Когда приходит Рождество - Клейвен Эндрю

Дженнифер потягивала губами пар от кофе, непрерывно наблюдая за Уинтером.

– А остальные что?

– Ну, я повстречал вашего друга Попова, – ответил Уинтер и оттянул воротник, чтобы продемонстрировать ей синяк на шее.

Дженнифер аж вздрогнула.

– Ой, простите… Попов!

– Я отплатил ему тем же, – продолжал он. – А пуля, которой он хотел пристрелить меня, попала в деревянную панель.

– Ой… Ой… Попов! – повторяла Дженнифер.

– Федералы вычеркнули его из отчетов, чтобы защитить. Но я пришел к выводу, что его имя как раз там, под черной краской. Вы не могли усыпить вашего охранника самостоятельно и сбежать с тех холмов. Вам нужен был сообщник. Он влюблен в вас. Думаю, вы это знаете.

– Бедный Попов! Понимаете, мы, русские, верили всему: царю, церкви, социалистам и капиталистам. Но затем дела наши стали совсем плохи, все разрушилось, и теперь нам не во что верить. Поэтому мы, как и Облонский, верим только в первобытную жестокость. Или же мы находим что-то истинное, вверяем этому душу. – Дженнифер указала на икону Богородицы на стене. – Но Попов… Бедный Попов! Он только нашел меня…

– Да. И когда я это понял… – Уинтер прервался, чтобы сделать глоток кофе. Его поразило то, как же все-таки хорошо было чувствовать тепло внутри в этот холодный декабрьский вечер. Это напомнило ему о том, как в детстве он пил горячий шоколад у Мии дома. – Когда я это понял, меня осенило, что он, судя по всему, прикрывает вас: оплачивает квартиру Брэндона Райта, следит за ней и все прочее. И тогда я понял: Трэвис убил Брэндона Райта, а не вас.

Дженнифер все еще прижимала к себе кружку и кивала. Взгляд у нее был печальный и рассеянный. В ее глазах Уинтер видел столько печали – в них была целая жизнь, наполненная страданиями и жестокостью.

– Я умоляла его, чтобы он не делал этого, – сказала она. – На колени перед ним падала, плакала, умоляла… Но я любила его. И сейчас люблю! А он был… Не знаю этого слова. Это можно увидеть в его взгляде…

– Неумолимый, – подсказал Уинтер. – Его было невозможно отговорить.

– Да, именно невозможно! А больше я и не могла ничего придумать. Пришлось выбирать. И я выбрала человека, которого люблю. И Лилу. Я выбрала Лилу. Думаете, я ужасный человек?

Уинтер лишь неопределенно махнул рукой.

– Да, – продолжала Дженнифер. – В конце я предстану перед судом Господа…

– Полагаю, Райт вас шантажировал. Поскольку он был маршалом, который подготовил для вас новую личность после побега, он был одним из тех трех или четырех человек, которые знали о том, что вы скрываетесь. И он вас шантажировал, угрожал, что расскажет Облонскому, где вы прячетесь.

– Не только меня. Других людей он тоже шантажировал. И так хвастался этим! Он был очень плохим человеком. Без друзей и семьи. Его даже в Службе маршалов ненавидели. В конце концов они его выгнали! И он остался совсем один. Это сыграло нам на руку.

– Простите за нескромный вопрос, мисс Дин…

– Дженнифер.

– Дженнифер. Простите за нескромный вопрос, но он хотел от вас денег?

– О нет, – ответила она с грустной улыбкой. – У меня не было денег. На жизнь хватало, конечно. Но, думаю, другие люди, которых он шантажировал, были успешнее меня. Уверена, от них он хотел получить денег. От меня – нет.

Уинтер кивал. Получается так: Дженнифер сбежала от одного жалкого рабства и сразу же попала в другое. Она вырвалась из тюрьмы брака с Григорием, сыном Облонского, только чтобы увидеть, что вокруг нее смыкаются стены другого вынужденного распутства, которым заправляет федеральный маршал – человек, который вообще-то должен был ее защищать. Над Уинтером парил образ изуродованного лица Брэндона Райта, и он попытался от него избавиться.

– Поначалу я терпела, – сказала Дженнифер, всматриваясь в тени в глубине комнаты. – И знаете, вроде получается, когда приходится. Терпеть, в смысле. А я как представлю, что со мной мог сделать Облонский, если бы он нашел меня… Он очень подробно это описывал. Поэтому я терпела. Но Брэндону этого почему-то показалось мало. Он стал на меня злиться. И со временем стал очень жестоким.

– Конечно, – сказал Уинтер. – Вы же не принадлежали ему. Не по-настоящему. Не полностью, как он хотел.

– Да. Думаю, так все и было. Мне стало страшно, что однажды он меня просто убьет. Потому что я бы никогда не стала его. По-настоящему. Да.

– И вы снова сбежали. Предполагаю, именно ваш старый друг Попов и помог вам создать новую личность. Дженнифер Дин.

– Мы, русские, очень хороши, когда дело касается создания личности. Мы очень тщательно все продумываем. Почти так же хорошо, как правительство США.

– А затем вы приехали сюда. Вы пытались сохранить все в тайне. Но вам помешала любовь. Сначала к Лиле, а затем к Трэвису.

Кружка с кофе теперь была у ее губ, и когда она вздохнула, пар рассеялся. Уинтер хорошо видел ее взгляд – даже сейчас он был спокойным.

– Потом Брэндон Райт снова нашел вас, – продолжал Уинтер. – Видимо, он был одержим.

– Да, думаю, да. Одержим! А еще он был профессионалом своего дела. Выслеживать людей – вот вся его работа. Его этому обучали, и в этом он здорово преуспел. Сказал мне: куда бы я ни пошла, он везде найдет меня. Я ему верила.

– Он хотел вас вернуть, – предположил Уинтер.

– А вот теперь, как видите, я не могла все это выносить! Больше не могла. Теперь со мной был Трэвис. И Лила. Я просто не могла вернуться к нему.

– Конечно, не могли, – согласился Уинтер. В его голосе слышались нотки сочувствия, и он в самом деле ей сочувствовал. Это было лучшее, что он вообще мог ей предложить. Поэтому Уинтер не собирался рассказывать о том, что он думал о Брэндоне Райте, как и демонстрировать ей свой праведный гнев. Конечно, гнев закипал внутри, но сейчас не время для проявления чувств. В конце концов, они же говорят об убийстве!

– Я старалась держать это в тайне от Трэвиса. Я знала, что он мог сделать. Но когда я сказала Брэндону, что больше не буду придерживаться нашего старого соглашения… – Она покачала головой. – Не хочу придумывать себе оправдания…

– Они мне без надобности.

– Ну… Вскоре после того, как я отказала ему, со мной связался Попов. Он этого никогда не делал. Но теперь он паниковал. И звонил, чтобы предупредить меня, что Брэндон сделал то, что угрожал сделать. Он продал информацию обо мне Облонскому. И тот знал, где я нахожусь. Он отправил ко мне стрелка. Планировал свою ужасную месть…

Уинтер поставил кружку на низкий столик. Наклонился вперед, опершись локтями на колени, и открыто, завороженно посмотрел на нее. Дженнифер была похожа на свою русскую икону – такая же величественная и опечаленная леди, с которой ужасно обращались, но это ее не сломило. Она изумительна сама по себе.

– Подождите-ка. Я правильно понимаю, что после того, как Попов предупредил вас о том, что Облонский отправил к вам снайпера, вы во всем признались Трэвису?

– Мне пришлось! Мне было страшно. Не только за себя. Но и за Лилу. Даже за Трэвиса. Я ведь отправила сына Облонского в тюрьму. Он там до конца жизни. Он будет причинять мне боль бесконечно… – Дженнифер покачала головой. Ее глаза были на мокром месте, но она не уронила ни слезинки. – Я хотела убежать. Умоляла Трэвиса, чтобы он убежал со мной…

– Куда бы вы могли убежать? Вы же сказали, что Райт профессионально выслеживает людей и никогда не оставит вас в покое. Вы бы никогда не чувствовали себя в безопасности. А теперь вы рискуете не только собственной жизнью. С вами еще Трэвис и Лила.

– Да, – согласилась Дженнифер. – Трэвис так и сказал. Они бы заставили меня смотреть на то, как они их убивают.

– Но почему вы не могли оставить Брэндона Райта в живых? Почему бы просто не подстроить свою смерть и не уехать из города?

Дженнифер почти плакала, отвечая:

– Да потому что это он все и придумал!

Уинтер чуть отпрянул в удивлении. Она продолжала:

– Тогда на пляже он так и сказал: “Куда бы ты ни пошла, я тебя найду. Что бы я ни услышал, я буду тебя искать. Подстроишь свою смерть – я тебе не поверю. Даже если ты себя прикончишь, я последую за тобой в ад”.