят в тюрьму, и Александру вместе с ним. За пособничество.
Он часто повторял, что он не слишком удачливый журналист и заработки у него невелики. Александра поначалу безоговорочно ему верила. Но деньги он тратил не как человек, ограниченный в средствах. Он никогда не помнил, сколько заплатил в магазине, на сколько в очередной раз подорожал бензин и сколько он оставил «на хозяйство».
Каждое утро он клал на пианино деньги — не бог весть что, но на шампунь, колготки и проездной хватало. А мобильный телефон, круглосуточно доступный, а «девятка»? Какой бы старой она ни была, наверное, все же не даром ему досталась…
Его джинсы и куртки стоили бы в Москве целого состояния, в этом отношении Александру просветила Лада. Она зашла к ней как-то в отсутствие Филиппа и, конечно, первым делом залезла в гардероб..
После этого, загружая в стиральную машину его льняные рубашки со скромной надписью «Хэрродз» на изнанке воротничков, Александра робко выразила удивление, что у него такая дорогая одежда. Он ответил, что в Москве это действительно очень дорого, а в Париже все почти даром.
Она старалась не особенно задумываться над этим — ей сразу становилось страшно, да к тому же она не могла взвалить на себя еще и эту проблему. Сил не было.
После того как их обстреляли на Ванькиной даче, наступило затишье. Ее фильм, отданный Свете Морозовой, куда-то канул, а телефон, оставленный Светой, не отвечал. Это очень пугало Александру. К тому же она не могла поговорить с девчонками, потому что конспирация по-прежнему соблюдалась строго, хотя Александра уже не, понимала, нужно ее соблюдать или нет. Ведь ничего же не происходит!
Проводив Филиппа — до дверей, а не в аэропорт, — она решила, что следует разобрать шкафы. Она всегда разбирала шкафы, когда была не в своей тарелке. Она ненавидела эту работу и начинала злиться, едва только подумав, что надо бы это сделать. А злясь, Александра забывала обо всем остальном.
Она решительно подошла к зеркалу, повязала голову легкомысленным шарфиком — якобы для того, чтобы защититься от пыли, которой не существовало в шкафах у Александры Потаповой, а на самом деле, чтобы потянуть время, — и приступила к уборке.
Едва только она открыла дверь встроенного стенного шкафа в коридоре, как в нос ей пахнуло горьким и тонким ароматом французской туалетной воды. Пахло Филиппом, и это было нечто новое в ее жизни. Содержимое шкафа тоже принципиально изменилось. Ровными рядами, как в магазине, лежали аккуратно сложенные мужские свитера. На вешалках висели куртки — справа две куртки, принадлежавшие Александре, кожаная и дубленка, а слева штук пять, принадлежавших Филиппу, не считая той, в которой он улетел.
«Зачем ему так много?» — окинув неподготовленным взором кучу барахла, удивилась Александра.
Этот человек стал занимать слишком много места не только в ее шкафах, но и в ее жизни. Так много, что пришлось даже разбирать шкаф — крайняя мера! чтобы не тосковать и не думать о том, кто же он на самом деле — неужели шпион или бандит?
