Сара Даймонд - Паутина
Один вопрос буквально жег мне язык, но я никак не могла найти дипломатической формулировки и в конце концов решила спросить напрямую:
— Выходит, Ребекка была в такой дружбе с Эленор, что считала ее как бы своей собственностью? После всех этих дорогих подарков, истории с браслетом и всего прочего неужели никому из вас не пришло в голову, что в этой дружбе есть что-то зловещее?
— Не-а. Мы с мамой пропадали на работе. Пат и Мэри крутили со своими приятелями, у Бернадетт и других сестер были подружки. Так что, знаете…
Она умолкла, и я неожиданно для себя самой увидела самую суть: в семье Корбетт никому ни до кого не было дела, это и не семья была в привычном смысле слова, а сборище чужих людей, у которых не было ничего общего, кроме жилья и группы крови.
Заговорив снова, Агнесс вроде попыталась оправдаться:
— А я ж однажды сказала ей, что скверно это — болтаться в компании старших детей, даже если они соседи. Но бедная Эленор не послушалась.
Впервые с той минуты, как пришла, я заметила, как орет телевизор. На экране мужик не первой молодости, в ярко-фиолетовом костюме, отчаянно жестикулируя, натягивал на лицо разные маски; это действо сопровождалось явно записанными заранее взрывами громоподобного смеха, близкого к истерическому.
— Что ж… Думаю, что я узнала все, что хотела. Большое вам спасибо, вы мне очень помогли. — Я встала.
Продолжая сидеть, Агнесс подняла на меня глаза и спросила:
— А вы пришлете нам книгу, когда напишете?
— Конечно. — Я кивнула. — Правда, придется немного подождать — я пока только собираю материал.
— Но вы про меня скажете на странице, где выражают благодарности?
Я еще раз кивнула и впервые удостоилась улыбки вместо хмурой мины.
— Моя мама успела рассказать целой куче журналистов про бедную Эленор, — сделав таинственное лицо, сообщила она, — а потом хранила все вырезки в специальном альбоме. Однажды про нее напечатали даже в «Дейли мейл». Когда она умерла, все это осталось у меня — вон, стоит на полке.
Любопытная новость, но я подавила возникший интерес. Если я начну листать еще и этот альбом, то не скоро смогу удрать из крошечной гостиной, где можно заработать клаустрофобию, и от этой злобной особы.
— Уверена, что статьи крайне интересны, — скороговоркой произнесла я, отступая на шаг по направлению к двери. — Еще раз большое вам спасибо. Я сообщу, когда мою книгу напечатают.
Поскольку между гостиной и входной дверью не было ни прихожей, ни тамбура, я сразу оказалась на тротуаре. Как только дверь захлопнулась за моей спиной, я непроизвольно сделала глубокий вдох: в этом доме мне больше всего недоставало свежего воздуха. Боже, какая мерзкая тетка. А как коварно она пыталась подсунуть свою коллекцию газетных вырезок — прямо-таки бахвалилась этой подшивкой. Я представила, как она перебирает вырезки, торжествуя при виде напечатанных имен членов своей семьи и не осознавая громадной пропасти между россказнями журналистов и страшной реальностью. Я думала о карамельно-розовой идиллии а-ля Кэтрин Куксон, напечатанной в «Дейли мейл», — большая дружная семья, где все любят друг друга, где теплота и духовное единение помогают справиться с финансовыми трудностями. В эту картинку никак не вписывалась рыхлая женщина со скучным лицом и прилизанными рыжими волосами, с ее заученными рассказами о бедной Эленор.
Шагая по улице, я пыталась представить, как жилось здесь Эленор Корбетт. Я мысленно увидела этот город в 1969 году, без спутниковых тарелок на домах, даже без телефонных проводов. Здесь не было ни реки, ни парков, ни хотя бы садиков перед домами — вообще ничего, что могло бы нарушить монотонность и дать шанс чувствам развиваться, — сплошь дома-близнецы из красного кирпича и бетонные дворы, если не захламленные, то абсолютно голые. Мне подумалось, что у Эленор при такой жизни и причин-то не было выходить за пределы района, кроме как в школу. Наверняка она и каникулы проводила здесь. Картинка становилась все выпуклее, меня переполняла жалость в смеси с клаустрофобией. Переплетение пустынных улиц создавало чувство пребывания в тюремной камере с единственным окошком под самым потолком: на смену одному сезону приходит другой, год мелькает за годом, но ничего не меняется, кроме цвета неба.
Я могла бы доехать до дома Мелани Кук на такси, но предпочла пешую прогулку. Указания, как найти ее дом, у меня были вполне внятные, времени предостаточно, и к тому же меня невероятно увлекали перемены в окружающем пейзаже. Диктатура красно-кирпичных стандартных домов начала ослаблять свою хватку, а затем и вовсе сошла на нет. На широкой, обсаженной деревьями улице сверкала огнями вывеска паба «Золотой лев». Черная рекламная доска на тротуаре соблазняла сосисками в тесте и жареной треской с картошкой. Лишь теперь вспомнив, что с утра ничего не ела, я присела на деревянную лавку, стоявшую на солнышке, начала с диет-колы, затем уплела «завтрак пахаря»[25] и завершила обед сигаретой. Чиркнув зажигалкой, я увидела ватагу семилеток, с радостными криками перебегавших дорогу. Голоса звенели над улицей, словно их нес ветер, и я еще долго слышала их, хотя дети давно скрылись из виду.
20
Аннет Уотсон, Джудит Дейвис и сайт «Восточный Ланкашир» уверяли меня, что Тисфорд совершенно изменился за прошедшие годы, но не уточняли, как именно. Я почему-то решила, что перемены произошли повсеместно, однако в действительности некоторые районы сильно вырвались в развитии, оставив другие далеко позади. Если в привокзальных кварталах сохранились послевоенные типовые дома, а с ними и тоскливый уклад жизни малоимущих, то район частных домовладений, в котором жила Мелани, прямо-таки сверкал новизной, словно кукла, рождественским утром вынутая из подарочной коробки. Повсюду со вкусом спланированные и хорошо ухоженные газоны, двойные фонари по обе стороны входных дверей, пристроенные к домам гаражи. Внутренний интерьер дома Мелани идеально соответствовал фасаду: все на кухне, где мы с ней устроились, выглядело безукоризненно чистым, почти стерильным, словно кухней вообще не пользовались.
— Дом в нашем распоряжении примерно на час, — сказала Мелани, поднося ко рту чашку с кофе. — Муж, свекор и дети уехали на футбол. Мальчишки наши еще ходят в начальную школу, так что без них тут будет намного спокойнее.
Мелани оказалась приятной брюнеткой лет сорока пяти, с внешностью не то чтобы выразительной, но располагающей; в ее манере держать себя было что-то от профессионального администратора многозвездочного отеля.
— Они тоже учатся в школе Святого Антония? — поинтересовалась я. — Ваши сыновья?
— Да, оба. Конечно, сейчас школа выглядит значительно лучше. Я сама с трудом ее узнала — тогда все было обветшалым, да и само здание было намного меньше.
— Вы ведь знали Ребекку, верно?
— Да, я ее знала… но не по-настоящему, как я уже сказала вам по телефону. Она училась классом младше. Впрочем, я думаю, в той или иной степени ее вся школа знала. Благодаря своим родителям Ребекка была чем-то вроде звезды. — Чуть нахмурив брови, Мелани уточнила: — Приемным родителям. Помнится, я читала в газетах, что они ее удочерили. Я еще удивилась… Казалось бы, слух-то должен был просочиться, вряд ли в Святом Антонии были другие приемные дети.
— Довольно странно, — задумчиво произнесла я. — А как она вам вообще? Нравилась?
— Да не очень, если честно. Не хочу сказать, что я ее не любила, просто она была на изумление заурядной. Казалось бы, при таких родителях девочка должна расти заносчивой, избалованной маленькой принцессой, а Ребекка была как все — самый обычный ребенок, тихая, даже робкая, с такими, как правило, никаких хлопот. Ну, наряды красивые, всякие побрякушки, даже школьная форма изящная — наверняка мать покупала ей все это в дорогих магазинах за сотни миль от нашего города, никто из нас о таком даже мечтать в те годы не мог… И еще — она уже тогда была красавицей. А больше и сказать-то нечего… Господи, так бы и треснула сама себя за то, что почти не обращала на нее внимания… Ах да! По-моему, она всех нас слегка разочаровывала. Мы были бы не прочь, чтобы с нами училась богатая сучка чистой воды, — какое-никакое развлечение в школьной жизни.
Она на секунду умолкла, задумавшись.
— Забавно… Я только однажды видела ее отца — приемного отца, — и он тоже меня разочаровал. Мне тогда было, наверное, одиннадцать, и кто-то показал мне, когда его машина проезжала мимо. Он был в нашей округе, что называется, человеком-легендой, владельцем крупной фабрики, ну и все прочее. Здесь его считали богачом покруче Билла Гейтса. Но, судя по тому, что я успела увидеть, он был самый что ни на есть обычный человек. Очки, черные волосы. Даже машина так себе, ничего особенного. — Мелани улыбнулась. — Помню, меня страшно поразило, что у него не было ни водителя, ни седой шевелюры, ни толстенной сигары.
