Рут Ренделл - Волк на заклание. Отель «Гранд Вавилон»
— Зачем ей лгать? — усмехнулся Вексфорд. — Зачем? Скажите мне, Майк, разве она произвела на вас впечатление лгуньи?
Берден с сомнением покачал головой и последовал за старшим инспектором к автомобилю, в котором их дожидался Дрейтон.
— Во всяком случае я не верю, что она ее потеряла, — сказал он.
— Нет, но ведь она вполне может думать, что потеряла, — быстро сказал Вексфорд. — Конечно же кто-то украл ее. Кто? Старый приятель Смита? Вы знаете, чем нам предстоит сейчас заняться? Проверить, нет ли хотя бы самой незначительной связи между друзьями Смита, друзьями миссис Энсти и приятелями Аниты Марголис.
Предостерегающий крик за спиной заставил сыщиков ускорить шаг. Трактор в последний раз дернул, и со страшным грохотом канат перерезал стену, как проволока — сыр в бакалейной лавке. И тут же все исчезло в громадном облаке желтой пыли. На месте дома теперь не было ничего, кроме столба желтоватой пыли, сквозь который просвечивало чистое голубое небо.
— Вот и все, что осталось от Джефри Смита, — сказал Вексфорд. — Пошли, я хочу чаю.
У этой связи нет будущего, думал Дрейтон. В его тщеславных мечтах не было места для такой девушки, как Линда Гровер. Ступени лестницы, по которой он шел наверх, не выдержат ее веса. Теперь, оглядываясь назад, он видел, что виновен: он связал себя с девушкой, отец которой на дурном счету у полиции; он совершил ошибку, начав ухаживать за ней; наконец, он повел себя как круглый дурак, став ее любовником. Это последнее слово с его эротическими ассоциациями заставило его задрожать, но отнюдь не из опасений за свое будущее или карьеру.
Может быть, она продажна и ее можно купить. Она была продажной наверняка, как все ее окружение. Вексфорд тоже не сомневался в этом. Вексфорд велел ему — хотя и не представлял себе, что означает это для Дрейтона, — оставить ее в покое. У него появился шанс — повиноваться, отступить и, отступая, выработать в себе стойкость против ее чар, санкционированную авторитетом шефа.
Он взял свое пальто с капюшоном и спустился по ступенькам полицейского участка. Надевать пальто не стоило, вечер стоял теплый. Коуторну придется сегодня обойтись без дневной выручки за машину. Дрейтон зашел в библиотеку и сел над книгой по психопатологии.
Было семь, когда Дрейтон вновь вышел на улицу. Библиотека уже закрывалась. Киоск Гровера тоже уже не работал, и всего безопаснее было пойти к себе на квартиру по Хай-стрит. Когда Дрейтон оказался возле остановки, подошел автобус по маршруту Стоуэртон — Форби, и молодым человеком овладело сильнейшее искушение сесть на него и уехать за город, куца глаза глядят, затеряться, забыть себя самого, раствориться в теплом вечернем воздухе. Но искушение это почти мгновенно сменилось ужаснувшим его самого чувством обреченности. Он вдруг понял, что бежать поздно, что необъятный зеленеющий мир недостаточно велик, чтобы вместить его и ее, если они не будут вместе. Он вдруг продрог и прибавил шагу, как человек, старающийся ускорить кровообращение, чтобы согреться в холодный день.
И тут он увидел ее. Она сходила со стоуэртонского автобуса, и молодой приятный мужчина помогал ей спуститься с подножки и снять сумку на колесиках, полную скрученного свежевыстиранного белья. Она улыбнулась, поблагодарила молодого человека, и Дрейтону почудилось, что ему она никогда, не улыбалась так кокетливо, так соблазнительно. Ревность душила его.
Избежать встречи было невозможно. Он потерял волю и желание уклониться от нее. Он помнил слова Вексфорда, но помнил так, как вспоминают проповедь, настолько скучную и фальшивую, что клонит в сон. Но сейчас он проснулся.
— Не помочь поднести вашу сумку, мадам? Вернее, потолкать ее?
Она улыбнулась лишь слабым подобием улыбки, которую он только что видел на ее лице. Но и этого хватило. Оковы стали на свое место. Он как будто ощутил их холодное жесткое прикосновение.
— Мой шеф решил, что я готов перейти на работу в прачечную, — сказал Дрейтон, зная, что болтает глупости, что снова завлекает ее, как делал при каждой их встрече. — Он оказался прав. Кто же присматривает за магазином?
— Твой шеф о тебе хорошего мнения, — сказала она, и Дрейтон уловил в ее голосе собственнические нотки, услышал голос удовлетворения. — Я это заметила сегодня в кафе. — На ее лицо набежала тень. — Отец поднялся. Спина у него ужасно болит, но он говорит, что не может доверить нам вести его дело.
Дрейтону неожиданно захотелось увидеть ее отца. Он тихо вздохнул. Не так представлял он себе этот решительный и важный момент, не в таком месте и не при таких обстоятельствах. Он мечтал, что лет через десять он встретит прекрасную, образованную девушку. Отец — ученый со степенью, у матери — жемчуг на шее. Он станет владельцем наполовину деревянного загородного дома с садом и, может быть, с участком для выгула лошадей… Она отперла дверь лавки, и застарелый убогий запах встретил их.
Гровер стоял за прилавком, сгребая лопаткой конфеты, разбросанные по лотку. Его руки казались грязными, а на ободке кувшина, который он держал, Дрейтон заметил следы ржавчины. Дрейтон не ожидал, что отец Линды так молод. На вид ему было не больше сорока. Седина в тусклых темных волосах отсутствовала, возраст выдавали только рельефные желваки на скулах, напрягшиеся от сдерживаемой боли. Увидев дочь, Гровер поставил кувшин и схватился за поясницу.
— Твоя мать только что отбыла на вист, — сказал он, и голос его показался Дрейтону ужасным. — Она хочет, чтобы ты выгладила белье сегодня же вечером. — Гровер мрачно смотрел на дочь и разговаривал с нею так, словно в лавке больше никого не было.
— Тебе нужно лежать, — сказала Линда.
— А дело пусть идет ко всем чертям? Смотри, в каком беспорядке после тебя книжки.
Несмотря на темные волосы у отца и светлые — у дочери, внешне отец и дочь так походили друг на друга, что Дрейтон, сделав усилие, заставил себя не смотреть на них. Не дай Бог, он улыбнется, думал Дрейтон. Но риска, что Гровер улыбнется, не было.
— Все, пора всерьез приниматься за дела, — сказал он. — Мне все ясно. С завтрашнего дня никаких поблажек и передышек. — Он вышел из-за прилавка, будто собирался накинуться на дочь; в самом деле, угловатыми движениями он слегка напоминал изуродованного и загнанного в угол зверя. — Потом займусь машиной, — пробормотал он. — Вряд ли ты хоть раз помыла ее, с тех пор как я слег.
— Врач должен сначала поговорить с тобой, — с усталостью в голосе сказала Линда. — Почему ты не ляжешь в постель? Я здесь, я справлюсь.
Она взяла отца за руку — прямо как древнего старца, подумал Дрейтон.
Оставшись один, он почувствовал себя покинутым. Это место не для него, у него опять появилось, как в любой приход сюда, сильное желание вымыть руки. А что если Линда забудет о нем за домашними хлопотами и придется торчать здесь рядом с подозрительными журнальчиками, а может быть, припрятанными ножами, пока не настанет глухая ночь? Он ведь сознавал, что взят в плен и не может шагу ступить без ее позволения.
Казалось, вечность прошла, прежде чем Линда вернулась, и, стоило ей войти в лавку, он понял, что на лице его написаны рабская покорность и страстное ожидание.
— Нужно было развесить белье, — сказала она. — За вечер оно, конечно, не высохнет. Я сниму его днем, как на прошлой неделе. — Она подошла к нему, и он, как слепой, прикоснулся ладонями к ее лицу. — Нет машины на сегодняшний вечер? — спросила она. Он отрицательно покачал головой. — Тогда возьмем отцову.
— Нет, — отказался Дрейтон. — Пойдем просто погуляем.
Дрейтон знал, что она умеет водить. Он потеряет остатки достоинства, если позволит ей везти себя в автомобиле ее отца.
— Тогда завтра, — сказала она и долго не отводила взгляда от его глаз. — Обещай насчет завтра, Марк, ведь скоро отец сможет нормально двигаться и начнет всем командовать.
Дрейтону пришло в голову, что сейчас, попроси она — и он пообещает ей собственную жизнь.
— Помоги мне, — с внезапной дрожью в голосе попросила она. Дрейтон слышал неровные шаги больного человека наверху. — О, Марк, Марк…
Тропинка вдоль реки манила к себе покоем и уединенностью.
Дрейтон обнял Линду в том месте, где видел ее когда-то целующейся с другим, но он давно забыл о том поцелуе и вообще обо всем, что было до встречи с ней. Даже желания немедленно обладать ею он не чувствовал. Он хотел только одного — остаться с нею наедине в тишине, держать ее в объятиях и молча прижать свои губы к ее губам.
— Я думаю, у меня есть веские причины для того, чтобы пригласить вас сюда, — сказал Берден и встал, пропуская Вексфорда на деревянную скамью с высокой спинкой у окна. Как всегда в это время, бар «Оливковой Ветви и Голубки» был переполнен.
— До утра, конечно, нельзя было подождать, — пробурчал Вексфорд. — Не садитесь. Может, принесете мне пива, прежде чем начнете изливать душу?
