Грег Айлс - Кровная связь
– Мы полагаем, пистолет был с глушителем.
– Для рядового, может быть, даже дамского пистолета?
– Да сейчас можно раздобыть глушитель для чего угодно. Мне случалось находить в гаражах глушители для автоматов и пулеметов.
– Наверное, ветеран Вьетнама должен знать, как изготовить такую штуку. Тело Колхауна нашла прислуга?
– Точно. Работает у него уже семь лет.
Пока я обдумываю факты, пытаясь обнаружить нечто общее, снова раздается звонок сотового телефона Шона. Он смотрит на дисплей, потом переводит взгляд на меня.
– Это Джон Кайзер. Он тоже служил во Вьетнаме. Интересно, что он думает обо всем этом.
Шон отвечает, потом несколько секунд молча слушает. Когда он нажимает кнопку отбоя, на лице у него написано изумление.
– Что такое? Что случилось?
Он качает головой, словно не в силах поверить в происходящее. Лицо его заливает смертельная бледность.
– Двадцать минут назад Натан Малик позвонил в штаб-квартиру оперативной группы и заявил, что хочет поговорить с тобой.
Кровяное давление у меня падает на двадцать единиц.
– Этого не может быть!
Шон пристально смотрит мне в глаза, и я догадываюсь, что сейчас последует нечто ужасное.
– Ты еще не все знаешь. Кайзер стоит за дверью.
– За какой дверью? Здесь? У моего дома?
– Он знал, что я здесь, Кэт.
– О господи! Они что, следят за тобой?
– Понятия не имею. Может быть, Джо сказал им, что я здесь.
Резкий стук эхом прокатывается по дому. Мы оба резко поворачиваемся к двери в гараж, словно ожидая, что она вот-вот рассыпется, но ничего не происходит.
Шон смотрит на меня, как кролик на удава. Он явно паникует.
Я бессильно пожимаю плечами.
– Полагаю, тебе лучше впустить нашего друга.
Глава пятнадцатая
Специальный агент Кайзер выше Шона ростом и тоже заполняет все пространство моей кухни, хотя и по-другому. Он выглядит более вещественным, плотным, что ли. И хотя он явно сдержаннее вспыльчивого Шона, совершенно очевидно, что, если в том возникнет необходимость, он способен двигаться и действовать очень быстро. Дружелюбное выражение на его лице, которое я видела на месте преступления в доме ЛеЖандра, исчезло, уступив место пронзительному взгляду, от которого ничего не укроется.
– Доктор Ферри, – приветствует он меня коротким кивком.
– Это что, шутка? – спрашиваю я. – Очевидно, вы, ребята, решили напугать Шона и меня?
– Никаких шуток. Натан Малик попросил разрешения побеседовать с вами наедине. – Выражение глаз Кайзера говорит мне, что он не лжет. – У вас есть какие-либо соображения относительно того, зачем ему это понадобилось?
– Нет. Разумеется, нет.
– Вы действительно рассказали мне все, что помните о том времени, когда были знакомы с ним, учась в медицинской школе в Джексоне?
– Абсолютно все.
Кайзер смотрит на Шона, потом переводит взгляд на меня.
– Может быть, вы что-нибудь попросту забыли о том периоде?
– Что вы имеете в виду?
– Вы сказали мне, что в то время довольно много пили.
Неуклюжая попытка со стороны агента ФБР вести себя тактично только усиливает ощущение вторжения в мою личную жизнь. Я бросаю взгляд на Шона, но он смотрит прямо перед собой, сжав зубы.
– Что, черт побери, вы хотите этим сказать? Что происходит?
Кайзер не отводит взгляда.
– Вы понимаете, что я имею в виду.
Я делаю шаг назад, пытаясь взять себя в руки и успокоиться.
– Помню ли я все, что происходило на этих вечеринках? Каждое слово и каждый жест? Разумеется, нет. Но самое существенное я, естественно, помню.
– Вы никогда не вырубались в присутствии Натана Малика?
– Проклятье! Нет, конечно. А он что, утверждает обратное?
– Доктор Малик вообще ничего не говорит, доктор Ферри. Я всего лишь пытаюсь уточнить кое-что.
– Я никогда не вырубалась в его присутствии.
– А вы всегда помните, как теряли сознание?
– Откуда вам вообще известно, что я вырубалась и теряла сознание? – ядовито интересуюсь я, в бешенстве глядя на Шона. – Послушайте, я встречалась с Маликом, когда его звали по-другому, больше десяти лет назад. Он пару раз пытался меня снять. Я отвергла его. Это все.
Кайзер явно сбит с толку.
– Тогда почему сейчас он хочет побеседовать с вами? Похоже, он выбрал неудачное время, чтобы возобновить случайное знакомство, вам не кажется?
– Спросите об этом у него!
– Он не желает разговаривать с нами. Он хочет побеседовать с вами.
Внезапно я понимаю, зачем пришел Кайзер.
– Вы ведь хотите, чтобы я поговорила с ним, верно? С Маликом, я имею в виду.
Лицо агента ФБР ничего не выражает.
– А вы сами хотите побеседовать с ним?
– Я не стану отвечать на этот вопрос.
– Почему?
Я сердито качаю головой.
– Не играйте со мной в свои игры, агент Кайзер. На ваш вопрос не может быть правильного ответа. Если я скажу, что хочу разговаривать с Маликом, вы заподозрите, что у меня была с ним связь. Если я скажу, что не желаю с ним видеться, вы спросите: «Почему?» – как будто я что-то скрываю. Вы хотите чтобы я поговорила с этим человеком или нет?
Кайзер извиняющимся жестом выставляет перед собой руки.
– Похоже, мы не с того начали. Это моя вина. Почему бы нам не присесть? – Он жестом указывает на кухню.
Я остаюсь стоять, а он опускается на стул и ждет. Я смотрю на Шона, тот пожимает плечами и усаживается справа от Кайзера. Спустя мгновение я сажусь напротив агента ФБР.
– Я знаю, что положение сложилось непростое, – начинает Кайзер. – Но это все пустяки по сравнению с тем, что обрушится на вас, когда вы переступите порог своего дома. У нас два убийства, совершенных за три дня. Газетчики сходят с ума. Если они узнают, что Малик попросил предоставить ему возможность побеседовать с вами, будет очень плохо. Если они узнают о… – Кайзер кивает на Шона и меня, – вы оба можете распрощаться с карьерой.
– Почему это? – спрашивает Шон вызывающим тоном. – У нас роман, пусть так. Это не имеет никакого отношения к работе.
Кайзер смотрит на стол, на котором разложены фотографии места преступления и копии полицейских рапортов и отчетов.
– Дерьмо… – бормочет Шон.
Я вижу по его лицу, что он с трудом верит в происходящее. Он думает о жене и детях. О своей отставке. Я чувствую себя еще более одинокой и покинутой, чем прошлой ночью.
– Ребята, я вам сочувствую больше, чем вы можете себе представить, – говорит Кайзер. – Женщину, с которой живу, я встретил во время расследования одного громкого убийства. В то время я не был женат, но вполне могу представить, каково вам приходится. О'кей? Но прямо сейчас мы с вами должны сосредоточиться на этом деле. Если мы его раскроем, то попутно сами собой решатся и другие проблемы.
– Откуда вы узнали о нас? – спрашивает Шон. – Откуда вы узнали, что я здесь?
Кайзер бросает на него выразительный взгляд, словно хочет сказать: «Не держите меня за дурака», после чего оборачивается ко мне:
– Вы правы, доктор Ферри. Если вы осознаёте всю важность этой встречи, я бы хотел, чтобы вы побеседовали с Маликом. Судья почти наверняка вынесет сегодня решение о его аресте за неуважение к суду. Малик наотрез отказался предоставить нам имена своих клиентов или истории их болезней. Что до меня, то я бы предпочел пока оставить его на свободе, но на нас оказывают сильное давление. Так что нам нужен хотя бы какой-то сдвиг или прорыв в этом деле. Мы и так уже находимся в противостоянии с Маликом. Прежде чем мы арестуем его и он предстанет перед судом, я бы хотел выудить из него все, что только возможно. А поскольку он обратился с просьбой устроить ему разговор с вами, нам представилась уникальная возможность добиться этого.
– Но…
– Встреча подобного рода, конечно же, является рискованной, причем во всех смыслах. Прежде чем решиться на нее, нам с вами предстоит весьма откровенный разговор. И здесь не должно быть места обидам или уязвленному самолюбию.
Джон Кайзер всего на три или четыре года старше Шона, но в нем чувствуется искренность и такая глубина натуры, что последний рядом с ним выглядит просто мальчишкой. И еще усталость, которая не имеет ничего общего с возрастом… Шон далеко не мальчик. Он ветеран отдела по расследованию убийств, и ему многое довелось повидать на своем веку. Интересно, что же пришлось пережить фэбээровцу, от чего он так постарел?
– Я понимаю, – отвечаю я. Перспектива оказаться лицом к лицу с Натаном Маликом и поговорить с ним вызывает у меня странное возбуждение. – Задавайте свои вопросы.
– Ваш отец служил во Вьетнаме, правильно?
– Правильно.
– Один срок? С шестьдесят девятого по семидесятый год?
– Да.
– А в восемьдесят первом он был убит?
Я подавляю желание выразить свое неудовольствие.
