Джон Адамс - Когда мертвые оживут
Виктор выглядел не ахти, ведь уже четыре рабочих дня числился мертвецом. Лопатки, задница и ноги до пяток были покрыты синюшно-черными трупными пятнами: кровь у мертвеца приливает вниз. На глазах засохла корка слизи, один вовсе не открывается. Влажные спутанные волосы были единственным, что в нем почти не изменилось. Вне пятен кожа была примерно такого цвета, как вареная свиная шкура.
По причине трупного окоченения на ходу он слегка похрустывал.
Очевидно, двигаться Виктор начал уже давно: у суставов мясо полопалось, плоть внутри разрывов была похожа на мокрую резину, остальная собралась складками, повисла лоскутами. Чтобы попасть в спальню Барб, от морга ему пришлось прошагать аж двенадцать миль.
Похоже, он твердо вознамерился испортить жизнь Ренни и Барб, коли решился на такой подвиг. И чего этой скотине не лежалось в морге на столе, где ему по всем законам полагается быть! От этой мысли Ренни взъярился еще сильней.
Он размахнулся, но вдруг снова чихнул и оттого промазал. Вытер нос о предплечье. Барб по-прежнему визжала, что с нее взять? Ренни подумал, что лучше бы она в обморок грохнулась или вовсе сдохла.
Достала уже.
Главное, как у тебя получится не замах, а удар. Оконечность биты глубоко вмяла мертвое ухо Виктора в мертвое левое полушарие его мертвого мозга. Виктор закачался, протянул руки, пытаясь схватить, но промахнулся, зомби чертов. Куда ему!
Ренни плевался, исходил слюной, замахивался и бил как заведенный, пока не превратил Виктора в кучу сильно протухшего фарша. Он уже давно об этом мечтал. Еще неделю назад, когда сукин сын был жив, представлял картинку во всех красочных подробностях. Яростные вопли Ренни заглушили крики Барб — та забилась в угол, сжалась в комок и визжала, выкатив глаза.
А Ренни все молотил своей битой — глаза налились кровью, изо рта пена. Иногда он делал небольшие паузы, чтобы прочихаться и вытереть нос. Виктор же отбивался как мертвец, то бишь почти никак.
Не переставая молотить, Ренни усмехнулся про себя. Какая же херня эти кино про зомби! Киношные мертвяки оживают с такими силами и способностями, которые живым и не снились, а на самом деле у них мышцы как переваренные макароны. Даже киношных можно завалить пулей в голову, а уж с этим разбираться — одно удовольствие. И чего тут бояться?
У Барб от телика случился заворот мозгов, а Ренни с самого начала знал, что ничего тут сложного нет. Когда он впервые предложил завалить Виктора — в шутку, конечно, — она так всполошилась! Дескать, и алиби надо обеспечить надежное, чтобы никто их не заподозрил, и всякие там версии разрабатывать, договариваться. Глупости какие! Люди мрут как мухи каждый день, никто и глазом не моргнет. Просто свернуть придурку шею, сунуть в первый же канализационный люк — и делу конец. Дерьмо все прикроет.
А Барб все хотела до последнего изображать верную и любящую женушку. Что любящую, это да, только не того она любила. И с верностью у нее проблемы начались с тех пор, как она встретила Ренни.
В конце концов обошлось без убийства, но свою порцию драмы Барб получила.
Ренни неплохо повеселился, аж вспотел весь. Барб совсем охрипла, надрывая глотку, пока наконец Ренни не приказал ей заткнуться. К тому времени останки Виктора превратились в бесформенную кучу тухлятины, но еще дергались на полу, да и бита здорово измочалилась.
— Он умер? — боязливо спросила Барб.
— Да уж теперь не побегает. — Ренни по привычке хотел вытереть руки о штаны, но штанов на нем не было еще со времени ужина. — Д-дерь-мо! — с чувством выговорил он, в растерянности оглядываясь, но помогло не очень.
— Но как он… как? Он же… мы же… Я не хотела… Он… — беспомощно бормотала Барб, сама не понимая, что говорит.
— Малышка, ведь Виктор всегда был чертовски упорным сукиным сыном.
Барб встала и рискнула чуть придвинуться к останкам.
— А может, он тогда не по-настоящему умер? В кому впал или вроде того.
— Детка, он сдох. Еще на прошлой неделе был мертв по полной программе и к нам приперся уже мертвецом. Мертвее не бывает.
— Ты ж ему голову совсем расплющил, — сказала она растерянно.
— Только это его и остановило.
— Но что нам теперь делать? Он же весь… брр…
— Ха! Да просто позвоним в морг и скажем, что какой-то извращенец украл тело, изуродовал и нам подкинул. Пошутил так, значит. Скажешь: наверное, это твой бывший. Придумай чего-нибудь. Да никто к нам приставать особо не станет.
— И отчего ты у нас такой умный?
Ренни замолчал, обдумывая ответ.
— Считаешь, они на это купятся?
Ну вот, опять начинается. Барб живет, будто спит. Не может расстаться с детской верой, что полиция вытащит ее из любых неприятностей. А сейчас боится, что Власть — именно так, с большой буквы, — всевидящая Власть вот-вот нагрянет и поймает их с поличным.
— Барб, просто придумай себе подходящего «бывшего». Скажи, что это был мексиканец в зеленом свитере.
— Но, дорогой, я же никогда с мексиканцами не связывалась, как же я скажу, что у меня был «бывший» мексиканец? Я имею в виду, как…
Ренни стоически вздохнул, взял ее за плечи, заглянул в глаза.
— Делай, как я говорю, и ни о чем не беспокойся. И все будет хорошо.
Он даже выдавил из себя улыбочку. Это было как пальцы в глотку засунуть, чтобы проблеваться. Надо ее отвлечь, чтобы выкинула из головы полицию и дознание.
— Э-э-э, у тебя полотенец не найдется?
Ренни подтер, где набрызгало; Барб принесла большую сумку. Потом он засунул биту под кровать. Снова взять ее в руки было приятно, сразу живо вспомнилось, до чего здорово было заколачивать старину Виктора назад в могилу, и оттого произошла крепкая и быстрая эрекция.
Барб живо смекнула, что к чему, и они управились до того, как явилась полиция. Барб в который раз повторила, что с Виктором у нее такого никогда не было, а Ренни улыбался, гладил ее волосы и думал, что она может, наверное, и мяч футбольный через соломину всосать. Виктор Джекс никогда бы не связался со слабосильной бабенкой. Да и Ренни такая бы не прельстила.
Затем явилась Власть, и Ренни с Барб принялись рассказывать сказки.
Похороны редко бывают веселыми. В свои двадцать с небольшим лет ни Ренни, ни Барб особого опыта в этом деле не имели, но справились неплохо. Вырядились в черное, как положено, держались за руки, проливали крокодиловы слезы, пока останки Виктора Джекса, по мере сил приведенные в приличный вид и уложенные в гроб, переправлялись на шесть футов ближе к аду.
Через полчаса после церемонии они уже явно не выглядели расстроенными, да и черных одежд на них больше не было. По правде сказать, вообще никаких не было.
Однако у Ренни имелся повод злиться. Его жутко раздражала привычка Барб мчаться в туалет сразу после… ну, после этого самого. Даже пошутил как-то: «Малышка, я так стараюсь тебе кое-что передать, а ты мгновенно все сливаешь в унитаз». Барб сморщила носик: фу как грубо. На ее лице было прямо написано возмущение от столь вульгарного и плоского юмора. И тут же она помчалась опорожняться.
Ну ладно. Ренни философски вздохнул и повернулся на правый бок, намереваясь сладко вздремнуть. Отлично все получилось!
А Барб, засевшая в ванной, долго таращилась в зеркало, сама не зная зачем. Виктор ударил ее именно здесь. И сделал с ней это самое прямо в ванной, а здесь так тесно и неудобно заниматься любовью. Было у Виктора жуткое свойство: выходить из себя за считаные секунды, прямо взрываться. С ним рядом — точно с питбулем на хлипком коротеньком поводке. И не угадаешь заранее, когда он превратится в машину убийства. Это от многого зависит: голоден ли, давно ли злится, нравишься ли ему, раздражает ли твой запах. Такой он был, Виктор Джекс. Точно как питбуль.
Но когда Виктор касался ее большими крепкими теплыми руками, лапал всю, расстегивал, стягивал, раздевал, говорил, как она желанна, как он ее хочет, касался в самых тайных местах: внутренней стороны бедер, округлости ягодиц, грудей снизу, чисто выбритых подмышек… О боже… Она вся делалась влажной, текла, он всю ее наполнял, у нее чуть ли не галлюцинации случались от наслаждения, и как она потом замечательно спала! Сам секс никогда не был насильственным, но тем не менее Виктор все-таки ее бил.
Барб знала, до чего отвратительны извинения мужчины после того, как он тебя поколотит. Привыкнуть к этому нельзя, и ситуация никогда не станет лучше.
Виктора Джекса она повстречала вскоре после того, как сменила профессию с официантки на танцовщицу. Грудь у нее была небольшая, зато бедра и ноги если и не очень красивые, то вполне симпатичные. А зарабатывать на жизнь танцами гораздо приятнее, чем допоздна бегать с подносами и надеяться на чаевые. Еще хотелось разнообразия, чего-то необычного. И вот появился Виктор — для пущего эффекта ему только клубов дыма не хватало.
К моменту встречи с Барб Виктор давно и прочно сидел на аптечном декседрине и уже начал переходить на порошковый метедрин. Виктор собирал старые «харлеи» для жирных белых богатеев, которые хотели казаться рокерами, а еще крутые мощные тачки для дятлов с пухлыми кошельками. Виктор платил Барб, чтобы она танцевала на столе, а еще за то, чтобы она просто сидела, а он на нее смотрел. Менеджер такого не одобрял. Виктор не стал устраивать сцен, просто улыбнулся и показал пачку денег. Для Барб, чьи представления о любви сводились к приказу «кончай трындеть и ложись», это была Любовь с большой буквы. Неделя прошла в таких вот странных ухаживаниях, а потом Барб согласилась жить с Виктором.
