Лесли Форбс - Лед Бомбея
«Даже в наименее вдохновляющих творениях Шармы операторская работа Салима приковывает внимание зрителя. Его камера обладает способностью отыскать нечто поэтическое в самом омерзительном и грязном подонке».
Мне же казалось, что Салим обладает гораздо более важным даром, если не для коммерческого успеха, то по крайней мере для успеха у критики – выявить в самом рядовом статисте настоящую актерскую индивидуальность.
Для того чтобы обойти всю съемочную площадку Проспера, представлявшую собой копию Красного Форта в реальную величину с регулярным парком в стиле Великих Моголов, с тутовыми и гранатовыми деревьями и почти настоящей деревней, у меня в нынешнем состоянии не хватило бы сил. Деревня, будучи бутафорской, тем не менее, как разъяснил Салим, занимала в два раза больше места по сравнению с деревней реальной, так как домики должны были соответствовать требованиям индийского зрителя, которому хочется видеть свою жизнь лучше, чем она есть на самом деле, с настоящей канализацией, например.
Я спросила у Салима, не собирается ли Проспер помимо «Бури» снимать какую-нибудь другую картину на исторический сюжет, на что он ответил, что передо мной типичная бомбейвудская съемочная площадка, на которой снимается традиционная здешняя продукция.
– Банды, контрабандисты, перестрелки. – Он замолчал на мгновение, припоминая столь же традиционные для конца XX века развлечения. – Торговцы наркотиками, изнасилования. Ничего из ряда вон выходящего. Герой – безработный деревенский парнишка. – Салим улыбнулся. – При этом, однако, его одежда стоит значительно дороже той, которую могут себе позволить многие из наших статистов. Конечно, все это бесконечно далеко от художественных стандартов господина Проспера, но благодаря деньгам, полученным за фильм, он может посвятить несколько недель работе над «Бурей».
– Ваше съемочное расписание за последние шесть месяцев представляет собой, по-видимому, нечто маниакальное. Можно мне на него взглянуть?
– Я могу это организовать.
Салим провел меня в дальний конец студии, где стояла целая армия индийских богов всевозможных размеров, от домашних статуэток до монументальных храмовых статуй. Их с помощью разных технологий изготовляет отдел реквизита, пояснил Салим, после чего изображения выставляют на улицу с тем, чтобы они приобрели «патину времени».
– Необходимая вещь в том случае, если хочешь добиться настоящей достоверности.
– Наверное, у Проспера уходит на это целое состояние. – Я наклонилась, чтобы полюбоваться резным узором на декорации, изображавшей храм, но Салим взял меня за руку и отвел от него. – Боюсь, наша реконструкция древнего храма настолько правдоподобна, что даже привлекла храмовую кобру. Очень крупный экземпляр, по меньшей мере метр с четвертью длиной. Она чуть не укусила одного статиста, забравшегося под лестницу, чтобы принять дозу домашней водки, которую ему, несмотря на все запреты, удалось пронести на студию. На его счастье, змея попыталась вначале испробовать свои клыки на бутылке.
– Надеюсь, самогон пришелся ей по душе. Это была королевская кобра?
– Нет, это была «наджа-наджа» – от санскритского «нага», что, как вам известно, означает «змея», – настоящая индийская кобра, как определил тот «счастливчик», очень темного цвета. Хотя, конечно, бывают и совсем белые кобры. Но они очень редки, как и негры-альбиносы.
– Как же этот парень ухитрился ускользнуть целым и невредимым?
– Как утверждает ваш знаменитый эксперт по кобрам Р. Мелл, если вам удастся сохранить необходимое в данной ситуации спокойствие и хладнокровие, вы можете приблизиться к кобре, после чего следует легким, но твердым движением руки толкнуть верхнюю вертикальную часть тела змеи так, чтобы она потеряла равновесие и опрокинулась назад. – Салим улыбнулся. – Наш статист оказался не столь начитан в трудах мистера Мелла и не смог на практике проверить его теорию. Но отец парня был заклинателем змей, и потому он знал, что для кобры самое важное – зрение. Если оно направлено на движущуюся руку, например, то кобра уже больше ни на что не обращает внимания.
– Привет тебе, Сеша, – сказала я, почти без иронии в голосе, и поклонилась храмовым ступеням.
Сеша – это черная змея, на тысяче головах которой держится вся вселенная. В индуистской мифологии Земля подобна старому Бомбею до начала освоения морских территорий. На ней семь островов и семь морей, а под Землей один под другим располагаются семь миров, населенные демонами и полубогами, а под этими семью мирами – Сеша.
Салим улыбнулся:
– Значит, вам известны наши сказания, мисс Розалинда?
– Я на них выросла. Мать говорила мне, что воистину мудрый индиец одновременно живет в нескольких эпохах. Индия подобна стене, учила она меня, с которой счистили побелку и обнажили граффити предшествующих поколений.
– Возможно, поэтому так много времени у нас уходит на любые перемены, – сказал Салим. – Во всем вокруг мы видим слишком много разнообразных смыслов одновременно.
– Как Проспер. Он ведь работает над «Бурей» уже, кажется, лет двадцать?
Мое замечание явно задело Салима.
– Нам удается выкроить на съемки «Бури» максимум четыре недели в год. Если измерять работу в кино под этим углом зрения, то у Копполы на его шедевр «Апокалипсис сегодня» ушло значительно больше времени. А у Орсона Уэллса на «Дон Кихота» и того больше, и он к тому же фильм и не закончил. Ну, конечно, кто же станет отрицать, что у нас большие сложности с этим фильмом... вначале гибель миссис Шармы, потом резкий рост расходов практически на все – сами понимаете, такая грандиозная эпопея, – изменения в сценарии...
– А кстати, можно мне посмотреть сценарий?
– Я принесу вам свой экземпляр. И расписание съемок тоже, и вы воочию увидите, почему на нашу работу уходит так много времени.
* * *Сценарий Проспера переписывался и перечеркивался десятки раз, а актерский состав менялся чаще, чем имена в бомбейской телефонной книге – что неудивительно, если принять во внимание время, прошедшее с начала съемок.
– Неплохое рабочее название, – похвалила я. – «Отражение моря».
– Аллюзия на стихотворный комментарий У. Одена к «Буре».
– Зрителям придется несколько освежить свою эрудицию, прежде чем идти на фильм Проспера, – сказала я сухо, пробегая глазами краткое содержание сценария на первой странице. – Можно мне скопировать первые страницы? И съемочное расписание?
– Конечно. – Моя просьба доставила ему удовольствие. – Мистер Шарма – такой умница. Вот, посмотрите, он из Просперо сделал жестокого колонизатора, какими на самом деле и были Моголы. Просперо высаживается на острове – читай, в Индии – и силой пытается лишить его население истории, традиций, религии и точно так же, как он это делает с Калибаном, навязать всему народу свой язык и свою мораль. Первоначальная идея, конечно, принадлежит Калебу Мистри, но с тех пор значительно углублена и расширена.
– Вы ведь работали с Калебом Мистри, не так ли?
– Только над одним фильмом, над «Циклоном».
– А почему же только над одним? Фильм не получился?
– Нет, дело не в этом. – Салим явно колебался. – Видите ли, мисс Розалинда, режиссер должен полностью доверять своему оператору, потому что оператор выстраивает кадр, делает общее панорамирование, осуществляет вертикальное панорамирование, ведет наезд. Конечно, пользуясь советами режиссера. Но режиссер узнает, правильно ли уловил оператор его идею, только когда просмотрит отснятый материал.
– Да, конечно, я понимаю, это такой тип партнерства, в котором каждый из партнеров должен абсолютно доверять другому. Чем-то похоже на брак. А как у вас все складывается в случае с Проспером?
– Мистер Проспер всегда всем руководит, как Альфред Хичкок. Ему нравится работать в студии, в которой он может имитировать дневной свет с помощью моргающего освещения, или на съемочной площадке, подобной этой. Ему хочется управлять всем, даже погодой.
Когда-то Калеб делал идеально точные миниатюрные модели съемочных площадок мистера Проспера из картона, вплоть до мельчайших подробностей. Но когда Калеб сам занялся режиссурой, он стал стремиться все снимать на натуре, при этом он работает очень быстро, с ручным «Аррифлексом» и даже во время дождя. Другие операторы тоже говорили ему, что нельзя снимать в дождь. А он был настолько наивен, что решил проверить. И обнаружил, что они не во всем правы.
– Не во всем правы?
Салим пожал плечами:
– Он попробовал, и у него получилось.
– Ну и в чем же проблема?
– Калеб слишком часто рискует. У него нет ни в чем твердо установленных рамок, съемочное расписание ежедневно меняется. Он как-то сказал, что оператор, работающий на мистера Проспера, напоминает ему слепца, которого ведет собака-поводырь. Но, с другой стороны, тот же самый Калеб набрасывался на нас в припадке ярости, если мы допускали малейшую неточность в воплощении его замысла. Правда, теперь он, кажется, научился держать себя в руках. Его даже называют «дадасахиб». В своей работе он начинает все больше напоминать мистера Проспера. – Салим взглянул на часы. – Наверное, вы хотите есть?
