Дмитрий Сафонов - Радио Судьбы
Так оно и было. Белоусов подождал несколько секунд, но в трубке больше не раздалось ни слова. Тогда он аккуратно, словно боялся врезать стуком министру по ушам, положил трубку.
Дело сделано. Машина закрутилась.
В Генеральный штаб Министерства обороны РФ
Совершенно секретно Отпечатано в одном экземпляре
Канцелярия министра обороны РФ Приказ № 00417-76с.
Настоящим приказываю немедленно приступить к осуществлению комплекса мероприятий, предусмотренных ситуацией «Визит». Обеспечить тесное взаимодействие сил армии, региональных структур ФСБ, подразделений МВД и МЧС. Общее руководство операцией поручить генерал-лейтенанту Севастьянову Н. М.
Время: 11:19. Дата: 16.07.04. Подпись.
* * *
Десять часов пятьдесят четыре минуты. Аэродром «Дракино».
Володя Соловьев, худой белобрысый парень из серпуховской газеты «Новости дня» (довольно желтоватой газеты, это стоило признать откровенно), со всех ног бежал к своей машине, потрепанной белой «пятерке».
В животе приятно урчало – то ли оттого, что он только что первый раз в жизни прыгнул с парашютом (совмещал приятное с полезным: собирал материал для будущей статьи «Почему люди не летают?» плюс отрабатывал небольшой гонорар от аэроклуба – за ненавязчивую рекламу), то ли оттого, что на его глазах рождалась сенсация.
Он уже устал быть просто тезкой знаменитого телеведущего. Коллеги к его имени и фамилии – Владимир Соловьев – добавляли словечко: второй. Черт бы побрал того счастливчика, который успел родиться первым! Но Володя не собирался всю жизнь быть вторым.
Сначала он хотел взять псевдоним – в конце концов, сколько можно нюхать чужой выхлоп! Но редактор строго запретил:
– Подпись под газетной заметкой – это просто подпись. Фотографии там нет. А люди, когда видят узнаваемую фамилию, реагируют на статью немножко по-другому. Так что не вздумай! Иди работай!
Случайное совпадение играло ему на руку. Соловьева печатали чаще, чем других, более заслуженных и опытных репортеров, и это не замедлило сказаться на размере гонораров, хотя какие в провинциальном Серпухове гонорары? Не гонорары, а слезы!
Однако он сумел скопить на подержанную «пятерку», затем редакция вне очереди выделила ему профессиональный «Никон» – он стал верным другом и помощником в газетных делах, – а теперь Соловьев присматривался к небольшой, но очень милой квартирке на окраине города. Но самым главным было другое
Через третьи руки (а может, и через десятые, закулисные новости в газете распространяются бог весть какими путями!) до Соловьева дошло, что недавно им интересовался сам заместитель главного редактора Серпуховского регионального телевидения. Значит, на него имеют виды?
Он старался гнать от себя обидную мысль, что Серпухов-ТВ тоже захотело приобрести собственного «Владимира Соловьева», надеялся, что причина в другом – в его мастерстве журналиста. В его умении раскапывать интересные истории и преподносить их жадной до сенсаций публике как рождественского поросенка на серебряном блюде. И все же червячок сомнения грыз его душу и тихонько шептал совсем другое:
«Ты обречен навсегда остаться Владимиром Соловьевым-вторым. Твои имя и фамилия – просто товарный знак, доставшийся тебе, пусть и абсолютно законно, совершенно случайно. Однако не бесплатно, заметь. Теперь ты будешь отрабатывать нечаянную милость судьбы по полной программе!»
А вот этого ему очень не хотелось. Но... «Плох тот журналист, который не мечтает стать тележурналистом». И он мечтал.
Сегодня он приехал в Дракино, чтобы сделать небольшой репортаж о местном аэроклубе. Начальник, Александр Михайлович Трофимов, встретил его радушно, пожал руку и, отведя в сторону, сообщил, что для него прыжок не будет стоить ничего. Подарок.
– Ну зачем? Я могу и заплатить, – пробовал отказаться Володя. Редакция выделила ему необходимые деньги – ровно четыреста пятьдесят рублей и ни копейкой больше. Воистину щедрость газеты не знала границ.
– Нет, нет, нет. Ну что вы? – притворно ужаснулся Трофимов, похлопывая журналиста по руке. – Все – за счет, так сказать, приглашающей стороны.
Ну что же? Его это устраивало. Четыреста пятьдесят рублей останутся в кармане. Это совсем неплохо.
Он получил парашют, шлем. Загрузился в зеленое брюхо «Ми-8», дождался своей очереди и прыгнул.
Прыгнуть оказалось несложно. И совсем не так страшно, как он себе представлял. Но в статье-то он, конечно, напишет по-другому.
«...борьба разума и воли... Мозг, понимая, что прыжок с тысячи метров может оказаться последним поступком в твоей жизни, никак не решается отдать команду ногам переступить порог. Но воля и еще какой-то древний мужской инстинкт – охотника и победителя – заставляют его переступить...»
Что-нибудь в таком духе. Здесь главное – не переборщить. А то ведь можно запугать читателя до такой степени, что все будут обходить аэроклуб стороной. Надо как-то умело балансировать на грани. Ничего, слова придут.
Когда он сядет дома за свой ноутбук (тоже внеочередная и почти незаслуженная льгота от редакции, его-то коллегам приходилось печатать свои материалы на редакционном компьютере, большом и гудящем, как стиральная машина), слова найдутся. Ему бы только не забыть свои ощущения и образы.
Соловьев-второй приземлился очень мягко, собрал купол и быстро пошел к башенке аэроклуба. На аэродроме делать было больше нечего. Он хотел поскорее добраться до дома и закончить статью еще сегодня.
Но едва он подошел к башенке, как острое чутье охотника за «жареными утками» подсказало ему – здесь что-то случилось.
Собственно, и не требовалось обладать никаким чутьем. И так все было видно. На траве лежало тело, накрытое выцветшим брезентом, неподалеку от него сидел какой-то мужик с зеленым лицом. На мужике был комбинезон, а на комбинезоне – остатки завтрака. Глаза у мужика не выражали ничего, кроме тупого страха.
К Володе подскочил Трофимов и попросил – он еще мог сдерживаться, поэтому не кричал, а просил – срочно покинуть аэродром.
– Видите ли, у нас возникла нештатная ситуация... Такое не часто бывает. Несчастный случай. Вероятность – один из миллиона. Но, поверьте, никто не застрахован...
Он говорил округлыми обтекаемыми фразами, никакой информации, просто общее ощущение БЕДЫ. А Соловьеву ужасно хотелось знать подробности, он был как раз из тех, кто с удовольствием рассуждает в доме повешенного о разновидностях веревок, узлов и мыла.
Но Трофимов крепкой рукой приобнял Соловьева за талию и направил к дорожке, ведущей к шоссе.
– В другой раз, ладно? – Он почти извинялся перед этим зеленым мальчишкой и очень злился на себя за это, но другого выхода не было – четвертая власть, будь она неладна. Поди узнай, что там в голове у этого парня. Что он может написать в своей газетенке? – Я вам перезвоню, хорошо? Может, кое-что расскажу, но... Я вас очень прошу – пока никому ни слова. Еще ничего не ясно.
– Да, я понимаю, – кивнул Соловьев, мысленно прикидывая: четыреста пятьдесят рублей – достаточная плата за молчание или нет? В конце концов, вовсе не обязательно писать о ТРАГЕДИИ на аэродроме. Можно ограничиться первоначальным замыслом, но...
Что-то подсказывало ему, что он сильно пожалеет, если хотя бы не попытается узнать, что случилось.
Такие решения принимаются мгновенно. Наверное, хирург, в ходе совершенно безобидной операции наткнувшийся на зловещую опухоль, тоже хватается за нож, скальпель, ланцет... Или за что он там хватается? Ведь не только за голову!
Но хирург не испытывает при этом того радостного возбуждения, которое наполняло Соловьева-второго. Или испытывает? Да черт с ним, с хирургом! Не до него сейчас.
Соловьев дошел – почти добежал – до своей машины и достал из багажника «Никон» с мощным объективом. Вертолет! Вот что показалось ему странным. Вертолет должен был подняться на четыре километра, чтобы сбросить спортсменов, но вместо этого он полетел куда-то в сторону... В сторону чего?
Соловьев попытался прикинуть: что там, за этим лесом? Какой крупный населенный пункт? Калуга? Нет, есть что-то пораньше. Ферзиково? Да, скорее всего Ферзиково. А что могло случиться в Ферзикове? Из лесу вышел батальон снежных людей? Или зеленых монстров-убийц? Или? ЧТО ТАМ ПРОИЗОШЛО?
Удача сама плыла к нему в руки.
Он прыгнул в машину, положил фотоаппарат на пассажирское сиденье, завел двигатель и резко взял с места. Надо спешить. Хороший журналист – тот, кто прибывает на место происшествия первым. Говорят, в Москве есть асы, умудряющиеся приехать раньше милиции и «скорой». Ну, мы, положим, тоже не лаптем щи хлебаем.
Соловьев нашел в белесом прозрачном небе черную точку вертолета и устремился к ней. Выехав на шоссе, он повернул-направо, хотя родной Серпухов был в другой стороне. На секунду ему подумалось, что это может быть опасно. «Ну, конечно, может! Это ДОЛЖНО быть опасно! А иначе как ты продашь тираж? Как ты всучишь ста тысячам человек четыре страницы дешевенькой желтой бумаги по цене дорогой оберточной фольги?»
