Джеффри Хадсон - Экстренный случай
— Спасибо, сэр! — Он широко улыбнулся.
Я остался в одиночестве, и поневоле все мое внимание сосредоточилось на боли. Больше всего меня мучил живот; он болел так, словно я проглотил кегельный шар. Я перевернулся на бок, и мне стало легче. Через какое-то время появился Хэмонд.
— Привет, Джон. Я не видел, как тебя привезли.
— Неважно! Ребята тут постарались на славу.
— Что с тобой случилось?
— Да так, несчастный случай.
— Счастливо отделался, — сказал Нортон, наклоняясь над раной и разглядывая ее. — Поверхностное височное ранение. Из тебя кровь так и хлестала. А глядя на анализ крови, этого не скажешь.
— У меня селезенка большая.
— Разве что. Голова болит?
— Немного. Уже проходит.
— Ко сну клонит? Тошнит?
— Послушай, Нортон…
— Лежи спокойно, — сказал Хэмонд. Он вынул узкий длинный фонарик и проверил мне реакцию зрачка, затем обследовал офтальмоскопом глазное дно. Проверил рефлексы рук и ног.
— Видишь, все в порядке, — сказал я.
— Все же не исключена возможность гематомы.
— Ерунда!
— Мы хотим подержать тебя под наблюдением еще сутки, — сказал Хэмонд.
— Ни в коем случае. — Морщась от боли, я сел на койке. Живот у меня болел. — Помоги мне подняться.
— Боюсь, что твоя одежда…
— Была изрезана на ленточки. Знаю. Достань мне белый халат, будь добр.
— Белый халат? Зачем это?
— Я хочу присутствовать, когда привезут остальных.
— Кого остальных?
— Поживешь — увидишь, — сказал я.
— Ты получишь халат при одном условии. Если согласишься переночевать тут.
— Только не госпитализируйте меня.
— Ладно, так и быть, оставайся в приемном покое.
Я нахмурился.
— Хорошо, — наконец решил я. — Останусь.
Сестра ушла за халатом. Хэмонд смотрел на меня, покачивая головой.
— Кто это тебя так разукрасил?
— Поживешь — увидишь!
Принесли халат, и я натянул его на себя. Ощущение было странное: я уже много лет не ходил по больнице в белом халате. В свое время я носил его с гордостью, а теперь он показался мне жестким и неудобным. Мон ботинки нашлись; они были сырые и пропитанные кровью; я их обтер и обулся. Чувствовал я себя утомленным и слабым, но раскисать было не время. Сегодня ночью все должно было решиться. В этом я не сомневался.
Мне подали кофе с сандвичем. Все казалось мне безвкусным, словно жуешь газету, но я понимал, что подкрепиться необходимо. Хэмонд остался со мной.
— Кстати, — сказал он, — я проверил амбулаторную карточку Грека Джонса, как ты просил. Он появлялся всего раз. В урологической клинике. Пришел на прием с подозрением на почечную колику, и его обследовали.
— Ну?
— Кровь в моче-то у него оказалась. Но эритроциты содержали ядро.
— Ясно.
Это был классический случай. Пациенты часто являются в клинику с жалобами на сильные боли внизу живота и затруднение мочеиспускания. Наиболее вероятный диагноз при таких симптомах — это камни в почках. Как только такой диагноз поставлен, больному делают укол морфия. Но чтобы подтвердить диагноз, у него сначала берут мочу и смотрят, есть ли в ней следы крови. Почечные камни обычно вызывают воспалительный процесс, и это является причиной небольшого кровотечения в мочевом тракте. Морфинисты, зная, что при мочекаменной болезни сравнительно легко получить морфий, часто пытаются симулировать почечную колику. Когда у них просят пробу мочи, они идут в туалет, колют себя в палец и роняют маленькую капельку крови в мочу. Но чаще они слишком издерганы и слабонервны, и вместо своей крови берут, например, куриную. Однако эритроциты курицы содержат ядро, а человеческие — нет. Поэтому красные кровяные тельца с ядрами указывают, что это симулянт, то есть, иными словами, наркоман.
— Ему обследовали руки на предмет следов от уколов?
— Нет, когда врач припер его, он ушел. И больше уже в клинике не появлялся.
Поев, я почувствовал себя лучше. Я поднялся на ноги, чувствуя слабость и боль во всем теле. Позвонил Джудит и сказал ей, что нахожусь у себя в лаборатории. Можно было не сомневаться, что она впадет в истерику, когда я явлюсь домой, но не хотелось пугать ее заранее.
Я шел по коридору с Хэмондом, стараясь не морщиться от боли. Он все время меня спрашивал, как я себя чувствую, а я все отвечал, что прекрасно. Что было неправдой. От съеденной пищи поднялась тошнота, и от ходьбы усилилась головная боль. Но что было хуже всего, так это ощущение полной разбитости.
Мы подошли ко входу в шоковое отделение «неотложной помощи». Это было нечто вроде сарая или, вернее, открытого с двух сторон гаража: кареты «скорой помощи» въезжали и выгружали свой груз. Качающиеся автоматические двери, приводившиеся в движение посредством ножного рычага, вели в помещение больницы. Мы вышли наружу и вдохнули свежий ночной воздух. Ночь была дождливая, туманная, но прохладный воздух приятно освежил меня.
— Ты что-то бледный, — сказал Хэмонд.
— Да нет, все в порядке.
— Мы даже не обследовали тебя толком на предмет гематомы. Станет плохо, скажи, не строй из себя героя.
Мы немного подождали у входа в шоковое отделение.
— Что должно произойти? — спросил Хэмонд.
— Я не уверен, но, по-моему, сюда должны привезти одного, негра и одну девицу.
— Грека Джонса? Он замешан в этой истории?
По правде говоря, я был почти уверен, что избил меня Грек Джонс. Но подробности, предшествующие этому событию, были подернуты туманом. Этого следовало ожидать. Не скажу, чтобы у меня была настоящая ретроградная амнезия — явление обычное при сотрясениях мозга, когда потерпевший не помнит ничего, что произошло за четверть часа до несчастного случая, но в голове у меня все как-то перепуталось.
Наверное, это был Грек, думал я. Логически рассуждая, это мог быть только он. Грек шел в направлении Бикон Хилла. Да и причина избавиться от меня была у него вполне понятная.
Я взглянул на часы. Прошло почти два часа с момента, как я подвергся нападению. Я начал беспокоиться, уж не случилось ли чего непредвиденного.
В этот момент из-за угла выскочила полицейская машина. Шины визжали, сирена выла, мигалка работала. Вслед за ней подкатила карета «скорой помощи», а за ней третья машина. Пока «скорая» задним ходом подъезжала к дверям, двое людей в штатском выскочили из третьей машины: репортеры. Это видно было по нетерпеливому выражению их лиц. Один держал в руках фотоаппарат.
— Без фотографий, — сказал я,
Дверцы кареты открылись, и оттуда на носилках вынесли человека. При мертвенном свете люминесцентных ламп приемного покоя я разглядел лицо: Грек Джонс. Его череп с правой стороны был вдавлен, как спустивший воздух футбольный мяч, а губы казались багрово-черными.
Хэмонд тут же взялся за работу: ловким движением левой руки нащупал пульс пострадавшего, приложил ухо к его груди, а правой рукой нащупал сонную артерию. Затем выпрямился и, не говоря ни слова, начал непрямой массаж.
— Зовите анестезиологов, — сказал он, — и вызовите дежурного хирурга. Респиратор! Мне нужен раствор арамина — один на тысячу. Кислородную маску. Под давлением. Пошли.
Грека поместили в смотровую, а оттуда в одну из небольших шоковых палат. Хэмонд все это время, не переставая ни на секунду и не сбиваясь с ритма, продолжал массировать ему сердце. Когда мы ввезли его в палату, дежурный хирург уже ждал.
— Остановка сердца?
— Да, — сказал Хэмонд. — Остановка; пульс нигде не прощупывается.
Хирург выбрал бумажный пакет с резиновыми перчатками. Он не стал дожидаться, чтобы сестра ему помогла; сам вынул их и натянул на пальцы.
— Будем делать прямой массаж, — сказал он, расправляя на пальцах перчатки.
Хэмонд кивнул, не прекращая массажа. Никаких результатов это пока не давало: губы и язык у Грека еще больше почернели. Кожа, в особенности на лице и на ушах, покрылась пятнами.
Пострадавшему поспешно надели кислородную маску.
— Сколько? — спросила сестра.
— Семь литров, — ответил хирург. Ему подали скальпель. — Так, — сказал он и сделал косой надрез между ребрами с левой стороны. Обнажив ребра, рассек скальпелем между ними. Взялся за ретракторы. Просунул в отверстие руку и начал прямой массаж сердца, ритмично крякая при этом.
На руку Греку наложили манжету тонометра, и Хэмонд стал измерять давление. С минуту он следил за стрелкой, затем сказал:
— Ни черта.
Массаж продолжался минуту, еще одну.
— Слабеет. Дайте мне пять кубиков — один на тысячу.
Приготовили шприц. Хирург сделал укол прямо в сердце, затем продолжал массаж.
Прошло еще несколько минут. Я наблюдал за сжиманием сердца и ритмичным наполнением легких из респиратора. Но состояние пациента все ухудшалось. В конце концов врачи прекратили свои усилия.
