Сергей Бакшеев - Галактика мозга
— Да. Проблема.
Мужчина и женщина пожирали глазами друг друга. Между ними зияла расправленная постель. Антона тянуло к Ольге. Что бы она сейчас не говорила, он чувствовал — она пахла желанием. Неповторимый запах любимой женщины, готовой к объятиям, распалял его.
— А может? — Антон опустил взгляд на постель.
— Даже не знаю.
— Ради Саши.
— Только ради него.
Женские ресницы дрогнули. Одеяло, которым она загораживалась, выскользнуло из ослабевших пальцев.
Тени на потолке исчезли. Лампа оказалась выше людей. Ее желтый глаз под абажуром не видел, чем они занимались. Лишь изредка в освещенный круг попадали пальцы, сжимавшие простынь, и обнаженные ноги, дергавшиеся в неистовом напряжении.
From: [email protected]
To: [email protected]
Ты чем там занимаешься? Его вот-вот приберут к рукам японцы! Он ускользает! Не давай ему расслабиться. Неужели трудно понять, его мозги — наша единственная надежда. Лучше его убить, чем отдать другим!
From: [email protected]
To: [email protected]
А что делаешь ты? Почему до сих пор не можешь соблазнить заблудшую овечку? Может, этим заняться мне? Наверняка у меня получится лучше.
49
Счастье ласкало и обволакивало. Антон Шувалов не помнил, чтобы он когда-нибудь пребывал в таком прекрасном настроении. После примирения с женой они подарили друг другу удивительную ночь, когда два истосковавшихся человека задыхались от страсти, и каждый стремился отдать другому больше, чем получить взамен.
Утром Антон отвел Сашу в школу. Он успел о многом поговорить с сыном, открывая неизведанное для себя удовольствие от общения на извечные детские темы, которые для шестилетнего мальчика кажутся самыми важными на Земле. Потом настало время вспомнить о науке. Он позвонил и убедился, что Кейджи Танака чувствует себя хорошо, а имплантированные нейрочипы посылают правильные сигналы на компьютер.
Его позабавил звонок Николая Наумова из Америки. Оказывается, ему в три адреса послано приглашение на конференцию в Бостон: в Институт нейронауки, на квартиры жены и родителей, а в посольстве США готовы мгновенно оформить долгосрочную визу. Но Шувалов в Бостон даже тезисы не посылал. Это не проблема, заверял Наумов. Громкое имя откроет любые двери. Его по-прежнему зовут возглавить лабораторию, и конференция — отличный повод на месте обсудить детали серьезного предложения. Шувалов был настолько счастлив своим нынешним состоянием, что позволил себе анекдот об американцах, чем, кажется, обидел Наумова.
Днем Антон встретил сына около школы. Гордый Саша познакомил его с другом Вовкой и рассказал, как толстяк Игорь снова пытался задираться, но Вовка, самый смелый в классе, встал на его сторону, дал отпор, и никто больше его не дразнит. Саша говорил взахлеб, заикался, но от счастья даже не обращал на это внимания.
Они не спешили домой, а пошли в кино. Потом посетили «Макдоналдс». Отец готов был продолжить беззаботную прогулку, но счастливый мальчик сам напомнил беспечному папе, что вообще-то ему еще надо делать уроки.
Идиллия закончилась там же, где началась.
Ольга сидела на кухне. Она была лишь бледной тенью вчерашней счастливой женщины. Боль и тоска вернулись к ней. Запахи в комнате отсутствовали. На плите не скворчала сковородка, не булькала кастрюля, на столе не было нарезанных овощей или хлеба. Ничто не говорило о том, что хозяйка собирается готовить ужин. Перед ней стоял полный стакан воды, который она подготовила, но забыла выпить.
Женщина не откликнулась на радостные возгласы мужчин. Не выражая никаких эмоций, она обняла сына и даже не спросила, как дела в школе. Саша стал рассказывать о кино и «Макдоналдсе», но, увидев, что его не слушают, замолк.
— Тебе пора делать уроки, — подсказал Антон.
Ребенок вышел. Ольга, не глядевшая до этого на мужа, подняла потухший взгляд. Ее губы сухо шевельнулись.
— Ты обманул меня.
— В чем? — обескураженный Антон опустился на стул.
— В самом главном.
— Я не понимаю тебя, Оля.
— Вчера ночью ты разыграл спектакль. Упал на колени, говорил ласковые слова. — Она обхватила ладонями опущенную голову и замотала ею. — А я то, дура, поверила.
— Я говорил правду.
— Ложь! — растопыренные пальцы взметнули пышные волосы.
— Я могу повторить каждое слово.
— И опять обманешь!
— Я люблю тебя, Оля.
— Вот в этом ты и обманул.
— Почему? Что случилось?
Ольга открыла сумочку и достала фотографию.
— Когда любят, не изменяют.
Она швырнула карточку. На снимке Елена Репина, сидящая в машине Антона, целовала его в щеку.
— Но это всего лишь дружеский поцелуй.
— Всего лишь, — горько усмехнулась Ольга. — Наверное, я тебе должна быть благодарна за то, что вы прилюдно не занимаетесь сексом.
— Мы с Репиной коллеги.
— Ну да. И Людочка была коллегой. Ну, та хоть моложе меня, а эта… Тебе все равно с кем? Лишь бы меня унизить, сделать мне больно?!
— Это не так. Ты говоришь глупости.
— Ну, конечно. Кругом одни идиоты, умные слова можешь говорить только ты!
— Оля, давай успокоимся.
— Мне противно тебя слушать.
— Оля, вчера мы с тобой…
— Ну, скажи, что у вас ничего не было. Соври! Я ведь глупая, поверю. Да кто я такая, чтобы со мной считаться! Пошли к черту — и всё! Ведь ты — великий ученый. Твой кумир — Ландау, который открыто имел любовниц и даже придумал теорию для оправдания своей похоти. Вам можно. Вы избранные. Для вас это смена эмоций, оздоровление организма, перекачка крови из уставшей башки в свербящую мошонку! Или что там еще? Какая теория заготовлена у тебя?
— При чем тут Ландау?
— Я не собираюсь этого терпеть! Уходи к любовницам.
— У меня их нет. Ты единственная женщина…
— …которую ты обманываешь, — подхватила распаленная супруга. — Остальным бабам говоришь правду?
— О чем ты, Оля?
— Когда тебя выперли из института, господин великий ученый, ты не сказал мне. Тебе было стыдно признаться. Я узнала об этом от других людей. А теперь узнаю и о твоих похождениях.
— Всё совсем не так.
— В чем я ошибаюсь?
— Это, — Антон беспомощно потряс фотографией, — это ничего не значит.
— Скажешь, кроме поцелуя между вами ничего не было? Вы, как пионеры, только подержались за ручку?
Шувалов опустил голову. Ему было мерзко и противно, стыд сжигал его. Он жалел о своей ненужной мимолетной связи, но изменить уже ничего не мог.
— Чего же ты молчишь? Продемонстрируй свои артистические способности. Ври! Обманывай! Я внимаю твоему таланту.
— Я не буду тебе врать, Оля. Не обманывал я и вчера… Поверь, я люблю только тебя.
— А как же Репина?
Шувалов долго молчал. Наконец, решился. Признание давалось ему с трудом.
— Я один раз… переночевал у нее. О чем очень жалею… Больше этого не повторится.
— Один раз переспал. Опять один раз. С каждой сотрудницей всего по разу! Какая мелочь! Разве это измена? Просто хобби бессовестного самца. Сколько же еще у тебя осталось неоприходованных коллег с накрашенными губками?
— А что у тебя делает Вербицкий? Почему он шляется к тебе? — неожиданно вспылил Антон и тут же раскаялся.
Невыразимая обида сочилась из женских глаз. Из тех самых огромных красивых любимых глаз, которые он вчера, как и все тело, покрывал бесконечными поцелуями.
— Потому что я… шлюха? — промолвила Ольга. — Ты это хотел услышать?
Она расплакалась и отвернулась. В дверях показался настороженный Саша. Шувалов не знал, что делать.
— Уходи отсюда. Уходи, — причитала сквозь всхлипы обиженная женщина. — Я не хочу тебя видеть!
50
Предупредительный Хисато Сатори встретил Антона Шувалова и Сергея Задорина в холле отеля «Националь».
— Просу, — любезно пригласил японец после чопорного приветствия.
Пока гости поднимались в самый роскошный номер отеля обходительный Сатори поинтересовался:
— Госпожа Репина не мозет прийти? Она занята?
— Занята, — ухватился за вежливую подсказку Шувалов. — И очень сожалеет об этом.
Задорин с укором посмотрел на старшего коллегу. «Обманывать не хорошо», — сказали его глаза. «А объяснять долго», — также взглядом ответил Шувалов. Не мог же он пересказать японцу сложный разговор с Еленой Репиной в ресторане, после которого она всячески избегала общения с ним. Вот и сегодня, с присущей ей прямотой, отказалась смотреть на результаты своей чудо-операции только потому, что не желала оказаться в одной компании с Антоном.
Они прошли мимо высокого зеркала. Шувалов мельком увидел свое отражение и вновь вспомнил об Ольге. Жена всегда заботилась о его внешнем виде, подбирала рубашки и галстуки, напоминала об осанке. В последнее время он был предоставлен самому себе. Это особенно чувствовалось в изысканной обстановке шикарного отеля.
