Марио Пьюзо - Крестный отец (перевод М.Кан)
Опять стояли, курили; прошло минут десять, не больше, и ночную тишину внезапно разорвал вой полицейской сирены. С Девятой авеню с визгом вывернулась патрульная машина и подлетела к больнице. Следом остановились еще две полицейские машины. Улицу перед больницей мгновенно запрудили люди в полицейской форме и в штатском. Майкл облегченно вздохнул. Ай да Санни, быстро связался с кем надо... Он пошел к ним навстречу.
Двое здоровенных полицейских схватили его за руки. Третий обыскал. По ступеням поднимался плотный мужчина в форме капитана полиции, с золотым галуном на фуражке; подчиненные почтительно расступились. Несмотря на солидное брюшко и седину на висках, капитан шел бодрой, пружинистой походкой. Кирпичное лицо его пылало. Он подошел к Майклу и прорычал:
― Я полагал, все итальянское хулиганье у меня под замком! Кто такой, какого дьявола здесь ошиваешься?
Кто-то из полицейских, стоя рядом с Майклом, подал голос:
― Этот чист, капитан.
Майкл не отозвался. Холодно, в упор, он рассматривал лицо капитана, вглядывался в его голубые, с металлическим блеском глаза. Агент в штатском объяснил:
― Это Майкл Корлеоне, сын дона.
Майкл спросил спокойно:
― Куда девались агенты, которых поставили охранять моего отца? Кто их убрал с поста?
Кирпичное лицо капитана сильнее налилось кровью:
― Ты что, бандит, указывать мне вздумал? Ну, я их снял! Плевать мне, хоть напрочь перестреляйте друг друга, гангстеры поганые! Я бы лично палец о палец не ударил, чтобы охранять твоего папашу. А теперь ― пшел отсюда! Проваливай с этой улицы, щенок, и чтоб ноги твоей тут не было в неприемные часы!
Майкл все так же пристально вглядывался в его лицо. Слова капитана не задевали его нисколько. Он лихорадочно соображал. Неужели в той первой машине сидел Солоццо и увидел, что у входа в больницу стоит он? Неужели Солоццо позвонил капитану полиции и сказал: «С какой стати у больницы трутся люди Корлеоне, когда вам заплачено, чтобы их оттуда убрать»? Неужели Санни прав, и все это ― часть продуманного плана? Очень похоже.
Все еще невозмутимо он сказал капитану:
― Я не уйду, пока у палаты моего отца не выставят охрану.
Капитан даже не потрудился ответить. Он бросил агенту, стоящему рядом:
― Фил, забери щенка и посади под замок.
Агент возразил с сомнением:
― Этот парень чист, капитан. Он герой войны, никогда не ввязывался в их игры. Газеты поднимут хай.
Капитан, багровый от ярости, надвинулся на него:
― Кому сказано, взять и запереть!
Мысль у Майкла работала все так же четко ― гнев не туманил ему голову. И внятно, с обдуманным злорадством, он произнес:
― Капитан, хорошо заплатил вам Турок, чтобы вы сдали ему отца?
Капитан обернулся. Он гаркнул двум дюжим полицейским:
― А ну, подержите его!
Майкла схватили за руки, прижали их к бокам. Он увидел, как, описав дугу, внушительный кулак капитана подлетает к его лицу, и попытался уклониться. Удар пришелся по скуле. В голове Майкла точно разорвалась граната. Рот наполнился кровью и мелкими косточками ― он понял, что это зубы. Щека раздулась, как будто ее накачали воздухом. Ноги сделались невесомыми ― он упал бы, если б его не держали те двое. Но он не потерял сознания. Агент в штатском шагнул вперед, заслоняя Майкла от второго удара. Он крикнул:
― Господи, да вы его изувечили!
Капитан объявил громко:
― Я его пальцем не трогал. Он сам ко мне полез ― и оступился. Ясно? Оказал сопротивление при аресте.
Сквозь красный туман Майкл видел, как к больнице одна за другой подъезжают еще машины. Из них высыпали люди. В одном он узнал адвоката Клеменцы ― тот любезно, уверенно говорил капитану:
― Семья Корлеоне обратилась к частной сыскной компании и договорилась об охране мистера Корлеоне. У этих людей, что со мной, есть право на ношение оружия. Если вы арестуете их, капитан, завтра утром вам придется давать объяснения в суде.
Адвокат взглянул на Майкла.
― Вы не желаете выдвинуть обвинение против того, кто вас так отделал? ― спросил он.
Майклу было трудно говорить. Нижняя челюсть едва смыкалась с верхней, но он все же справился кое-как.
― Я оступился, ― выдавил он. ― Оступился и упал.
Он заметил торжествующий взгляд капитана и попробовал усмехнуться в ответ. Хотелось во что бы то ни стало скрыть от чужих глаз ледяную твердую ясность, подчинившую себе его мозг, ― лютую, холодную ненависть, заполнившую каждую клетку его тела. Это было восхитительное ощущение. Он не желал, чтобы хоть одна живая душа догадалась, что он чувствует в эту минуту. Отец точно так же не пожелал бы. Потом он понял, что его несут в больницу, и потерял сознание.
Утром, когда он проснулся, оказалось, что на его челюсть наложены шины и с левой стороны недостает четырех зубов. У его постели сидел Хейген.
― Мне давали наркоз? ― спросил Майкл.
― М-хм, ― Хейген кивнул. ― Надо было удалить из десен обломки зубов ― решили, что будет чересчур болезненно. Да ты все равно фактически вырубился.
― Остальное все цело? ― спросил Майкл.
― Цело, ― сказал Хейген. ― Санни считает, тебе лучше быть дома. Скажи, дорогу перенесешь?
― Конечно, ― ответил Майкл. ― Как дон?
Хейген покраснел.
― Теперь, по-моему, мы решили проблему. Наняли частных сыщиков ― весь квартал ими наводнен. Об остальном ― давай в машине.
Машину вел Клеменца, Майкл с Хейгеном сидели позади. В голове у Майкла пульсировала боль.
― Так что на самом-то деле произошло вчера вечером ― удалось это выяснить?
Хейген спокойно заговорил:
― У Санни есть в полиции свой человек ― Филипс, тот агент, что пытался за тебя вступиться. Он выдал нам весь расклад. Макклоски, этот капитан, с первого дня, как начал служить в полиции, очень крупно берет на лапу. В том числе и от нашей семьи. Жаден без удержу и оттого ненадежен в деловом отношении. Но уж Солоццо, по-видимому, отстегнул ему свыше всякой меры. Как только закончились приемные часы, Макклоски взял всех людей Тессио, которые охраняли больницу внутри и снаружи. Кое-кто из ребят имел при себе оружие ― это тоже сыграло свою роль. Потом Макклоски снял легальный пост охраны у дверей палаты. Говорит, эти двое ему срочно понадобились, а на их место должны были заступить другие, но неправильно поняли задание. Брехня. Элементарно подкупили, чтобы сдал дона Турку. Причем Филипс особо подчеркнул ― такой, как он, теперь уж не успокоится. Наверняка Солоццо и для начала не поскупился, а уж по исполнении и подавно обещал озолотить.
― О том, что я пострадал, в газетах было?
― Нет, ― сказал Хейген. ― Об этом мы умолчали. Огласка никому не нужна. Полиции ― явно нет. Нам тоже.
― Правильно, ― сказал Майкл. ― А паренек этот ― Энцо ― успел уйти?
― Да уж, ― сказал Хейген. ― Оказался шустрей тебя. Как только явились полицейские, вмиг исчез. Рассказывает, что был с тобою, когда Солоццо проезжал мимо. Верно это?
― Точно, ― подтвердил Майкл. ― Малый стоящий.
― Что ж, мы в долгу не останемся, ― сказал Хейген. ― Ты себя чувствуешь нормально? ― Лицо у Хейгена стало озабоченным. ― Вид у тебя паршивый.
― Нормально, ― сказал Майкл. ― Так как, бишь, его звать-то, капитана?
― Макклоски. Кстати, тебе будет приятно узнать, может быть, что семья Корлеоне начала все же сравнивать счет. Бруно Татталья ― сегодня в четыре утра.
Майкл выпрямился.
― Как так? Я думал, решено было ждать.
Хейген пожал плечами:
― После того, что случилось в больнице, Санни занял жесткую позицию. Всюду по Нью-Йорку и Нью-Джерси приведены в готовность боевики. Вчера же вечером и список утвердили. Я пытаюсь удерживать Санни, Майк. Может, и ты попробуешь? Пока еще есть возможность уладить все это путем переговоров и избежать большой крови.
― Попробую, ― сказал Майкл. ― Он что, с утра собирает совет?
― Придется, ― сказал Хейген. ― Солоццо наконец подал голос, готов сесть за стол переговоров. Посредник уже улаживает детали. А значит, наша взяла. Солоццо понимает, что проиграл, ему бы теперь только остаться живу. ― Хейген помолчал. ― Возможно, посчитал, что раз мы не даем сдачи, стало быть ― слабый сок, бери нас голыми руками. Теперь, когда у Татталья одним сыном стало меньше, сообразил, что мы ― народ серьезный. Он, вообще, затеял адски рискованную игру, когда попер против дона... Между прочим, насчет Люки все подтвердилось. Его убили ночью накануне покушения на твоего отца. В клубе Бруно Татталья. Представляешь?
Майкл сказал:
― Тогда неудивительно, что его застали врасплох.
Въезд на площадку в парковой зоне перегораживала длинная черная машина. Рядом, прислонясь к капоту, стояли двое. В двух домах справа и слева, отметил Майкл, верхние окна были открыты настежь. Черт, видно, Санни и впрямь перешел от слов к делу.